Их всех интересовал только один, на мой взгляд, довольно-таки глупый вопрос – следует ли ожидать от моего выступления чего-нибудь по-настоящему стоящего и если да, то чего именно?
А может, им уже известно, что сказать мне, собственно, нечего? Тогда все просто ужасно. Через полчаса мое выступление, а я по-прежнему бессмысленно перебираю странички своего текста и все больше и больше понимаю (как будто это не было ясно и раньше), что в нем практически нет никакого смысла.
В принципе, это, конечно, не имело большого значения, поскольку, благодаря предусмотрительности Дороти, бурные, продолжительные аплодисменты мне были обеспечены в любом случае. На три с половиной минуты! Это если речь не понравится. Все равно это на целых тридцать секунд дольше, чем было у моего неоплаканного предшественника в прошлом году.
Впрочем, овации, громкие приветственные выкрики – все это чисто показное и проходящее. В новостях их покажут лишь мельком и без должных комментариев. Затем с экрана прозвучат несколько моих ничего не значащих фраз и жидкие аплодисменты, а в заключение политический обозреватель с кислой миной отметит, что «ничего существенного в своем программном выступлении господин премьер-министр ни партии, ни народу, к сожалению, так и не предложил».
– Мне нужно, понимаете, нужно предложить хоть что-нибудь позитивное! – не скрывая отчаяния, заявил я Дороти, пока симпатичная девушка с телевидения старательно загримировывала мешки у меня под глазами.
По нахмуренному лицу моего главного политического советника было видно, что ничего особенного ей в голову тоже не приходило.
– Учитывая нынешнее состояние нашей экономики, оно само, наверное, и есть единственное, о чем можно говорить, не опасаясь обвинений в неоправданном оптимизме, – помолчав, заметила она. – Если, конечно, вам не захочется дать своим партийным коллегам понять, что нынешний отлив вот-вот сменится приливом.
– Для этого пока нет никаких показаний, – жалобно протянул я.
– А нам и не нужны никакие показания. Вы же на партийной конференции, а не в Старом Бейли. Все что вам нужно – это убежденность!
Убежденность – это, конечно, хорошо, вот только где ее взять? На пустом-то месте!
Мою мрачную меланхолию не развеяла даже озабоченная голова Бернарда, внезапно просунувшаяся в проем двери.
– Господин премьер-министр, – почему-то громким шепотом произнес он. – Там внизу сэр Хамфри и верховный комиссар Буранды. Они хотели бы срочно с вами переговорить. Вы их примете?
Зачем и о чем, было совершенно непонятно, но немного времени еще оставалось, да и хуже от разговора с ними уже не будет. Пока мы ждали, Дороти, как бы размышляя вслух, протянула:
– Безработица достигла ужасных размеров, процентные ставки превысили все мыслимые и немыслимые уровни, инвестиции практически замерли на мертвой точке… И что со всем этим прикажете делать?
Ровным счетом ничего! Увеличить инвестиции нельзя, не снизив процентные ставки. А как их снизить? Этого пока не знает никто. Ведь имеется серьезная аргументация как за то, чтобы их повысить, так и за то, чтобы их понизить. Причем и в том, и в другом есть определенный смысл. Дороти, например, была за их снижение в интересах социальной справедливости, хотя социальная справедливость, собственно говоря, это не более чем один из синонимов инфляции.
– Неужели вы не можете надавить на канцлера, чтобы он надавил на казначейство, потребовав, чтобы оно надавило на Английский банк, заставив его надавить на соответствующие банки? – неожиданно предложила она. В принципе, конечно же, мог бы, но… только не за те двадцать минут, которые оставались до моего выступления. Поэтому единственное, что мне оставалось, это все-таки объявить о своем решении назначить сельского проповедника, мистера Чистюлю, Александра Джеймсона председателем Английского банка. И всем сердцем надеяться на появление в завтрашних газетах заголовков вроде: «ХЭКЕР ТВЕРДО НАМЕРЕН ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ БЕЗОБРАЗИЯМ В СИТИ!»
(Решимость Хэкера публично объявить о новом назначении являлась прямым результатом того, что у логиков государственной службы называется «типичным силлогизмом политиков»:
Шаг один: Надо что-то делать.
Шаг два: Вот это что-то.
Шаг три: Значит, надо делать это.
Рассуждая логически, это сродни многим другим не менее знаменитым силлогизмам, таким как:
Шаг один: У всех собак четыре ноги.
Шаг два: У моей кошки четыре ноги.
Шаг три: Значит, моя кошка – это собака.
Указанный типичный силлогизм политиков стал безусловной причиной многих катаклизмов, выпавших на долю Соединенного королевства в двадцатом веке, включая, само собой разумеется, позорное «мюнхенское соглашение» и хорошо известную «Суэцкую авантюру». – Ред.)
В остальном все было, в принципе, ясно. Кроме одного: прекрасно зная, что мне вот-вот предстоит сделать, возможно, самое важное выступление после моего возвышения до Номера 10, секретарь Кабинета почему-то выбрал именно этот момент, чтобы представить мне верховного комиссара Буранды. Интересно, почему?
Впрочем, скоро это перестало быть загадкой. Не успели они присесть, как сэр Хамфри, не дожидаясь особого приглашения, сразу же перешел к сути вопроса.
– Господин премьер-министр, Верховный комиссар весьма обеспокоен слухами о вашем намерении поставить во главе Английского банка Александра Джеймсона, поскольку он практически неизбежно отдаст распоряжение начать расследование состояния дел в банке «Филипс Беренсон».
Конечно же, отдаст, но причем тут Буранда? Им-то какое до всего этого дело? Тем не менее, я счел необходимым прояснить свою позицию.
– Дело в том, что «Филипс Беренсон» – это жуликоватый банк, который одолжил более шестидесяти процентов своих денег трем иностранным клиентам с весьма сомнительной репутацией.
– Двумя из этих трех, как вы выразились, иностранных клиентов являются президент Буранды и председатель государственной корпорации «Буранда энтерпрайз», – не повышая голоса, уточнил Верховный комиссар.
Да, мой верный сэр Хамфри Эплби, вот уж удружил, так удружил! Теперь мне не оставалось ничего другого, кроме как с задумчивым видом протянуть что-то вроде:
– Вон оно как…
Верховный комиссар тоже не стал ходить вокруг да около.
– Господин премьер-министр, – прямо заявил он. – Если вы предпримете попытки дискредитировать указанные займы, то у президента Буранды не останется иного выбора, кроме как считать это враждебным и расистским шагом.
– Расистским? – я не поверил своим ушам.
– Да, расистским, – уверенно подтвердил Верховный комиссар Буранды. Похоже, на этот счет у него тоже не было ни малейших сомнений.
– Да, но я… Мне и в голову не приходило дискредитировать вашего президента как такового… Я всего лишь хотел сказать, что…
Бернард, как всегда, тут же пришел мне на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
А может, им уже известно, что сказать мне, собственно, нечего? Тогда все просто ужасно. Через полчаса мое выступление, а я по-прежнему бессмысленно перебираю странички своего текста и все больше и больше понимаю (как будто это не было ясно и раньше), что в нем практически нет никакого смысла.
В принципе, это, конечно, не имело большого значения, поскольку, благодаря предусмотрительности Дороти, бурные, продолжительные аплодисменты мне были обеспечены в любом случае. На три с половиной минуты! Это если речь не понравится. Все равно это на целых тридцать секунд дольше, чем было у моего неоплаканного предшественника в прошлом году.
Впрочем, овации, громкие приветственные выкрики – все это чисто показное и проходящее. В новостях их покажут лишь мельком и без должных комментариев. Затем с экрана прозвучат несколько моих ничего не значащих фраз и жидкие аплодисменты, а в заключение политический обозреватель с кислой миной отметит, что «ничего существенного в своем программном выступлении господин премьер-министр ни партии, ни народу, к сожалению, так и не предложил».
– Мне нужно, понимаете, нужно предложить хоть что-нибудь позитивное! – не скрывая отчаяния, заявил я Дороти, пока симпатичная девушка с телевидения старательно загримировывала мешки у меня под глазами.
По нахмуренному лицу моего главного политического советника было видно, что ничего особенного ей в голову тоже не приходило.
– Учитывая нынешнее состояние нашей экономики, оно само, наверное, и есть единственное, о чем можно говорить, не опасаясь обвинений в неоправданном оптимизме, – помолчав, заметила она. – Если, конечно, вам не захочется дать своим партийным коллегам понять, что нынешний отлив вот-вот сменится приливом.
– Для этого пока нет никаких показаний, – жалобно протянул я.
– А нам и не нужны никакие показания. Вы же на партийной конференции, а не в Старом Бейли. Все что вам нужно – это убежденность!
Убежденность – это, конечно, хорошо, вот только где ее взять? На пустом-то месте!
Мою мрачную меланхолию не развеяла даже озабоченная голова Бернарда, внезапно просунувшаяся в проем двери.
– Господин премьер-министр, – почему-то громким шепотом произнес он. – Там внизу сэр Хамфри и верховный комиссар Буранды. Они хотели бы срочно с вами переговорить. Вы их примете?
Зачем и о чем, было совершенно непонятно, но немного времени еще оставалось, да и хуже от разговора с ними уже не будет. Пока мы ждали, Дороти, как бы размышляя вслух, протянула:
– Безработица достигла ужасных размеров, процентные ставки превысили все мыслимые и немыслимые уровни, инвестиции практически замерли на мертвой точке… И что со всем этим прикажете делать?
Ровным счетом ничего! Увеличить инвестиции нельзя, не снизив процентные ставки. А как их снизить? Этого пока не знает никто. Ведь имеется серьезная аргументация как за то, чтобы их повысить, так и за то, чтобы их понизить. Причем и в том, и в другом есть определенный смысл. Дороти, например, была за их снижение в интересах социальной справедливости, хотя социальная справедливость, собственно говоря, это не более чем один из синонимов инфляции.
– Неужели вы не можете надавить на канцлера, чтобы он надавил на казначейство, потребовав, чтобы оно надавило на Английский банк, заставив его надавить на соответствующие банки? – неожиданно предложила она. В принципе, конечно же, мог бы, но… только не за те двадцать минут, которые оставались до моего выступления. Поэтому единственное, что мне оставалось, это все-таки объявить о своем решении назначить сельского проповедника, мистера Чистюлю, Александра Джеймсона председателем Английского банка. И всем сердцем надеяться на появление в завтрашних газетах заголовков вроде: «ХЭКЕР ТВЕРДО НАМЕРЕН ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ БЕЗОБРАЗИЯМ В СИТИ!»
(Решимость Хэкера публично объявить о новом назначении являлась прямым результатом того, что у логиков государственной службы называется «типичным силлогизмом политиков»:
Шаг один: Надо что-то делать.
Шаг два: Вот это что-то.
Шаг три: Значит, надо делать это.
Рассуждая логически, это сродни многим другим не менее знаменитым силлогизмам, таким как:
Шаг один: У всех собак четыре ноги.
Шаг два: У моей кошки четыре ноги.
Шаг три: Значит, моя кошка – это собака.
Указанный типичный силлогизм политиков стал безусловной причиной многих катаклизмов, выпавших на долю Соединенного королевства в двадцатом веке, включая, само собой разумеется, позорное «мюнхенское соглашение» и хорошо известную «Суэцкую авантюру». – Ред.)
В остальном все было, в принципе, ясно. Кроме одного: прекрасно зная, что мне вот-вот предстоит сделать, возможно, самое важное выступление после моего возвышения до Номера 10, секретарь Кабинета почему-то выбрал именно этот момент, чтобы представить мне верховного комиссара Буранды. Интересно, почему?
Впрочем, скоро это перестало быть загадкой. Не успели они присесть, как сэр Хамфри, не дожидаясь особого приглашения, сразу же перешел к сути вопроса.
– Господин премьер-министр, Верховный комиссар весьма обеспокоен слухами о вашем намерении поставить во главе Английского банка Александра Джеймсона, поскольку он практически неизбежно отдаст распоряжение начать расследование состояния дел в банке «Филипс Беренсон».
Конечно же, отдаст, но причем тут Буранда? Им-то какое до всего этого дело? Тем не менее, я счел необходимым прояснить свою позицию.
– Дело в том, что «Филипс Беренсон» – это жуликоватый банк, который одолжил более шестидесяти процентов своих денег трем иностранным клиентам с весьма сомнительной репутацией.
– Двумя из этих трех, как вы выразились, иностранных клиентов являются президент Буранды и председатель государственной корпорации «Буранда энтерпрайз», – не повышая голоса, уточнил Верховный комиссар.
Да, мой верный сэр Хамфри Эплби, вот уж удружил, так удружил! Теперь мне не оставалось ничего другого, кроме как с задумчивым видом протянуть что-то вроде:
– Вон оно как…
Верховный комиссар тоже не стал ходить вокруг да около.
– Господин премьер-министр, – прямо заявил он. – Если вы предпримете попытки дискредитировать указанные займы, то у президента Буранды не останется иного выбора, кроме как считать это враждебным и расистским шагом.
– Расистским? – я не поверил своим ушам.
– Да, расистским, – уверенно подтвердил Верховный комиссар Буранды. Похоже, на этот счет у него тоже не было ни малейших сомнений.
– Да, но я… Мне и в голову не приходило дискредитировать вашего президента как такового… Я всего лишь хотел сказать, что…
Бернард, как всегда, тут же пришел мне на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193