-- Вы правы, -- сказал граф. -- Для хороших сортов влажный
сирокко опасен.
-- Южный ветер! -- воскликнул мистер Херд. -- Этакая
африканская язва! А другие ветра здесь бывают? Скажите, граф,
неужели сирокко дует всегда?
-- По моим наблюдениям, он постоянно дует весной и летом.
Едва ли с меньшим постоянством осенью, -- добавил он. -- Ну и
зимой иногда по целым неделям.
-- Звучит многообещающе, -- заметил епископ. -- И что же,
он как-либо сказывается на поведении людей?
-- Местные жители привыкли к нему или махнули на него
рукой. Но иностранцы порой совершают под его воздействием
странные поступки.
Американец сказал:
-- Вот вы говорили о том, чтобы создать сплав нашей кухни
с вашей или наоборот. Этого несомненно можно достичь и обе
стороны только выиграют. Но почему бы не пойти дальше? Почему
не соединить в один сплав наши цивилизации?
-- Приятная греза, друг мой, которой и сам я временами
обманываюсь! Наш вклад в благоденствие рода людского и вклад
Америки -- разве они не являются несовместимыми? В чем состоит
ваш? В комфорте, в приспособлениях, позволяющих сберегать время
и силы, в изобилии, словом, во всем, что, объединяясь, образует
понятие полезности. Наш, если позволено будет так выразиться,
-- в красоте. Несомненно, мы можем к взаимной выгоде внушить
друг другу наши идеалы. Но сплава все равно не получится, место
соединения так и останется заметным. То будет скорее успешное
сращивание, чем слияние элементов. Нет, я не вижу, как можно
синкретизировать красоту и полезность, получив однородную
концепцию. Они слишком антагонистичны, чтобы соединиться в
одно.
-- Но в жизни современной Америки, -- сказал миллионер, --
много прекрасного и величественного -- помимо ее природы, хотел
я сказать. Замечательные паровозы, к примеру -- я называю их
прекрасными, в совершенстве приспособленными для выполнения
своего назначения. Так ли уж их красота антагонистична тому, в
чем усматривает красоту ваша цивилизация?
-- Я знаю, что кое-кто из выдающихся людей писал в
последнее время о красоте стремительно летящего автомобиля и
тому подобных вещах. В определенном смысле этого слова они
правы. Ибо существует красота механической целесообразности,
которую никаким искусством не усовершенствуешь. Но это не та
красота, о которой я говорил.
-- И потому, -- заметил епископ, -- нам следует придумать
для нее новое слово.
-- Совершенно справедливо, мой дорогой сэр! Нам следует
придумать новое слово. Все существующие ценности постоянно
пересматриваются и испытываются заново. Разве не так? Последние
полвека мы заново формулируем моральные ценности, то же самое
происходит и с художественными. То и дело возникают новые
каноны вкуса, новые мерки, происходит общее расширение и
умножение понятий. Полагаю, это должно заставить нас с большей
осторожностью относиться к словам, которыми мы пользуемся, и
быть готовыми к созданию новых слов в тех случаях, когда
предстоит выразить новую идею. Если наши представления
обогащаются, нужно соответственно обогащать словарь. Когда я
говорю о красоте, я использую это слово в его узком
классическом значении, значении быть может и вышедшем из моды,
но очень удобном хотя бы тем, что оно неоспоримо закреплено и
определено для нас всем, что мы унаследовали от древних по
части искусства и художественной критики. И вот эта-то красота,
утверждаю я, несовместима с той, другой красотой, о которой вы
говорите.
-- Почему же? -- спросил миллионер.
-- Ну, например, эллинистической скульптуре присуще некое
качество -- как бы нам его назвать? Назовем его фактором
необычайности, тайны! Такие произведения искусства излучают
нечто неясное, сообщая нам чувство их универсальной
приемлемости для нас, какие бы настроения и страсти нами не
владели. Полагаю, потому мы и называем их вечно юными. Они
притягивают нас, будучи словно бы и знакомыми, но тем не менее
принадлежащими как бы к неисследованному нами миру. Когда бы мы
ни обратились к ним, они беседуют с нами на каком-то любовном и
все-таки загадочном языке, на том языке, слова которого мы
порою читаем в глазах просыпающегося ребенка. Между тем, самый
быстрый и красивый паровоз в мире не является вечно юным, он
устаревает и, прожив краткую жизнь, попадает на свалку. Иначе
говоря, дух тайны, вечной юности улетучивается оттуда, куда
вторгается полезность. Существует и еще один элемент
классической красоты, столь же несовместимый с вашей
современной ее концепцией: элемент авторитета. Увидев
Праксителева "Эрота" даже совершенно неотесанный человек
проникается уважением и к самому изваянию, и к его творцу. "Что
за человек его сделал?" -- интересуется он, ибо сознает, что
эта скульптура как-то воздействует на его неразвитый ум.
Возьмем теперь некоего мсье Кадиллака, который строит
прекрасные автомобили. Что за человек их делает? Нас это и на
йоту не интересует. Он, может быть, и не человек вовсе, а
еврейский синдикат. Ничего не попишешь, я не могу принудить
себя чтить мсье Кадиллака с его машинами. Они комфортабельны,
но фактор авторитета, вынуждающий нас склониться перед
"Эротом", в них отсутствует полностью. Тем не менее и то, и
другое называют прекрасным. Что же доказывает применение нами
одного и того же слова к произведениям столь различным, столь
безнадежно антагонистичным одно другому, как произведения
Праксителя и мсье Кадиллака? Лишь недостаточность нашей
изобретательности. А о чем оно свидетельствует? О том, что в
головах у нас царит неразбериха.
ГЛАВА XXXVII
Миллионер заметил:
-- Думаю, с годами взгляды людей меняются. Демократия
наверняка изменила прежние ваши воззрения.
-- Безусловно. Насколько я понимаю, ни американцы, ни
какие-либо иные из наших современников, к какой бы расе они ни
принадлежали, не способны отделаться от представлений, согласно
которым все люди равны: в глазах Господа, добавляют они,
подразумевая свои собственные. И опять-таки насколько я
понимаю, ни древние греки, ни какие-либо иные древние, к какой
бы расе они ни принадлежали, не могли бы впасть в столь нелепое
заблуждение. Демократия не изменила моих воззрений, она их
уничтожила. Она заменила цивилизацию прогрессом. Для восприятия
обладающих красотою творений, на что способны и американцы,
человеку нужен разум. Разум совместим с прогрессом. Для
создания их, на что были способны греки, необходим разум и
кое-что еще -- время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134