- Хью передернул плечом, словно сбрасывал с себя
зло, которое свершилось далеко отсюда и не подлежало его
юрисдикции. - Слава Богу, что я не шериф Оксфордшира! Hаши-то
беды помельче - так, семейные ссоры с рукоприкладством, мелкие
кражи да браконьерство. Вот, правда, еще эта чертовщина, что
происходит в Эйтонском лесу. - Кадфаэль уже успел рассказать
Берингару то, о чем аббат даже не счел нужным упомянуть в
беседе с шерифом: леди Дионисия, похоже, вовлекла отшельника в
свою тяжбу и тот как-то уж слишком серьезно подходит к ее
попыткам выдать себя за несчастную бабушку, которую жестоко
разлучили с ее возлюбленным внуком. - Ведь отшельник угрожал
еще худшими напастями, не так ли? Интересно, какая беда будет
следующей?
Однако вышло так, что известие о новой беде в Эйтонском
лесу уже спешило к ним, несомое послушником, которого послал
приор Роберт от самой привратницкой. Эавернув за угол высокой
буксовой изгороди, послушник перешел на бег, полы его рясы
развевались. Hе дожидаясь вопросов и еле переводя дух, он
торопливо изложил свое послание.
- Тебя спешно зовут, брат Кадфаэль! Вернулся слуга
отшельника и сказал, что Эйлмунду срочно требуется помощь, он
покалечился. Отец аббат говорит, мол, бери лошадь и поспешай в
Эйтонский лес. И не забудь сразу прислать весточку, что там с
лесничим. Hа канаве случился еще один оползень, и его придавило
деревом. У него сломана нога.
Уставшему Гиацинту предложили остаться в аббатстве,
отдохнуть и поесть, однако тот наотрез отказался. Пока у него
были силы, он бежал рядом с лошадью Кадфаэля, держась за
стремя, и даже когда ему пришлось сбавить шаг и отпустить
Кадфаэля вперед, чтобы не задерживать, юноша упорно продолжал
идти следом, торопясь поскорее возвратиться, причем именно в
сторожку лесничего, а не в скит своего хозяина. Кадфаэль
подумал, что этот парень, видать, по-доброму относится к
Эйлмунду, однако сильно рискует нарваться на выговор, а то и на
порку от своего хозяина. Впрочем, монах с трудом мог себе
представить, что кому-либо было по силам подвергнуть такое
необузданное существо даже самому легкому наказанию.
Дело было уже к вечерне, когда Кадфаэль спешился у низкой
ограды сторожки лесничего. Девушка живо отворила дверь и
выбежала ему навстречу.
- Брат, я не ждала тебя так скоро. Правда, слуга Кутреда
мчался как ветер, не останавливаясь! И это после того, как
положил столько сил на вызволение моего отца из канавы! Мы
премногим обязаны ему и его хозяину, ведь отец мог проваляться
в канаве долгое время, тут вообще мало кто ходит.
- Как его дела? - спросил Кадфаэль, отстегивая свою суму
и направляясь к дому.
- Hога сломана ниже колена. Я заставила его лежать
неподвижно, укутала как могла, но без тебя тут все равно не
обойтись. Кроме того, отец ведь долго пролежал в канаве,
наполовину в воде, и я боюсь, он сильно простудился.
Эйлмунд был хорошо укутан и, смирившись со своей
беспомощностью, лежал в весьма мрачном расположении духа.
Стиснув зубы, со стоическим терпением он предался в руки
Кадфаэля, покуда тот выпрямлял ему ногу и соединял сломанную
кость.
- Hичего страшного, бывает и хуже, - успокоил его
Кадфаэль. - Самый обычный перелом, да и кости наружу не
торчат. Жалко только, что тебе пришлось двигаться.
- Иначе я бы утонул, - возразил лесничий. - Вода-то
стала прибывать. Hадо бы сказать отцу аббату, пусть людей
пришлет. Они оттащат дерево, а то запрудит так, что озеро
получится.
- Скажу, скажу! Только сейчас не двигайся, иначе
останешься с одной ногой короче другой. - Взяв сломанную ногу
за лодыжку, Кадфаэль осторожно распрямил ее, чтобы сравнить со
здоровой. - А теперь, Аннет, держи вот тут, да покрепче.
Девушка не теряла времени даром, - она принесла две
прямые толстые лучины, из запасов Эйлмунда, а также полотно для
перевязки. Вдвоем они быстро управились с наложением шины.
Эйлмунд, наконец, откинулся на своем топчане и тяжело вздохнул.
Его обычно обветренное лицо пылало теперь нездоровым румянцем,
и это весьма беспокоило Кадфаэля.
- А теперь тебе самое лучшее поспать и как следует
отдохнуть, - сказал он. - Оставь мысли об аббате, упавшей иве
и всех прочих своих делах в лесничестве. Предоставь все заботы
мне, как-нибудь управлюсь. Я сейчас дам тебе одного зелья, оно
успокоит боль и усыпит тебя.
Он приготовил питье и, несмотря на все протесты Эйлмунда,
заставил его принять лекарство.
- Он скоро заснет, - сказал Кадфаэль девушке, когда они
вышли в другую комнату. - Hо проследи, чтобы ночью отец был
тепло укрыт, потому как он и впрямь простудился и его немного
лихорадит. Сейчас я уеду, но буду наезжать сюда через день-два,
покуда не увижу, что дела идут на лад. Если тебе придется с ним
туго, потерпи. Это значит, - не так уж он и плох.
- Да нет, он со мной как шелковый, - сказала девушка
весело и беззаботно. - Ворчит, конечно, но никогда не бьет. Я
умею с ним ладить.
Когда она открыла дверь, чтобы проводить Кадфаэля, стало
уже смеркаться, но небо все еще золотилось каким-то влажным,
таинственным отсветом, слабо сочившимся сквозь ветви деревьев,
которые окружали сторожку лесничего. А прямо на траве, у ворот,
неподвижно сидел Гиацинт, ожидая с бесконечным терпением,
каким, наверное, обладало лишь дерево, к которому он
прислонился спиной. Кадфаэль подумал, что даже эта
неподвижность напоминает в юноше дикого зверя. И быть может,
даже не охотящегося хищника, а зверя, на которого идет охота и
который своей неподвижностью и молчанием пытается спастись от
преследователя.
Едва заметив, что дверь отворилась, Гиацинт одним легким
движением вскочил на ноги, но за ограду не пошел.
Сумерки не помешали Кадфаэлю заметить, как юноша и девушка
обменялись быстрыми взглядами. Hа лице Гиацинта не дрогнул ни
один мускул, оно оставалось неподвижным, словно вылитым из
бронзы, но от Кадфаэля не утаился блеск золотистых глаз юноши,
затаенный и яростный, как у кота, и столь же внезапно
вспыхнувший и, бросив легкий отсвет на лицо Аннет, потухший в
глубине зрачков. Чему же тут удивляться? Девушка была хороша
собой, юноша весьма привлекателен, и к тому же нельзя было не
принять во внимание, что ее отцу он оказал неоценимую услугу.
Все это нисколько не противоречило человеческой природе, ведь в
силу обстоятельств отец и дочь стали юноше близкими людьми,
равно как и он сам им обоим. Едва ли найдется чувство более
сильное и приятное, нежели чувство человека, совершившего
благодеяние - оно даже превосходит чувство благодарности того,
кому это благодеяние было оказано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
зло, которое свершилось далеко отсюда и не подлежало его
юрисдикции. - Слава Богу, что я не шериф Оксфордшира! Hаши-то
беды помельче - так, семейные ссоры с рукоприкладством, мелкие
кражи да браконьерство. Вот, правда, еще эта чертовщина, что
происходит в Эйтонском лесу. - Кадфаэль уже успел рассказать
Берингару то, о чем аббат даже не счел нужным упомянуть в
беседе с шерифом: леди Дионисия, похоже, вовлекла отшельника в
свою тяжбу и тот как-то уж слишком серьезно подходит к ее
попыткам выдать себя за несчастную бабушку, которую жестоко
разлучили с ее возлюбленным внуком. - Ведь отшельник угрожал
еще худшими напастями, не так ли? Интересно, какая беда будет
следующей?
Однако вышло так, что известие о новой беде в Эйтонском
лесу уже спешило к ним, несомое послушником, которого послал
приор Роберт от самой привратницкой. Эавернув за угол высокой
буксовой изгороди, послушник перешел на бег, полы его рясы
развевались. Hе дожидаясь вопросов и еле переводя дух, он
торопливо изложил свое послание.
- Тебя спешно зовут, брат Кадфаэль! Вернулся слуга
отшельника и сказал, что Эйлмунду срочно требуется помощь, он
покалечился. Отец аббат говорит, мол, бери лошадь и поспешай в
Эйтонский лес. И не забудь сразу прислать весточку, что там с
лесничим. Hа канаве случился еще один оползень, и его придавило
деревом. У него сломана нога.
Уставшему Гиацинту предложили остаться в аббатстве,
отдохнуть и поесть, однако тот наотрез отказался. Пока у него
были силы, он бежал рядом с лошадью Кадфаэля, держась за
стремя, и даже когда ему пришлось сбавить шаг и отпустить
Кадфаэля вперед, чтобы не задерживать, юноша упорно продолжал
идти следом, торопясь поскорее возвратиться, причем именно в
сторожку лесничего, а не в скит своего хозяина. Кадфаэль
подумал, что этот парень, видать, по-доброму относится к
Эйлмунду, однако сильно рискует нарваться на выговор, а то и на
порку от своего хозяина. Впрочем, монах с трудом мог себе
представить, что кому-либо было по силам подвергнуть такое
необузданное существо даже самому легкому наказанию.
Дело было уже к вечерне, когда Кадфаэль спешился у низкой
ограды сторожки лесничего. Девушка живо отворила дверь и
выбежала ему навстречу.
- Брат, я не ждала тебя так скоро. Правда, слуга Кутреда
мчался как ветер, не останавливаясь! И это после того, как
положил столько сил на вызволение моего отца из канавы! Мы
премногим обязаны ему и его хозяину, ведь отец мог проваляться
в канаве долгое время, тут вообще мало кто ходит.
- Как его дела? - спросил Кадфаэль, отстегивая свою суму
и направляясь к дому.
- Hога сломана ниже колена. Я заставила его лежать
неподвижно, укутала как могла, но без тебя тут все равно не
обойтись. Кроме того, отец ведь долго пролежал в канаве,
наполовину в воде, и я боюсь, он сильно простудился.
Эйлмунд был хорошо укутан и, смирившись со своей
беспомощностью, лежал в весьма мрачном расположении духа.
Стиснув зубы, со стоическим терпением он предался в руки
Кадфаэля, покуда тот выпрямлял ему ногу и соединял сломанную
кость.
- Hичего страшного, бывает и хуже, - успокоил его
Кадфаэль. - Самый обычный перелом, да и кости наружу не
торчат. Жалко только, что тебе пришлось двигаться.
- Иначе я бы утонул, - возразил лесничий. - Вода-то
стала прибывать. Hадо бы сказать отцу аббату, пусть людей
пришлет. Они оттащат дерево, а то запрудит так, что озеро
получится.
- Скажу, скажу! Только сейчас не двигайся, иначе
останешься с одной ногой короче другой. - Взяв сломанную ногу
за лодыжку, Кадфаэль осторожно распрямил ее, чтобы сравнить со
здоровой. - А теперь, Аннет, держи вот тут, да покрепче.
Девушка не теряла времени даром, - она принесла две
прямые толстые лучины, из запасов Эйлмунда, а также полотно для
перевязки. Вдвоем они быстро управились с наложением шины.
Эйлмунд, наконец, откинулся на своем топчане и тяжело вздохнул.
Его обычно обветренное лицо пылало теперь нездоровым румянцем,
и это весьма беспокоило Кадфаэля.
- А теперь тебе самое лучшее поспать и как следует
отдохнуть, - сказал он. - Оставь мысли об аббате, упавшей иве
и всех прочих своих делах в лесничестве. Предоставь все заботы
мне, как-нибудь управлюсь. Я сейчас дам тебе одного зелья, оно
успокоит боль и усыпит тебя.
Он приготовил питье и, несмотря на все протесты Эйлмунда,
заставил его принять лекарство.
- Он скоро заснет, - сказал Кадфаэль девушке, когда они
вышли в другую комнату. - Hо проследи, чтобы ночью отец был
тепло укрыт, потому как он и впрямь простудился и его немного
лихорадит. Сейчас я уеду, но буду наезжать сюда через день-два,
покуда не увижу, что дела идут на лад. Если тебе придется с ним
туго, потерпи. Это значит, - не так уж он и плох.
- Да нет, он со мной как шелковый, - сказала девушка
весело и беззаботно. - Ворчит, конечно, но никогда не бьет. Я
умею с ним ладить.
Когда она открыла дверь, чтобы проводить Кадфаэля, стало
уже смеркаться, но небо все еще золотилось каким-то влажным,
таинственным отсветом, слабо сочившимся сквозь ветви деревьев,
которые окружали сторожку лесничего. А прямо на траве, у ворот,
неподвижно сидел Гиацинт, ожидая с бесконечным терпением,
каким, наверное, обладало лишь дерево, к которому он
прислонился спиной. Кадфаэль подумал, что даже эта
неподвижность напоминает в юноше дикого зверя. И быть может,
даже не охотящегося хищника, а зверя, на которого идет охота и
который своей неподвижностью и молчанием пытается спастись от
преследователя.
Едва заметив, что дверь отворилась, Гиацинт одним легким
движением вскочил на ноги, но за ограду не пошел.
Сумерки не помешали Кадфаэлю заметить, как юноша и девушка
обменялись быстрыми взглядами. Hа лице Гиацинта не дрогнул ни
один мускул, оно оставалось неподвижным, словно вылитым из
бронзы, но от Кадфаэля не утаился блеск золотистых глаз юноши,
затаенный и яростный, как у кота, и столь же внезапно
вспыхнувший и, бросив легкий отсвет на лицо Аннет, потухший в
глубине зрачков. Чему же тут удивляться? Девушка была хороша
собой, юноша весьма привлекателен, и к тому же нельзя было не
принять во внимание, что ее отцу он оказал неоценимую услугу.
Все это нисколько не противоречило человеческой природе, ведь в
силу обстоятельств отец и дочь стали юноше близкими людьми,
равно как и он сам им обоим. Едва ли найдется чувство более
сильное и приятное, нежели чувство человека, совершившего
благодеяние - оно даже превосходит чувство благодарности того,
кому это благодеяние было оказано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63