А также портреты на стенах и фарфор в секретере. Прекрасно понимая, что все это не моя личная, а государственная собственность, она, неизвестно почему, сочла необходимым подчеркнуть, что за содержимое моего кабинета можно было бы получить, как минимум, около „восьмидесяти штук“.
– Вполне хватило бы на содержание двадцати неполных семей в течение целого года, – многозначительно заметила она.
Восемьдесят штук! По-моему, это сильное преувеличение, но даже если допустить, что так оно и есть, то с экономической точки зрения подобные оценки иначе чем безграмотными просто не назовешь. Я пытался было объяснить ей, что в долгосрочном плане „обездоливание“ имущих не ведет к созданию дополнительных благ для бедных, скорее, наоборот, когда она вдруг спросила меня о моей зарплате. Я категорически отказался обсуждать с ней свои доходы, но, оказывается, Агнесс предусмотрительно навела соответствующие справки. Боже, где же уважение к личности, к личной жизни? Неужели не осталось ничего святого?!
Мало того, у нее хватило дерзости предложить мне добровольно сократить свои доходы до ста фунтов в неделю, а остальные 75 тысяч в год отдать тем, кому они намного нужнее. Я еще раз попробовал объяснить ей, что моя зарплата – неотъемлемая часть сложной экономической структуры, но она снова не пожелала ничего слышать. Пообещала только, что когда придет к власти (упаси, конечно, Господь!), то первым делом упростит эту нелепую структуру. Вот так, ни больше, ни меньше…
Учитывая деликатность своей миссии, я был готов молча проглотить пилюлю, однако эта треклятая женщина зашла слишком далеко! Высказала нелепейшее предположение, будто мое служение Британии направлено также и на получение мною личных выгод.
Впрочем, хотя мисс Мурхаус, похоже, основательно подготовилась к нашей встрече (во всяком случае, в смысле моих доходов), я тоже не сидел сложа руки и, в свою очередь, задал ей несколько вопросов. В частности: Каким, интересно, образом и насколько запрет на „откровенно сексистские“, по ее мнению, календари в офисе Совета помогли решению проблемы нищеты?
Ее ответ был в высшей степени показательным:
– Сексизм – это одна из форм антиженского колониализма, – не задумываясь, отчеканила она. А ведь куда более правильным было бы назвать эти календари непристойными. Впрочем, сейчас слово „непристойный“ чаще употребляется в отношении войны, финансового мошенничества или иных форм человеческого поведения, которые в принципе могут быть не совсем правильными, но уж никак не непристойными.
Послушать Агнесс, так колониализм – это мерзкое чудовище. По определению. И доказывает это самим фактом своего существования. Причем достаточно связать это слово, скажем, с сексистскими календарями, и больше ничего не надо доказывать. Поэтому пришлось спросить ее, можно ли считать антиженский колониализм достаточным основанием для поощрения и поддержки советом Хаундсворта усыновления детей незамужними работающими лесбиянками.
– Безусловно, – не раздумывая, подтвердила она. – Я против любых предрассудков. Даже если они проявляются в экзотических формах. И всегда возражала против того, чтобы дети воспитывались в атмосфере предвзятости в плане сексуальной ориентации.
Тогда я поинтересовался, чему больше помогает проводимая ей политика запрета на продажу инкубаторских яиц в их округе – борьбе против гетеросексуальных предрассудков, борьбе за права женщин или борьбе с бедностью?
Ее ответ:
– У животных тоже есть права. – Может, это колониализм против цыплят, но я не сдержал усмешки. Чем вызвал у нее бурю эмоций. – Жизнь цыплят за инкубаторской решеткой нельзя назвать жизнью! Вот вам, например, хотелось бы провести всю свою жизнь в заточении, лишенным возможности дышать свежим воздухом, расправлять крылышки, бегать по зеленой травке? Хотелось бы быть помещенным в тесную клетку вместе с шестью сотнями других безмозглых, противно пищащих и воняющих существ?
Естественно, нет. Наверное, поэтому мне никогда не нравился наш парламент. Впрочем, главное в данном случае заключалось в том, что инкубаторские курицы способны производить яиц и намного больше, и намного дешевле, то есть обеспечивать едой нуждающихся, о своей любви к которым она так любит повторять.
Но Агнесс, судя по всему, не собиралась признавать даже очевидное.
– Цена страданий, причиняемых цыплятам, непомерно высока, – упрямо заявила она.
Самое интересное заключалось в том, что в каком-то смысле я был с ней даже согласен: лично я предпочитаю покупать яйца, снесенные обычными курами, хотя они и намного дороже, поскольку, в отличие от многих других, вполне могу себе это позволить. Наверное, заботой о животном мире и следовало объяснять развернутую ею кампанию против воровства домашних кошек. Впрочем, сделай я справедливое замечание, что куда разумнее было потратить эти деньги на нуждающихся, Агнесс, не сомневаюсь, ответила бы, что они и без того тратятся на нуждающихся… кошек и котов.
После чего она сердито поинтересовалась, что я имею против наших бессловесных друзей. Судя по выражению ее лица, мой ответ – ничего, поскольку у меня хватает друзей из местного самоуправления – похоже, не доставил ей ни малейшего удовольствия.
После долгих и, увы, совершенно бессмысленных препирательств мы, наконец-то, прекратили обмениваться пустыми фразами и перешли к сути дела – ее желанию лишить полицейские силы должного финансирования и права пользоваться недвижимостью местного совета, уволить главного констебля и объявить несколько участков округа „закрытой зоной“.
Я не без некоторой язвительности поинтересовался, верит ли она в колониализм против преступников, однако моя вполне невинная шутка снова осталась без внимания. По твердому убеждению Агнесс, люди становятся преступниками исключительно из-за несправедливого отношения к ним со стороны общества. Впрочем, эта в общем-то добродушная теория не учитывает ни фактор наследственности, ни довольно многочисленных привилегированных и весьма состоятельных преступников, к которым общество всегда относилось на редкость хорошо.
Она также считает всех полицейских в своем округе либо совершенно бездушными служаками, либо откровенными расистами. Кого-то из них наверняка можно назвать первыми, а кого-то вторыми, но, тем не менее, наличие адекватных правоохранительных органов – в наших общих интересах. Не говоря уж об интересах тех простых людей, которым выпало жить в наиболее криминогенных городских районах.
Но и это ее не устроило. Более того, она и не подумала скрывать, что ее совершенно не волнует, подвергаются ли эти несчастные опасности быть ограбленными, изнасилованными или даже стать жертвами террористических взрывов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193