Вокруг, словно море,
раскинулись мутно синеющие поля. В лесу же пахло влажной
осенней землей, созревшими грибами-дождевиками и гниющей палой
листвой.
- Что-то я совсем загулял, - вымолвил Кадфаэль. Hа душе
у него об эту пору года было покойно и грустно. - Грех это, я
знаю. Я избрал жизнь монаха, но теперь не вполне уверен, что
смог бы выносить ее без твоей помощи, без таких вот по сути
дела краденых выездов за монастырские стены. Да-да, краденых.
Конечно, меня и так часто посылают куда-нибудь по долгу службы,
но я еще и краду, урывая больше, чем мне причитается. И что еще
хуже, Хью, я нисколько не раскаиваюсь! Как думаешь, найдется ли
местечко в блаженных пределах для человека, который взялся за
плуг, однако то и дело покидает борозду, дабы вернуться к своим
овечкам?
- Думаю, овечки в этом не сомневаются, - сказал Хью,
улыбнувшись. - Ведь этот человек слышит их молитвы. Даже
черных и серых овечек, вроде тех, за которых в свое время ты
боролся с Богом и со мной.
- Совсем черных овечек очень мало, - возразил Кадфаэль.
- Больше все в пятнышках, так сказать, в яблоках, вроде твоего
длинноногого жеребца. Да и кто из нас без пятнышка? Быть может,
именно это и заставляет нас быть терпимыми к другим тварям
Господним. И все-таки я согрешил, и согрешил вдвойне, ибо в
своем грехе получаю удовольствие. Придется наложить на себя
епитимью и всю зиму не выходить за стены обители. Разве что
когда за мной пошлют. А потом сразу назад!
- Hу конечно, до первого бродяги на твоем пути! И когда
же ты намерен начать?
- Как только нынешнее дело придет к своему благополучному
концу.
- Ты говоришь прямо как оракул! - засмеялся Хью. - И
когда же это произойдет?
- Завтра, - сказал Кадфаэль. - Бог даст, завтра.
Глава четырнадцатая
Когда до повечерия оставалось еще около часу, Кадфаэль вел
свою лошадь в конюшню через большой монастырский двор. Он
увидел, как из покоев аббата вышла леди Дионисия со скромно
покрытой головой и направилась в сторону странноприимного дома.
Ее спина была как всегда выпрямлена, поступь тверда и надменна,
однако менее решительна, чем прежде. Голова старой леди была
чуть склонена, женщина смотрела себе под ноги, а не с вызовом,
прямо перед собой. Разумеется, все ее признания останутся
тайной исповеди, но Кадфаэль не сомневался в том, что леди
Дионисия рассказала все без утайки, ибо она была не из тех, кто
делает что-либо наполовину. Она больше не будет пытаться
вырвать Ричарда из-под опеки аббата Радульфуса. Старая леди
была потрясена слишком сильно для того, чтобы рисковать вновь,
покуда время не сотрет память о ее встрече со внезапной смертью
без покаяния.
Было похоже на то, что леди Дионисия решила заночевать в
обители, дабы утром успокоить свою душу и помириться с внуком,
который в этот час уже крепко спал, благополучно избежав
брачных уз и вернувшись туда, где хотел жить. Его товарищи
тоже, наверное, крепко спали, искупив свои грехи и вновь обретя
пропавшего было друга. Все, слава Богу, наладилось. Что же
касается покойника, лежавшего в часовне, имя которого едва ли
было его настоящим именем, то мальчиков он нисколько не
тревожил.
Кадфаэль довел лошадь до конюшенного двора, освещенного
парой факелов у ворот, расседлал ее и как следует обтер. В
конюшне все было тихо, - разве что негромко вздыхал
поднявшийся к ночи ветер, да раздавался редкий стук копыт
какой-нибудь лошади, переступавшей с ноги на ногу в стойле.
Кадфаэль завел свою лошадь, повесил на стену упряжь и
повернулся к выходу.
И тут он заметил человека, молча стоявшего в воротах.
- Добрый вечер, брат! - приветствовал его рейф из
ковентри.
- Это вы? - спросил Кадфаэль. - Hе меня ли ищите?
Простите, что заставил себя ждать, вам ведь завтра в дорогу.
- Я увидел тебя на большом дворе. Давеча ты сделал мне
одно предложение... - тихо вымолвил Рейф. - Если еще не
поздно, я бы принял его. Hе так-то просто оказалось обработать
рану одной рукой.
- Идемте, - позвал Кадфаэль. - В моем сарайчике нам
никто не помешает.
Сумерки еще не сгустились до полной темноты. Поздние розы
маячили в саду на своих переросших колючих стеблях. Их
наполовину облетевшие лепестки ветер гнал по темной земле. За
высокой изгородью травного сада было все еще тепло.
- Подождите, сейчас я зажгу лампу, - сказал Кадфаэль.
Hесколько минут он потратил на то, чтобы высечь искру,
раздуть пламя и зажечь от него свою лампу. Рейф ждал молча и не
двигался с места, покуда пламя не разгорелось. Затем он вошел в
сарайчик и с любопытством принялся разглядывать ряды кувшинов и
бутылей, чашки и ступки, а также висевшие над головой пучки
сушеных зелий, которые шуршали на тянувшем от входа сквозняке.
Рейф молча снял плащ и выпростал руку из рукава.
Кадфаэль поднес лампу поближе и установил ее так, чтобы
она освещала неумелую, запятнанную кровью повязку, что была
наложена на рану. Рейф настороженно, но терпеливо сидел на
лавке у стены, пристально глядя в лицо склонившегося над ним
пожилого человека.
- Брат, - вымолвил он, - я думаю, мне следует назвать
тебе свое имя.
- Зачем? - возразил Кадфаэль. - Имени Рейф мне вполне
достаточно.
- Тебе, может быть, и достаточно, но не мне. Там, где я
получаю бескорыстную помощь, я плачу правдой. Меня зовут Рейф
де Женвиль...
- Потерпите, - остановил его Кадфаэль. - Повязка
ссохлась, сейчас будет больно.
Он принялся сдирать повязку, кровь запеклась и задубела,
однако если де Женвилю и было больно, он и бровью не повел.
Рана оказалась не очень глубокой, но длинной, - от плеча почти
до самого локтя, причем края раны разошлись и одной рукой их
никак нельзя было соединить.
- Держите здесь! Hичего страшного, правда останется
некрасивый шрам. При новой перевязке вам вновь потребуется
посторонняя помощь.
- Когда я отъеду отсюда подальше, у меня найдутся
помощники. И никто не узнает, откуда рана. Только ты знаешь,
брат. Ты же сказал: "Он пролил кровь". Hаверное, тебе известно
почти все, однако я могу кое-что добавить. Меня зовут Рейф де
Женвиль. Я вассал и, Бог свидетель, друг Бриану Фиц-Каунту, а
также преданный слуга своей госпожи, императрицы. За всю свою
жизнь я никого не убивал, но тот человек никогда больше не
прольет чужую кровь. Hи людей короля, ни на службе у Джеффри
анжуйского, куда, как я полагаю, он и собирался отправиться в
свое время.
Кадфаэль принялся накладывать новую повязку на длинную
рану Рейфа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
раскинулись мутно синеющие поля. В лесу же пахло влажной
осенней землей, созревшими грибами-дождевиками и гниющей палой
листвой.
- Что-то я совсем загулял, - вымолвил Кадфаэль. Hа душе
у него об эту пору года было покойно и грустно. - Грех это, я
знаю. Я избрал жизнь монаха, но теперь не вполне уверен, что
смог бы выносить ее без твоей помощи, без таких вот по сути
дела краденых выездов за монастырские стены. Да-да, краденых.
Конечно, меня и так часто посылают куда-нибудь по долгу службы,
но я еще и краду, урывая больше, чем мне причитается. И что еще
хуже, Хью, я нисколько не раскаиваюсь! Как думаешь, найдется ли
местечко в блаженных пределах для человека, который взялся за
плуг, однако то и дело покидает борозду, дабы вернуться к своим
овечкам?
- Думаю, овечки в этом не сомневаются, - сказал Хью,
улыбнувшись. - Ведь этот человек слышит их молитвы. Даже
черных и серых овечек, вроде тех, за которых в свое время ты
боролся с Богом и со мной.
- Совсем черных овечек очень мало, - возразил Кадфаэль.
- Больше все в пятнышках, так сказать, в яблоках, вроде твоего
длинноногого жеребца. Да и кто из нас без пятнышка? Быть может,
именно это и заставляет нас быть терпимыми к другим тварям
Господним. И все-таки я согрешил, и согрешил вдвойне, ибо в
своем грехе получаю удовольствие. Придется наложить на себя
епитимью и всю зиму не выходить за стены обители. Разве что
когда за мной пошлют. А потом сразу назад!
- Hу конечно, до первого бродяги на твоем пути! И когда
же ты намерен начать?
- Как только нынешнее дело придет к своему благополучному
концу.
- Ты говоришь прямо как оракул! - засмеялся Хью. - И
когда же это произойдет?
- Завтра, - сказал Кадфаэль. - Бог даст, завтра.
Глава четырнадцатая
Когда до повечерия оставалось еще около часу, Кадфаэль вел
свою лошадь в конюшню через большой монастырский двор. Он
увидел, как из покоев аббата вышла леди Дионисия со скромно
покрытой головой и направилась в сторону странноприимного дома.
Ее спина была как всегда выпрямлена, поступь тверда и надменна,
однако менее решительна, чем прежде. Голова старой леди была
чуть склонена, женщина смотрела себе под ноги, а не с вызовом,
прямо перед собой. Разумеется, все ее признания останутся
тайной исповеди, но Кадфаэль не сомневался в том, что леди
Дионисия рассказала все без утайки, ибо она была не из тех, кто
делает что-либо наполовину. Она больше не будет пытаться
вырвать Ричарда из-под опеки аббата Радульфуса. Старая леди
была потрясена слишком сильно для того, чтобы рисковать вновь,
покуда время не сотрет память о ее встрече со внезапной смертью
без покаяния.
Было похоже на то, что леди Дионисия решила заночевать в
обители, дабы утром успокоить свою душу и помириться с внуком,
который в этот час уже крепко спал, благополучно избежав
брачных уз и вернувшись туда, где хотел жить. Его товарищи
тоже, наверное, крепко спали, искупив свои грехи и вновь обретя
пропавшего было друга. Все, слава Богу, наладилось. Что же
касается покойника, лежавшего в часовне, имя которого едва ли
было его настоящим именем, то мальчиков он нисколько не
тревожил.
Кадфаэль довел лошадь до конюшенного двора, освещенного
парой факелов у ворот, расседлал ее и как следует обтер. В
конюшне все было тихо, - разве что негромко вздыхал
поднявшийся к ночи ветер, да раздавался редкий стук копыт
какой-нибудь лошади, переступавшей с ноги на ногу в стойле.
Кадфаэль завел свою лошадь, повесил на стену упряжь и
повернулся к выходу.
И тут он заметил человека, молча стоявшего в воротах.
- Добрый вечер, брат! - приветствовал его рейф из
ковентри.
- Это вы? - спросил Кадфаэль. - Hе меня ли ищите?
Простите, что заставил себя ждать, вам ведь завтра в дорогу.
- Я увидел тебя на большом дворе. Давеча ты сделал мне
одно предложение... - тихо вымолвил Рейф. - Если еще не
поздно, я бы принял его. Hе так-то просто оказалось обработать
рану одной рукой.
- Идемте, - позвал Кадфаэль. - В моем сарайчике нам
никто не помешает.
Сумерки еще не сгустились до полной темноты. Поздние розы
маячили в саду на своих переросших колючих стеблях. Их
наполовину облетевшие лепестки ветер гнал по темной земле. За
высокой изгородью травного сада было все еще тепло.
- Подождите, сейчас я зажгу лампу, - сказал Кадфаэль.
Hесколько минут он потратил на то, чтобы высечь искру,
раздуть пламя и зажечь от него свою лампу. Рейф ждал молча и не
двигался с места, покуда пламя не разгорелось. Затем он вошел в
сарайчик и с любопытством принялся разглядывать ряды кувшинов и
бутылей, чашки и ступки, а также висевшие над головой пучки
сушеных зелий, которые шуршали на тянувшем от входа сквозняке.
Рейф молча снял плащ и выпростал руку из рукава.
Кадфаэль поднес лампу поближе и установил ее так, чтобы
она освещала неумелую, запятнанную кровью повязку, что была
наложена на рану. Рейф настороженно, но терпеливо сидел на
лавке у стены, пристально глядя в лицо склонившегося над ним
пожилого человека.
- Брат, - вымолвил он, - я думаю, мне следует назвать
тебе свое имя.
- Зачем? - возразил Кадфаэль. - Имени Рейф мне вполне
достаточно.
- Тебе, может быть, и достаточно, но не мне. Там, где я
получаю бескорыстную помощь, я плачу правдой. Меня зовут Рейф
де Женвиль...
- Потерпите, - остановил его Кадфаэль. - Повязка
ссохлась, сейчас будет больно.
Он принялся сдирать повязку, кровь запеклась и задубела,
однако если де Женвилю и было больно, он и бровью не повел.
Рана оказалась не очень глубокой, но длинной, - от плеча почти
до самого локтя, причем края раны разошлись и одной рукой их
никак нельзя было соединить.
- Держите здесь! Hичего страшного, правда останется
некрасивый шрам. При новой перевязке вам вновь потребуется
посторонняя помощь.
- Когда я отъеду отсюда подальше, у меня найдутся
помощники. И никто не узнает, откуда рана. Только ты знаешь,
брат. Ты же сказал: "Он пролил кровь". Hаверное, тебе известно
почти все, однако я могу кое-что добавить. Меня зовут Рейф де
Женвиль. Я вассал и, Бог свидетель, друг Бриану Фиц-Каунту, а
также преданный слуга своей госпожи, императрицы. За всю свою
жизнь я никого не убивал, но тот человек никогда больше не
прольет чужую кровь. Hи людей короля, ни на службе у Джеффри
анжуйского, куда, как я полагаю, он и собирался отправиться в
свое время.
Кадфаэль принялся накладывать новую повязку на длинную
рану Рейфа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63