Ущерб восполним, и ты, Эйлмунд, приложи
к этому все свои силы. А если увидишь, что сам не справляешься,
проси помощи и она будет тебе предоставлена.
Эйлмунд, который отлично знал свое дело и всегда гордился
тем, что находится на своем месте, коротко поблагодарил аббата,
но от помощи пока отказался, пообещав прислать известие, если
случится что-либо еще из ряда вон выходящее. Быстрым шагом,
таким же быстрым, как и пришел, он отправился обратно в лес, в
свою сторожку, где жил с дочерью, и унес с собой недовольство
судьбой, поскольку был не в состоянии назвать источник своих
несчастий.
Таинственным образом юный Ричард прознал, по какому
необычному поводу явился в аббатство Эйлмунд. Мальчик был также
в курсе того, что поделывала его бабушка и все те люди, что
жили и работали в окрестностях Итона. Все новости он впитывал
как губка. Как бы ни был мудр и бдителен его опекун, аббат
Радульфус, и как бы рачителен ни был его управляющий, Джон
Лонгвуд, Ричард полагал необходимым приглядывать за своими
владениями и самостоятельно. И раз уж у самых границ Итона
случилась беда, он желал знать источник ее происхождения и куда
более, нежели аббат, склонялся к тому, чтобы приписать эти
несчастья, хоть и непонятно как произошедшие, порочности и
злому умыслу людей, поскольку и самому ему не раз приходилось
держать незаслуженно строгий ответ в тех случаях, когда он был
почти не виноват.
И если итонские овцы забрались на ясеневые посадки в
Эйтоне не по воле Божьего Промысла, но в результате того, что
некто умышленно открыл им путь и направил их к месту желанного
для них пиршества, то Ричард желал знать, кто именно это сделал
и зачем. В конце концов, это его собственные овцы!
Поэтому в часы капитула мальчик внимательно приглядывался
ко всем входящим и выходящим и был немало удивлен, когда два
дня спустя после прихода Эйлмунда заметил у ворот монастыря
юношу, уже виденного им однажды. Тот очень вежливо просил
разрешения пройти в зал капитула и передать послание своего
хозяина, отшельника Кутреда. Прибыл он рановато и должен был
ждать, чем и занимался теперь со смирением. Это было на руку
Ричарду, поскольку прогуливать уроки он не мог, а вот когда
капитул закончится и Ричард будет свободен, ему наверняка
удастся подстеречь этого малого и удовлетворить свое
любопытство.
Всякому святому отшельнику, давшему обет одиночества,
надлежало неотлучно находиться в своем скиту и на своем
огороде, используя данный ему дар предвидения на благо своих
соседей. Такому отшельнику давали в услужение юношу, который
исполнял его поручения и передавал людям его предостережения и
слова порицания. Ясно было, что этот парень находился в
услужении у Кутреда уже давно, ведь он прибыл в Итон вместе с
ним, покуда тот искал подходящее место для своего уединенного
жительства, уготованное ему Господом Богом. Юноша вошел в зал
капитула как-то слишком уверенно и без тени смущения пред
удивленными и взыскующими взорами братьев-монахов.
Со своего обычного места, у стены, Кадфаэль с любопытством
разглядывал посланца. Трудно было себе представить более
неподходящего слугу для отшельника и известного в округе
святого, который по давней кельтской традиции не заботился о
своей канонизации. Однако в эту минуту Кадфаэль затруднялся бы
четко определить, в чем именно заключалось это несоответствие.
Парню было лет двадцать, - домотканая рубаха, коричневые
чулки, все заношенное и не особенно чистое. В общем, ничего
примечательного. Он был недурно сложен, резкие, такие же как у
Хью Берингара, черты лица, пальца на четыре выше его. Юноша был
строен и гибок, словно молодой олень; его длинные руки и ноги
перемещались столь же грациозно, как у благородного животного.
Даже в его деланном спокойствии таилась угроза мгновенно
взорваться, точно у хищника, сидящего в засаде. Бег его,
наверное, был быстр и бесшумен, а прыжок длинен и высок, как у
зайца. Выражение лица у посланца было несколько настороженное и
зловещее. Густые, цвета красного дерева вьющиеся волосы,
овальное лицо, высокий лоб, длинный прямой нос с несколько
оттопыренными ноздрями, что лишь усиливало сходство с диким
зверем, который держит нос по ветру и чутко ловит малейшие
запахи; рот его, казалось, был постоянно искривлен в
полуулыбке, словно юноша втайне ото всех чему-то усмехался;
желтоватые глаза с чуть вздернутыми внешними уголками, темные
брови с изломом. Его горящий взгляд был несколько притушен, но
не до конца, и этого огня не могли скрыть длинные, как у
женщины, ресницы. Зачем старому святоше понадобилось принимать
себе в услужение такое нервное и прекрасное существо?
Как бы то ни было, выждав положенное время, дабы
удовлетворить любопытствующие взоры присутствующих, юноша
обратил свое искреннее, по-детски невинное лицо к аббату
Радульфусу и весьма галантно и почтительно поклонился.
Он не начинал говорить, пока его не попросили, и медлил,
словно ожидал вопросов.
- Ты пришел от Эйтонского отшельника? - спросил аббат и
мягко улыбнулся, взглядом внимательно изучая юношу.
- Да, милорд. Святой Кутред послал со мной известие. -
Голос посланца был ровен и чист, даже несколько высоковат, и
прозвучал под сводами, словно колокольчик.
- Как тебя зовут, - спросил Радульфус.
- Гиацинт, милорд.
- Я знавал одного епископа с таким именем, - заметил
аббат, улыбаясь краешком рта, понимая, сколь мало стоящий перед
ним загорелый юноша имеет общего с епископом. - Тебя назвали в
его честь?
- Hет, милорд. Я не слыхал о таком епископе. Hо мне
как-то рассказывали старую историю о юноше с таким именем,
когда поспорили два бога и проигравший убил его. Говорят, из
его пролившейся крови выросли цветы. Эту историю мне рассказал
один священник, - скромно ответил посланец и, неожиданно
улыбнувшись, окинул взором собравшихся, словно отлично понимал,
какое беспокойство у монахов вызвало его появление в аббатстве.
Однако Радульфуса ответ юноши нисколько не смутил.
"Что касается этой истории, - подумал Кадфаэль, с
нескрываемым удовольствием взиравший на юношу, то ты, парень,
подходишь для нее куда больше, нежели для сана епископа, и сам
это отлично знаешь. Да и в слуги отшельнику тоже не годишься.
Вот только где он тебя откопал и каким калачом заманил к себе?"
- Могу ли я теперь изложить суть послания? - спросил
юноша, бесхитростно глядя своими золотистыми глазами прямо в
лицо аббата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
к этому все свои силы. А если увидишь, что сам не справляешься,
проси помощи и она будет тебе предоставлена.
Эйлмунд, который отлично знал свое дело и всегда гордился
тем, что находится на своем месте, коротко поблагодарил аббата,
но от помощи пока отказался, пообещав прислать известие, если
случится что-либо еще из ряда вон выходящее. Быстрым шагом,
таким же быстрым, как и пришел, он отправился обратно в лес, в
свою сторожку, где жил с дочерью, и унес с собой недовольство
судьбой, поскольку был не в состоянии назвать источник своих
несчастий.
Таинственным образом юный Ричард прознал, по какому
необычному поводу явился в аббатство Эйлмунд. Мальчик был также
в курсе того, что поделывала его бабушка и все те люди, что
жили и работали в окрестностях Итона. Все новости он впитывал
как губка. Как бы ни был мудр и бдителен его опекун, аббат
Радульфус, и как бы рачителен ни был его управляющий, Джон
Лонгвуд, Ричард полагал необходимым приглядывать за своими
владениями и самостоятельно. И раз уж у самых границ Итона
случилась беда, он желал знать источник ее происхождения и куда
более, нежели аббат, склонялся к тому, чтобы приписать эти
несчастья, хоть и непонятно как произошедшие, порочности и
злому умыслу людей, поскольку и самому ему не раз приходилось
держать незаслуженно строгий ответ в тех случаях, когда он был
почти не виноват.
И если итонские овцы забрались на ясеневые посадки в
Эйтоне не по воле Божьего Промысла, но в результате того, что
некто умышленно открыл им путь и направил их к месту желанного
для них пиршества, то Ричард желал знать, кто именно это сделал
и зачем. В конце концов, это его собственные овцы!
Поэтому в часы капитула мальчик внимательно приглядывался
ко всем входящим и выходящим и был немало удивлен, когда два
дня спустя после прихода Эйлмунда заметил у ворот монастыря
юношу, уже виденного им однажды. Тот очень вежливо просил
разрешения пройти в зал капитула и передать послание своего
хозяина, отшельника Кутреда. Прибыл он рановато и должен был
ждать, чем и занимался теперь со смирением. Это было на руку
Ричарду, поскольку прогуливать уроки он не мог, а вот когда
капитул закончится и Ричард будет свободен, ему наверняка
удастся подстеречь этого малого и удовлетворить свое
любопытство.
Всякому святому отшельнику, давшему обет одиночества,
надлежало неотлучно находиться в своем скиту и на своем
огороде, используя данный ему дар предвидения на благо своих
соседей. Такому отшельнику давали в услужение юношу, который
исполнял его поручения и передавал людям его предостережения и
слова порицания. Ясно было, что этот парень находился в
услужении у Кутреда уже давно, ведь он прибыл в Итон вместе с
ним, покуда тот искал подходящее место для своего уединенного
жительства, уготованное ему Господом Богом. Юноша вошел в зал
капитула как-то слишком уверенно и без тени смущения пред
удивленными и взыскующими взорами братьев-монахов.
Со своего обычного места, у стены, Кадфаэль с любопытством
разглядывал посланца. Трудно было себе представить более
неподходящего слугу для отшельника и известного в округе
святого, который по давней кельтской традиции не заботился о
своей канонизации. Однако в эту минуту Кадфаэль затруднялся бы
четко определить, в чем именно заключалось это несоответствие.
Парню было лет двадцать, - домотканая рубаха, коричневые
чулки, все заношенное и не особенно чистое. В общем, ничего
примечательного. Он был недурно сложен, резкие, такие же как у
Хью Берингара, черты лица, пальца на четыре выше его. Юноша был
строен и гибок, словно молодой олень; его длинные руки и ноги
перемещались столь же грациозно, как у благородного животного.
Даже в его деланном спокойствии таилась угроза мгновенно
взорваться, точно у хищника, сидящего в засаде. Бег его,
наверное, был быстр и бесшумен, а прыжок длинен и высок, как у
зайца. Выражение лица у посланца было несколько настороженное и
зловещее. Густые, цвета красного дерева вьющиеся волосы,
овальное лицо, высокий лоб, длинный прямой нос с несколько
оттопыренными ноздрями, что лишь усиливало сходство с диким
зверем, который держит нос по ветру и чутко ловит малейшие
запахи; рот его, казалось, был постоянно искривлен в
полуулыбке, словно юноша втайне ото всех чему-то усмехался;
желтоватые глаза с чуть вздернутыми внешними уголками, темные
брови с изломом. Его горящий взгляд был несколько притушен, но
не до конца, и этого огня не могли скрыть длинные, как у
женщины, ресницы. Зачем старому святоше понадобилось принимать
себе в услужение такое нервное и прекрасное существо?
Как бы то ни было, выждав положенное время, дабы
удовлетворить любопытствующие взоры присутствующих, юноша
обратил свое искреннее, по-детски невинное лицо к аббату
Радульфусу и весьма галантно и почтительно поклонился.
Он не начинал говорить, пока его не попросили, и медлил,
словно ожидал вопросов.
- Ты пришел от Эйтонского отшельника? - спросил аббат и
мягко улыбнулся, взглядом внимательно изучая юношу.
- Да, милорд. Святой Кутред послал со мной известие. -
Голос посланца был ровен и чист, даже несколько высоковат, и
прозвучал под сводами, словно колокольчик.
- Как тебя зовут, - спросил Радульфус.
- Гиацинт, милорд.
- Я знавал одного епископа с таким именем, - заметил
аббат, улыбаясь краешком рта, понимая, сколь мало стоящий перед
ним загорелый юноша имеет общего с епископом. - Тебя назвали в
его честь?
- Hет, милорд. Я не слыхал о таком епископе. Hо мне
как-то рассказывали старую историю о юноше с таким именем,
когда поспорили два бога и проигравший убил его. Говорят, из
его пролившейся крови выросли цветы. Эту историю мне рассказал
один священник, - скромно ответил посланец и, неожиданно
улыбнувшись, окинул взором собравшихся, словно отлично понимал,
какое беспокойство у монахов вызвало его появление в аббатстве.
Однако Радульфуса ответ юноши нисколько не смутил.
"Что касается этой истории, - подумал Кадфаэль, с
нескрываемым удовольствием взиравший на юношу, то ты, парень,
подходишь для нее куда больше, нежели для сана епископа, и сам
это отлично знаешь. Да и в слуги отшельнику тоже не годишься.
Вот только где он тебя откопал и каким калачом заманил к себе?"
- Могу ли я теперь изложить суть послания? - спросил
юноша, бесхитростно глядя своими золотистыми глазами прямо в
лицо аббата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63