– Да.
Сэр Хамфри открыто намекнул на мою нерешительность. Так оно и есть.
– Но ведь все эти вопросы, как я уже отмечал, должны решаться юристами в ходе соответствующих переговоров.
– Совершенно верно, господин премьер-министр, – подтвердил он. – Но мне показалось, вы сказали, что хотели бы решать все эти вопросы сами. Или я что-то не так понял?
– Да, не так, – раздраженно сказал я. – У меня нет ни малейшего желания копаться в безнадежно запутанных юридических хитросплетениях международного права. Мое дело – это базовые политические вопросы.
– Вот как, – произнес секретарь Кабинета, изобразив на лице нарочитое удивление. – Значит, суверенитет уже не является вопросом политическим? Надо же, как интересно.
Неужели ему нравится так зло шутить? Он ведь прекрасно знает, что я имел в виду!
(Иначе чем чересчур оптимистичным назвать это утверждение Хэкера было просто нельзя. Сэр Хамфри вряд ли даже догадывался, что премьер-министр имел в виду. Даже мы, после столь долгих лет внимательнейшего изучения его более чем откровенных дневников, до сих пор точно не знаем, что он тогда имел в виду. – Ред.)
Более того, он и не думал заканчивать свой неуместно дерзкий перекрестный допрос.
– Полагаю, господин премьер-министр, вы согласны с тем, что данный туннель должен строиться с использованием самых современных технологий?
– Естественно!
– Прекрасно. Значит, тем самым вы фактически согласились с тем, что девяносто процентов всех контрактов будут отданы французским компаниям. Кстати, вы хотите, чтобы надписи делались сначала на французском, и только потом на английском?
– Нет! – твердо заявил я.
– А французы хотят.
– Нет, мы не согласны.
– Тогда мы не сможем провести торжественную церемонию до тех пор, пока не согласимся.
Чуть подумав, я предложил компромисс:
– А почему бы нам не делать надписи на английском первыми на нашем конце, а на французском – на их?
– А как насчет поездов?
Меня все это начинало просто бесить.
– Ради бога, Хамфри, ну какое это может иметь значение?
Он равнодушно пожал плечами.
– Для французов может… Далее. Как быть с меню? На английском или на французском?
– А что, разве их нельзя просто менять местами посередине?
Секретарь Кабинета печально покачал головой.
– Увы, французы будут непоколебимы. Именно поэтому название британского авиалайнера «конкорд» пишется на французский манер – с буквой «е» на конце. Конечно, если вы захотите уступить французам по всем этим пунктам, соглашение с ними могло бы быть подписано немедленно… Или, – он пожал плечами, – вы можете позволить МИДу сделать все, на что они способны.
Все, на что они способны? Похоже, секретарь Кабинета и сам не очень-то верил в их способность достойно представить нашу сторону в этом соглашении.
Хамфри тут же полностью подтвердил мои опасения.
– Боюсь, они тоже мало что смогут сделать, но все-таки у них, надеюсь, это выйдет лучше, чем вышло бы у вас, господин премьер-министр.
В общем-то он прав. И тем не менее, в этом не было никакого здравого смысла.
– Послушайте, Хамфри, – спросил я, – неужели в отношениях с французами нам никогда не удается настоять на своем?
– Нет, удается. Иногда.
– И когда такое было в последний раз?
– В 1815 году. В битве при Ватерлоо, господин премьер-министр.
Пока я, напрягая свою энциклопедическую память и исторические познания, пытался вспомнить, так ли это на самом деле, сэр Хамфри придумал для меня очередной каверзный вопрос.
– А что если террористы «угонят» поезд? И будут угрожать, что взорвут его вместе с туннелем…
Чудовищное предположение! Впрочем, почему предположение?
– Господи, – воскликнул я, – так не лучше ли передать французам юрисдикцию над всем этим проектом. Целиком и полностью! Тогда им самим придется ломать голову.
Сэр Хамфри довольно усмехнулся и покровительственно произнес:
– Вот видите, господин премьер-министр? Если бы переговоры вели вы сами, то уступили бы французам по всем пунктам. Без исключения! К тому же, французы, я в этом практически не сомневаюсь, тайно готовят какой-нибудь коварный план, о котором пока нам ничего не известно. Полагаю, вы догадывались об этом, господин премьер-министр?
И хотя его неприкрытый сарказм был недопустим, мне пришлось признать, что эти переговоры с французами не для меня. С любой другой нацией – да. С ними – никогда! И кроме того… (Господи, почему же мне не пришло это в голову раньше?). Кроме того, мое неучастие будет мне более выгодным.
– Хамфри, если эти переговоры связаны с унизительными уступками, мне бы хотелось, чтобы их вел наш министр иностранных дел.
– А вот это мудро, очень мудро, господин премьер-министр, – одобрительно пробормотал секретарь Кабинета, и, не теряя времени, перешел к другому неприятному делу, которое вызывало у меня сильнейшее раздражение все последнее время. – Не могли бы мы теперь обсудить уже всем порядком надоевший вопрос о мемуарах вашего предшественника?
Мало нам было проблем с его восьмой главой, так он уже приступил к написанию последней – той самой, в которой описывается его отставка и мое возвышение на премьерство. Для чего ему необходим доступ к определенным правительственным документам…
Я спросил, не могли бы мы найти хоть какой-нибудь способ остановить эти чертовы мемуары, пока они окончательно не испортили мою репутацию. Хамфри печально покачал головой.
– Мемуары, увы, это профессиональная опасность. – И он глубоко и шумно вздохнул. Будто вспоминал былое.
С чего бы это ему вздыхать? Ведь четвертовать собирались не его, а меня! Причем самым удручающим было не то, что мой предшественник писал про меня, а сам факт предательства. Ведь до того, как мы прочли первые восемь глав этой книги, я искренне считал его своим другом!
Например, в черновике, который нам доставили сегодня утром, он называл меня… двуличным!
– Это совсем не так, – заявил мой главный личный секретарь, когда я показал ему текст.
Мне, признаться, было приятно услышать его слова.
– И непростительно опрометчиво, – продолжил Бернард. Я с удивлением посмотрел на него. – Опрометчиво?
– И совсем не так, – с подчеркнутым выражением повторил он.
– Как ему не стыдно писать обо мне такую ложь? – риторически спросил я.
– Какую ложь? – спросил Бернард, но потом добавил: – Ах да, понятно…
Иногда мой главный личный секретарь на редкость несообразителен. С чего это он мог подумать, что я собираюсь сменить тему? Оказалось, подумал.
Интересный вопрос: почему бывший премьер-министр счел нужным написать всю эту грязную стряпню? Просто потому, что рассчитывает тем самым увеличить тираж своей книги? Думаю, нет. Некоторые люди лгут не столько потому, что этого требуют их интересы, сколько потому, что это заложено в их натуре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193