Наконец она открыла глаза.
- Миленький мой ребеночек, - произнесла она, адресуясь к предмету, который держала в руках. - Дорогой мой. Милый мой Джеральд. - Сделав небольшую паузу, она снова поглядела на свои руки, и по ее лицу пробежала тень недоумения. - Или это не Джеральд, а Эдвин? - Она медленно кивнула головой. - Конечно, не Джеральд. Это Эдвин. - И она принялась мычать что-то нечленораздельное, продолжая что было силы раскачиваться на стуле.
Тот, кто увидел бы Адель Фарли час спустя, наверняка решил бы, что перед ним совсем другой человек, настолько разительным показалось бы ему произошедшая метаморфоза. Не осталось и следа того возбуждения, в тисках которого она еще так недавно находилась; ее манеры обрели спокойную сдержанность. Одновременно с этим состояние горячки, отражавшееся в ее лихорадочно блестевших глазах, сменилось сосредоточенностью и осмысленностью, не имевшими ничего общего с полубезумным поведением и внешним видом.
Выглянув снова во двор, Адель на сей раз обратила внимание на то, что за окном идет дождь. Причем не обычный для Йоркшира легкий дождичек начала весны, это был настоящий потоп. Вот уж действительно разверзлись небесные хляби: струи воды, подстегиваемые порывами ветра, хлестали по оконному стеклу, дребезжавшему от бешеного напора. Как безумные, метались ветви деревьев, и сад, казалось, вот-вот не выдержит и оторвется от земли. Только вересковые пустоши оставались такими же, как всегда, невозмутимыми и мрачными, и все так же неприступно стояли на фоне потемневшего неба скалистые горы. Адель задрожала при виде этих ужасных громадин. Уроженка южных мест Англии, она всегда страшилась этих суровых краев, столь непохожих на буколические прелести зеленого Суссекса. Здесь, казалось ей, горы, словно тюремные стражи ограждают ее от мира - такими же „пленниками” были дом и деревушка, принадлежащие Фарли. В Йоркшире она всегда чувствовала себя чужой. Чужой в чужих краях.
Ее била дрожь. Она замерзала - пальцы рук и ног превратились, как ей казалось, в сосульки. Адель вся сжалась, кутаясь в свое легкое шелковое одеяние, тщетно пытаясь согреться. Дрова в камине, заметила она в ужасе, тем временем догорели, и там оставалось лишь несколько дотлевающих головешек. Отойдя от окна, Адель наткнулась на валявшийся на полу графин - она даже не заметила, как выпустила его из рук. „Как это могло случиться, - подумала она, поднимая его и с недоумением разглядывая. - И почему он очутился здесь?” Неужели она вынимала его из стеклянного шкафа? И тут ей вспомнилось: она сама, захотев выпить, доставала графин. Когда это было? Час или, может быть, два назад? Этого она не помнила. Она вообще не помнила ничего, что было с ней с утра. Адель тихо засмеялась. До чего все это глупо, подумалось ей. Ее страхи, охватившая ее паника... Чего ей бояться? Ей, хозяйке этого дома. Да надо только позвонить, вызвать Мергатройда и велеть ему принести бутылку виски. Вот и все. И еще бренди. Конечно, втайне от Адама, как всегда и делал дворецкий, прекрасно ее понимавший.
Тихое звяканье фарфора в коридоре, становившееся все громче по мере приближения ее к гостиной, известило Адель о том, что через две-три секунды сюда принесут завтрак. Адель поспешно поставила графин в шкафчик, повернула в замке ключик и почти выбежала из комнаты, что было ей несвойственно. Ее волнистый пеньюар напоминал теперь два прозрачных вздымавшихся крыла, по плечам змеились серебристые волосы.
Неслышно прикрыв за собой дверь спальни, Адель прислонилась к ней и улыбнулась, явно довольная собой. „Надо будет, - решила она, - подобрать какое-нибудь подходящее утреннее платье, а после завтрака срочно заняться своим лицом и прической. Потом можно будет послать и за Мергатройдом”. Подходя к гардеробу, где висели ее платья, она все время твердила себе: „Хозяйка Фарли-Холл - это я! Я и никто другой. Надо, чтобы об этом знали все. И с сегодняшнего же дня! Конечно, очень мило со стороны моей сестры Оливии, что она так много взяла на себя по дому после того, как приехала сюда в феврале. Но настало время вернуть себе те обязанности по ведению хозяйства, которые сейчас в руках Оливии”.
- Я уже достаточно хорошо себя чувствую, чтобы взять бразды правления, - произнесла она вслух с полной уверенностью в правоте своих слов.
„К тому же, - продолжала она уже про себя, - Адаму наверняка это придется по душе”. При мысли о муже у нее перехватило горло. Адель нахмурилась. Придется ли ему это по душе? Ведь он считает ее дурочкой, не то что сестру, которая для него является образцом всего самого лучшего, что только может быть у женщины. В последнее время Адам все чаще казался ей человеком, окруженным стеной отчуждения и сдержанности. В сущности, он был таким и прежде. Ее снова зазнобило. В течение нескольких недель, встречаясь с ним, она видит в его глазах еще и скрытую угрозу, пугавшую ее. Его белесые глаза неотступно следили за ней. И глаза Оливии тоже. Они не догадываются, а между тем она - в свою очередь - следит за тем, как эти двое следят за ней и шепчутся по углам. Они наверняка в сговоре. И что-то против нее замышляют. Но раз она об этом знает, у них ничего не выйдет. Но ей нельзя терять бдительности. Адам, Оливия. Ее враги.
Галлюцинации снова завладели ею. С поспешностью и бешеной энергией Адель стала, одно за другим, вытаскивать платья и бросать их на пол, словно это были ненужные тряпки. Платье, которое она искала, все не попадалось. Это было особое платье, обладавшее особой силой. Она знала: стоит ей надеть его - и она снова станет полновластной хозяйкой Фарли-Холл. В этом Адель не сомневалась. И ведь платье где-то тут. Должно быть тут... если... если только Оливия его не украла. Как украла она ее господствующее положение в этом доме!
И Адель все доставала и отшвыривала платья и другую одежду, пока в шкафу уже ничего не осталось. Она долго смотрела на опустевший шкаф и затем отрешенно взглянула на гору платьев, возвышавшуюся на полу - шелк и атлас, жоржетт и шифон, бархат и шерсть. Разных цветов и оттенков. И все это валяется сейчас у нее под ногами.
Почему? - напряженно думает она. Почему все эти пеньюары, утренние платья и вечерние наряды брошены на пол? Она что-то искала. Но что? Она не помнила. Переступив через валявшуюся одежду, Адель двинулась к высокому зеркалу возле окна. Стоя перед ним, она принялась задумчиво играть со своими волосами, поднимая их над головой и затем позволяя им падать на спину. Она делала это медленно, повторяя - раз за разом - одни и те же движения и следя за тем, как меняется их цвет. Взгляд ее снова был отсутствующим, на лице не отражалось ни малейшего чувства - Адель опять впала в невменяемое состояние.
14
Эмма так торопилась, что почти вбежала в гостиную Адель Фарли в своих новых, начищенных до зеркального блеска, черных ботинках на пуговичках, она едва касалась пола;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138