Хамфри тяжело вздохнул.
– Бернард, вы полагаете, я всего этого не знаю?
Естественно, знает, кто бы в этом сомневался. Поэтому-то он сразу же от этого и отказался. Объяснил, что тут кроется опасная ловушка: если ему удастся уклониться от ответа на вопрос о том, санкционировал ли премьер-министр прослушивание телефонных разговоров члена парламента, то вдогонку ему практически неизбежно последует что-нибудь вроде: „А почему мы не услышали от вас столь же ясного и прямого ответа, какой нам дал господин премьер-министр вчера?“
Тогда я предложил ему сказать, что ПМ знает обо всем этом больше, чем он.
– Но ведь они сразу же поймут, что я лгу, – возразил Хамфри. Совершенно верно, с этим не поспоришь.
Сейчас мне стыдно в этом признаваться, но в тот момент, искренне желая помочь своему старшему коллеге по государственной службе, я даже предложил секретарю Кабинета просто-напросто отрицать это. Как это сделал Хэкер.
Впрочем, у Хамфри, надо отдать ему должное, мои слова вызвали откровенное возмущение.
– Иначе говоря, Бернард, предлагаете мне солгать!
Я пожал плечами.
– Да! Но… доказать это практически невозможно.
Сэр Хамфри, похоже, даже расстроился.
– Значит, правдой является все, в отношении чего нельзя доказать обратного? – Он осуждающе покачал головой. – Вы рассуждаете совсем как политик, Бернард.
Безусловно. И, тем не менее, при этом должен заметить: будь Хамфри уверен, что его заявление нельзя опровергнуть, он, нисколько не сомневаюсь, тоже рассуждал бы совсем как политик и категорически отвергал бы сам факт телефонной прослушки. Мое предложение оказалось неудачным не потому, что было неудачным, а потому, что было потенциально опасным.
Впрочем, после демонстративно укоризненного взгляда, так сказать, старшего по званию, мне уже больше не хотелось делать каких-нибудь предложений.
В этот момент у него на столе неожиданно зазвонил телефон – „Би-би-си“, но не по поводу истории с прослушкой. Оказывается, они хотели взять у старины Хамфри интервью для документальной передачи о структуре правительства на „Радио 3“. Нашли у кого! Но, как ни странно, ему это настолько понравилось, что он, представьте себе, охотно согласился! Теперь настала моя очередь, мягко говоря, изумляться. Глава государственной службы готов дать публичное интервью? Неужели возможно даже такое?
Я счел себя обязанным напомнить ему о возможной опасности подобного шага.
– Они ведь наверняка захотят услышать от вас целый ряд вполне конкретных вещей.
Он слегка усмехнулся.
– Для радио это вполне обычно.
Странный, уклончивый и заведомо неискренний ответ. Кому, как не ему, знать, что любые публичные интервью, не говоря уж о выступлениях по радио, противоречат всем традициям госслужбы! Ведь можно совершенно случайно оговориться и сказать что-нибудь по-настоящему интересное. Или даже противоречивое. Что еще хуже…
Но времена меняются, и госслужащие, похоже, перестают скрывать свои слабости. Как подтвердил сам Хамфри, „вносить требуемые исправления в послужной список – это его долг“. Хотя бы время от времени. Хотя лично мне было не совсем понятно, какие исправления он имел в виду.
– Это не для самого себя! – объяснил Хамфри. – У меня нет ни малейшего желания изображать из себя знаменитость. Мне не свойственно низменное тщеславие. Хотя, с другой стороны, так можно стать слишком уж безликим.
Да, но, как меня всегда учили, включая, кстати, его самого, мы, госслужащие, должны быть безликими, это наша работа и наша обязанность!
– По радио лиц не показывают, Бернард.
Откровенно говоря, эта откровенная буффонада начала меня утомлять. Неужели он может поддаться столь банальному искушению и принять участие в публичной дискуссии по радио? Так или иначе, но я счел своим долгом предостеречь его от столь опрометчивого поступка и напомнил:
– Но вы же сами меня учили: анонимность, служение, благоразумие!
Несколько смутившись, он налил себе бокал хереса (очевидно, было уже после 18.00 – Ред.).
– Бернард, они сказали, что если я не соглашусь, это сделает Арнольд.
– Может, так было бы намного лучше, – заметил я.
Брови Хамфри стремительно взлетели вверх. Нет-нет, дело было совсем не в желании надерзить старшему. Просто сэр Арнольд был в отставке и многого уже не знал. Особенно в отношении текущих событий. Более того, он являлся президентом движения „За свободу информации“, и, значит, способствовать открытости правительства было его прямой задачей… если, конечно, это не противоречило национальным интересам!
Хамфри так и не смог избавиться от своеобразного чувства ревности к Арнольду, поэтому невольно стремился к публичному признанию самого себя и своих заслуг. Хотя ему, наверное, проще было бы умереть, чем сознаться в этом. Его неудачная попытка оправдаться до сих пор звучит у меня в ушах:
– Видите ли, Бернард, что касается лично меня, то, конечно же, я не хотел давать этого интервью. Но чувство долга, профессионального долга, обязывает не допустить, чтобы Арнольда незаслуженно считали образцом высшего государственного служащего!
Я заметил, что для этого интервью ему понадобится разрешение премьер-министра. Он тут же забеспокоился, но я не без явного удовольствия поспешил добавить, что, на мой взгляд, с ПМ особых проблем, скорее всего, не будет, поскольку канал „Радио 3“ все равно никто не слушает».
(В те годы положение постоянных заместителей в каком-то смысле было даже обидным. И не удивительно: элитная группа поистине блестящих людей, занимавших свыше сорока наиболее могущественных и высокооплачиваемых постов в иерархии британской власти, осыпаемых всеми возможными почестями и наградами, тем не менее, нередко заслуживали самого искреннего сочувствия, поскольку, с одной стороны, в силу сложившейся традиции, а с другой, в интересах их же собственной безопасности, они оставались практически совершенно безвестными. Более того, для большинства британцев «постоянный заместитель» являлся не более чем некой противоположностью «временно исполняющего обязанности», чем-то вроде старшего министерского клерка. Возможно, именно по этой причине сэр Хамфри был не в силах удержаться от соблазна выступить по радио и тем самым хоть как-то ублажить свое безутешное «эго». – Ред.)
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
26 ноября
Сегодня утром ко мне в кабинет неожиданно и с весьма обеспокоенным видом заскочил Хамфри. Сначала я даже испугался. Случилось что-нибудь ужасное? Но потом вспомнил, что сегодня знаменательный для него день – его публичное интервью на «Радио 3»!
Я от всей души посоветовал Хамфри не волноваться, хотя секретарь Кабинета тут же заявил, что у него нет никаких причин беспокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193