Приходится думать не только о себе, но и о стране, ее нуждах, на которые тоже требуются дотации из государственного кошелька… Например, на образование, здравоохранение, искусственные почки…
Я согласно кивнул. По залу пронесся очередной ропот, но на этот раз явного неодобрения. Наконец-то стало ясно: Саймон Монк сдался. Сдался окончательно и бесповоротно! Более того, он быстрым движением выдернул из текста своего выступления два листа и вроде бы небрежно засунул их в боковой карман пиджака. Что ж, красиво, ничего не скажешь. Очевидно, он все-таки не забыл старый как мир афоризм: Никогда не говори, когда сердишься, ибо иначе произнесешь свою самую лучшую речь, о которой будешь жалеть всю оставшуюся жизнь!
Выступление Саймона оказалось на редкость коротким, и его суть сводилась к следующему:
«Полагаю, нам следует радоваться самому факту, что размер гранта хоть немного, но все-таки был увеличен. И значит, еще не все потеряно в будущем. Хотел бы также выразить искреннюю признательность господину премьер-министру, нашему почетному гостю, чье личное вмешательство сделало это увеличение возможным».
Я наградил его одобрительной улыбкой. Поскольку телекамеры были направлены прямо на меня.
– Дамы и господа, – продолжил Саймон, поднимая бокал, – с удовольствием передаю слово нашему почетному гостю, господину премьер-министру, искреннему покровителю искусств.
И он сел под жидкие аплодисменты всех тех, кого его слова явно не устроили. Они, само собой разумеется, мало что знали, но я, как мог, компенсировал это, произнеся короткую и предельно впечатляющую речь. Прежде всего демонстративно показав ему, что я тоже изымаю соответствующие страницы из моего выступления. А потом прошептал на ухо сэру Хамфри:
– Отличная речь, вы не находите?
У секретаря Кабинета был такой же сердитый вид, как и у всех остальных театралов. Тем не менее, он счел возможным процедить сквозь сжатые губы:
– Да, господин премьер-министр.
Хотя, собственно говоря, в глубине души старина Хамфри всегда был одним из них, из театралов.
17
Национальная система образования
11 декабря
От искусств к образованию – настоящему образованию! У партии образовались серьезные проблемы с местными властями и… нашей образовательной системой.
Впрочем, сегодняшний день оказался весьма забавным и по иным причинам. Прежде чем приступить к мелким, каждодневным проблемам, связанным с ситуацией в отношении британских школ, мне пришлось провести чуть ли не весь день, так сказать, «на мировой арене», по-государственному решая вопросы, которые могут оказать существенное воздействие на будущее всего человечества.
Вскоре после Рождества мне предстоит официальная поездка в США, которая, не сомневаюсь, заметно повысит мой рейтинг в опросах общественного мнения. Кроме того, мне бы хотелось нанести краткий визит в Москву, дня на два-три, не больше. Пусть собственными глазами избиратели увидят, что я тот самый лидер, который стремится принести им мир!
Конечно, не факт, что мне удастся сделать это в ближайшем будущем – для этого потребуются какие-нибудь внеочередные «рабочие похороны», но для имиджа это в любом случае было бы просто отлично.
Поэтому сегодня утром я первым делом еще раз просмотрел текст своего выступления в ООН, которое мне предстоит сделать во время пребывания в Нью-Йорке. А что? На мой взгляд, вполне удачно. Целиком и полностью основано на хартии ООН! Наш МИД прислал мне копию текста с приложением. Первая фраза в нем звучала следующим образом:
«МЫ, ОБЪЕДИНЕННЫЕ НАЦИИ, РЕШИЛИ:
спасти последующие поколения от страха мировой войны, которая вот уже дважды в жизни нашего поколения приносила людям неисчислимые беды и страдания. А также:
восстановить доверие к незыблемости фундаментальных прав человека, к достоинству и величию личности, к равным правам мужчин и женщин, к равноправию больших и малых народов. Равно как:
создать условия, при которых будут полностью соблюдены справедливость и уважение обязательств, возникающих в результате соглашений, договоров и иных источников международного права. А также:
всячески содействовать социальному прогрессу и повышению уровня жизни населения земли,
В ЦЕЛЯХ ЧЕГО МЫ ТВЕРДО НАМЕРЕНЫ:
всячески и всемерно утверждать чувство терпимости, жить, как добрые соседи, в мире друг с другом;
объединять наши усилия в целях поддержания мира и безопасности, совместно стремясь к повсеместному воплощению принципов и методов, исключающих практическое применение вооруженных сил для решения конфликтов;
максимально эффективно использовать международные механизмы для всемерного продвижения экономического и социального процветания всех народов;
ПРОЯВЛЯТЬ РЕШИМОСТЬ И ПОЛИТИЧЕСКУЮ ВОЛЮ ДЛЯ ДОСТИЖЕНИЯ ВСЕХ ЭТИХ ЦЕЛЕЙ».
Первый вариант моего выступления акцентировал внимание на абсолютной вере британцев в мир, свободу и справедливость. В нем также подчеркивалась невозможность справедливости, когда в тюрьмах большинства государств-членов ООН томятся узники совести; невозможность свободы, когда в большинстве этих стран однопартийное правительство (идея в принципе вполне привлекательная, если, конечно, вы сами возглавляете то самое однопартийное правительство); и практическая невозможность достичь мира во всем мире, когда чуть ли не все вокруг слепо голосуют не за вас, а за кого угодно… (Интересно отметить, что Хэкер, несмотря даже на столь долгое пребывание в правительстве, в душе оставался в каком-то смысле моралистом. Хотя при этом, судя по всему, не очень-то стремился претворять свои вполне христианские взгляды в практику повседневной жизни. – Ред.)
МИД не имел возможности внимательно изучить вариант моего выступления – они получили его только в субботу, – но сразу же его отвергли. Дик Уортон (постоянный заместитель министра иностранных дел – Ред.) позвонил мне и сказал, что мне ни в коем случае не стоит все это говорить.
– Потому что это неправильно? – спросил я.
– Нет, потому что это правильно, – ответил он.
Я сказал ему, что не хотел бы снова и снова повторять избитые клише (фраза «повторять избитые клише» сама по себе избитое клише – Ред.) А затем настойчиво повторил, что мне надо хоть что-нибудь сказать о мире и свободе. Дик Уортон возразил, что если уж мне это так надо, то в ООН можно говорить о мире, но не о свободе – это вызывает слишком противоречивые чувства. Я возразил, что противоречить в публичных выступлениях это совсем не страшно. Противоречивость ведет к сенсационным заголовкам газет!
После обеда я готовился к ответам на вопросы в палате общин. По мнению моего парламентского секретаря, наиболее коварных вопросов, скорее всего, следует ожидать от антиядерных лоббистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
Я согласно кивнул. По залу пронесся очередной ропот, но на этот раз явного неодобрения. Наконец-то стало ясно: Саймон Монк сдался. Сдался окончательно и бесповоротно! Более того, он быстрым движением выдернул из текста своего выступления два листа и вроде бы небрежно засунул их в боковой карман пиджака. Что ж, красиво, ничего не скажешь. Очевидно, он все-таки не забыл старый как мир афоризм: Никогда не говори, когда сердишься, ибо иначе произнесешь свою самую лучшую речь, о которой будешь жалеть всю оставшуюся жизнь!
Выступление Саймона оказалось на редкость коротким, и его суть сводилась к следующему:
«Полагаю, нам следует радоваться самому факту, что размер гранта хоть немного, но все-таки был увеличен. И значит, еще не все потеряно в будущем. Хотел бы также выразить искреннюю признательность господину премьер-министру, нашему почетному гостю, чье личное вмешательство сделало это увеличение возможным».
Я наградил его одобрительной улыбкой. Поскольку телекамеры были направлены прямо на меня.
– Дамы и господа, – продолжил Саймон, поднимая бокал, – с удовольствием передаю слово нашему почетному гостю, господину премьер-министру, искреннему покровителю искусств.
И он сел под жидкие аплодисменты всех тех, кого его слова явно не устроили. Они, само собой разумеется, мало что знали, но я, как мог, компенсировал это, произнеся короткую и предельно впечатляющую речь. Прежде всего демонстративно показав ему, что я тоже изымаю соответствующие страницы из моего выступления. А потом прошептал на ухо сэру Хамфри:
– Отличная речь, вы не находите?
У секретаря Кабинета был такой же сердитый вид, как и у всех остальных театралов. Тем не менее, он счел возможным процедить сквозь сжатые губы:
– Да, господин премьер-министр.
Хотя, собственно говоря, в глубине души старина Хамфри всегда был одним из них, из театралов.
17
Национальная система образования
11 декабря
От искусств к образованию – настоящему образованию! У партии образовались серьезные проблемы с местными властями и… нашей образовательной системой.
Впрочем, сегодняшний день оказался весьма забавным и по иным причинам. Прежде чем приступить к мелким, каждодневным проблемам, связанным с ситуацией в отношении британских школ, мне пришлось провести чуть ли не весь день, так сказать, «на мировой арене», по-государственному решая вопросы, которые могут оказать существенное воздействие на будущее всего человечества.
Вскоре после Рождества мне предстоит официальная поездка в США, которая, не сомневаюсь, заметно повысит мой рейтинг в опросах общественного мнения. Кроме того, мне бы хотелось нанести краткий визит в Москву, дня на два-три, не больше. Пусть собственными глазами избиратели увидят, что я тот самый лидер, который стремится принести им мир!
Конечно, не факт, что мне удастся сделать это в ближайшем будущем – для этого потребуются какие-нибудь внеочередные «рабочие похороны», но для имиджа это в любом случае было бы просто отлично.
Поэтому сегодня утром я первым делом еще раз просмотрел текст своего выступления в ООН, которое мне предстоит сделать во время пребывания в Нью-Йорке. А что? На мой взгляд, вполне удачно. Целиком и полностью основано на хартии ООН! Наш МИД прислал мне копию текста с приложением. Первая фраза в нем звучала следующим образом:
«МЫ, ОБЪЕДИНЕННЫЕ НАЦИИ, РЕШИЛИ:
спасти последующие поколения от страха мировой войны, которая вот уже дважды в жизни нашего поколения приносила людям неисчислимые беды и страдания. А также:
восстановить доверие к незыблемости фундаментальных прав человека, к достоинству и величию личности, к равным правам мужчин и женщин, к равноправию больших и малых народов. Равно как:
создать условия, при которых будут полностью соблюдены справедливость и уважение обязательств, возникающих в результате соглашений, договоров и иных источников международного права. А также:
всячески содействовать социальному прогрессу и повышению уровня жизни населения земли,
В ЦЕЛЯХ ЧЕГО МЫ ТВЕРДО НАМЕРЕНЫ:
всячески и всемерно утверждать чувство терпимости, жить, как добрые соседи, в мире друг с другом;
объединять наши усилия в целях поддержания мира и безопасности, совместно стремясь к повсеместному воплощению принципов и методов, исключающих практическое применение вооруженных сил для решения конфликтов;
максимально эффективно использовать международные механизмы для всемерного продвижения экономического и социального процветания всех народов;
ПРОЯВЛЯТЬ РЕШИМОСТЬ И ПОЛИТИЧЕСКУЮ ВОЛЮ ДЛЯ ДОСТИЖЕНИЯ ВСЕХ ЭТИХ ЦЕЛЕЙ».
Первый вариант моего выступления акцентировал внимание на абсолютной вере британцев в мир, свободу и справедливость. В нем также подчеркивалась невозможность справедливости, когда в тюрьмах большинства государств-членов ООН томятся узники совести; невозможность свободы, когда в большинстве этих стран однопартийное правительство (идея в принципе вполне привлекательная, если, конечно, вы сами возглавляете то самое однопартийное правительство); и практическая невозможность достичь мира во всем мире, когда чуть ли не все вокруг слепо голосуют не за вас, а за кого угодно… (Интересно отметить, что Хэкер, несмотря даже на столь долгое пребывание в правительстве, в душе оставался в каком-то смысле моралистом. Хотя при этом, судя по всему, не очень-то стремился претворять свои вполне христианские взгляды в практику повседневной жизни. – Ред.)
МИД не имел возможности внимательно изучить вариант моего выступления – они получили его только в субботу, – но сразу же его отвергли. Дик Уортон (постоянный заместитель министра иностранных дел – Ред.) позвонил мне и сказал, что мне ни в коем случае не стоит все это говорить.
– Потому что это неправильно? – спросил я.
– Нет, потому что это правильно, – ответил он.
Я сказал ему, что не хотел бы снова и снова повторять избитые клише (фраза «повторять избитые клише» сама по себе избитое клише – Ред.) А затем настойчиво повторил, что мне надо хоть что-нибудь сказать о мире и свободе. Дик Уортон возразил, что если уж мне это так надо, то в ООН можно говорить о мире, но не о свободе – это вызывает слишком противоречивые чувства. Я возразил, что противоречить в публичных выступлениях это совсем не страшно. Противоречивость ведет к сенсационным заголовкам газет!
После обеда я готовился к ответам на вопросы в палате общин. По мнению моего парламентского секретаря, наиболее коварных вопросов, скорее всего, следует ожидать от антиядерных лоббистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193