ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– тихо спросила она.
– Так все так плохо? Хуже чем все, что я когда-либо видел?
Я сказал Атаре о тысячах смертей, которыми умирал во снах, и затронул что-то в ней, заставив содрогнуться.
– Что это?
Атара дрожала всем телом.
– Прошу, скажи, – привлек я ее к себе.
– Нет, не могу, не должна – не должна этого делать, – прошептала Атара.
Она покрывала поцелуями мои руки и глаза, шрам на лбу, крепко прижав меня к себе, потом опустилась на колени, обняв мои ноги руками, уткнувшись лицом в бедра и всхлипывая.
– Атара, Атара, – позвал я ее, гладя по волосам.
Через некоторое время, когда ночной ветер остудил ее печаль, Атара смогла снова подняться и посмотрела на меня.
– Почти всегда, когда я вижу Морйина, я вижу тебя. Вижу твою смерть.
Ветер с ледяных вершин вокруг пробрал меня до костей. Я мрачно улыбнулся.
– Ты сказала, почти всякий раз?
– Да, почти. Есть и другие ответвления, их так мало – но в них ты остаешься жить.
– Так скажи мне, прошу.
Она глубоко вздохнула.
– Я видела, как ты склоняешься перед Морйином – и живешь.
– Этого никогда не будет.
– Я видела, как ты поворачиваешь от Аргатты прочь и уходишь от него. Со мной, Вэль. Прячешься.
– Этого не может быть никогда, – тихо сказал я.
– Я знаю, – прошептала она сквозь слезы. – Но мне бы этого хотелось.
Я крепко прижал Атару к себе, ощущая, как бьется ее сердце.
– Должен быть путь. Я должен верить, что путь есть всегда.
– Но что, если его нет?
Звездный свет отражался от снега, и его хватило, чтобы я заметил в ее глазах ужас.
– Если ты видела мою смерть в Аргатте, то должна сказать мне. Так я смогу бороться с ней и выбрать собственную судьбу.
– Ты не понимаешь. – Она покачала головой.
Атара поведала мне кое-что о даре, коснувшемся ее, и попыталась описать пророческое видение как разрастающиеся ветви бесконечного дерева. Каждый момент времени – словно волшебное зерно, наполненное вероятностями. Как внутри девочки скрывается женщина, ждущая цветения, так и в каждом семени скрывается целое дерево жизни. Каждый лист, ветка или цветок, что могут быть, находятся там. Прорицательница раскрывает это зерно своим жаром и волей, страстью к истине и слезами. Двигаться из настоящего в будущее, как делают прорицательницы, значит отыскать вечный золотой стебель, разрывающий зерно и делящийся на две или десять ветвей, и каждая из них делится снова и снова, десяток на десяток тысяч, десяток тысяч на триллионы триллионов ветвей, сияющих где-то за пределами досягаемости. Дерево растет дальше, к солнцу, разветвляясь на бесконечное число вероятностей. И чем выше поднимается прорицательница, тем ярче становится это солнце, пока сияние не становится невыносимым, словно весь свет вселенной тянет ее к единственному золотому моменту в конце времен, который никогда не настанет.
– Это звучит великолепно.
– Ты все еще не понял, – печально сказала она. – Морйин и его лорд, Ангра Майнью, – они отравляют это дерево. Затемняют само солнце. Чем выше я поднимаюсь, тем больше увядших ветвей и мертвых листьев.
Острые порывы ветра, дувшего мне в лицо, казалось, доносили зловоние горящей Библиотеки даже сюда. В тысячный раз я ужаснулся тому, как много людей погибло в ужасном пожарище.
– Но должна быть целая ветвь. Листья, к которым даже он никогда не прикоснется.
– Может быть. Хотела бы я набраться храбрости и посмотреть.
– Что ты имеешь в виду?
Атара положила кристалл в карман и взяла меня за руку.
– Я боюсь, Вэль.
– Ты – и боишься?
Она кивнула. Звездный свет запутался в ее волосах. Потом Атара поведала, что дерево жизни растет в странной темной стране внутри нее самой.
– Там есть драконы.
Она пристально посмотрела на меня. Сердце мое вдруг загорелось свирепым желанием убить конкретно этого дракона.
– Прорицательница – истинная прорицательница – никогда не должна отказываться от исследования дерева. Но высота подводит ее слишком близко к солнцу. К свету. Через некоторое время он обжигает ее и ослепляет – она становится слепа к вещам мира. Ее же мир делается только ярче. Так что дальше она живет больше ради видений, чем ради других людей. И живя так, умирает для мира и делается уродливой в душе. Старой, уродливой, иссохшей. Вот почему люди начинают ее ненавидеть.
Я положил руку Атары себе на запястье, чтобы она могла почувствовать биение пульса.
– Ты думаешь, я смогу когда-нибудь возненавидеть тебя?
– Я умру, если умрешь ты.
Во тьме я заглянул в ее глаза и глубоко вздохнул.
– Должен быть путь.
Путь к тому, чтобы она могла стоять под своим сверкающим внутренним солнцем и вернуться обратно во всей красе, неся свет в ладонях.
– Атара, – прошептал я.
Я знал, что и для меня тоже есть путь к тому, чтобы вэларда не только открывала для меня сердца других, но и мое им.
– Атара, – повторил я.
Что такое любить женщину? Это только любовь, а любовь – это все: теплая и мягкая, словно покрывало, прочная и безупречная, как нетускнеющий алмаз. Она слаще, чем мед, утоляет жажду лучше, чем самый прохладный из горных ручьев. Но это также хвалебная песнь во славу дикой радости жизни. Она заставляет мужчин сражаться со смертью, чтобы защитить возлюбленную, чтобы эта часть сияния и красоты, подобно совершенной розе, продолжала жить, когда уйдет он. Сквозь руки и сердца любовь поет, манит и призывает – призывает раскрыть яркие лепестки души и познать земную славу.
Я коснулся слезинок, блестевших в уголках ее глаз, и вытер их. Долго смотрел на Атару, а она смотрела на меня, потом взяла мою ладонь и прижала ее к влажной щеке, наконец улыбнувшись.
– Спасибо.
Атара достала из кармана белый джелстеи и держала его так, чтобы полированные изгибы камня ловили слабый свет, льющийся с неба. Звезды сияли внутри него, бесконечность звезд. На мгновение ее глаза наполнились их светом, сделались такими же большими, как хрустальный шар. Потом она исчезла в нем, словно нырнув через ледяное озеро в более глубокий мир.
Я ждал на холодном снегу, когда она вернется ко мне, и ждал долго. Созвездия медленно вращались в небесах. Дул резкий ветер, пробиравший меня до костей. Ледяные иглы пробегали по венам и заставляли сердце стучать подобно огромному алому барабану.
– Атара, – прошептал я, но она не слышала.
Где-то сзади храпел Мэрэм, а одна из лошадей тихонько заржала. Эти земные звуки, казалось, разносятся на миллион миль.
– Атара, – повторил я, – пожалуйста, вернись.
Наконец она вернулась. С великим усилием оторвала взгляд от кристалла и посмотрела на меня. На прекрасном лице отражались смерть и глубокая мука. И что-то куда более худшее, чем смерть, наполняло ее глаза и заставляло тело дрожать. Атара тряслась так сильно, что разжала пальцы и выронила джелстеи в снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258