Затем, зацепившись за Александра
Македонского, "одного из величайших сынов земли", как назвал
его епископ Терлуолл, -- Александра, с чьей прискорбной
способностью "расслабляться" ученый вроде Эймза был хорошо
знаком, -- он переводил разговор в область воинской науки и
принимался разглагольствовать о чудодейственных успехах,
которые сделало со времен Александра искусство наступательных и
оборонительных военных действий -- о том, как отошла в прошлое
фаланга, как зародилась артиллерия, как изменилась
фортификационная система, о современных изобретениях по части
обороны на суше и на море, а главное воздушной обороны, о
парашютах, гидропланах...
В итоге честное лицо библиографа понемногу претерпевало
удивительные изменения. Он понимал, к чему клонится дело.
Испытываемые им опасения принимали обличие напряженного и
вежливого внимания и, как правило, мистер Эймз прерывал
разговор и откланивался настолько поспешно, насколько то
допускалось общепринятыми нормами вежливости. В подобных
случаях его посещала мысль, что его друг Кит попросту скотина.
Сокрушенно покачивая головой, он говорил себе:
-- Nihil quod tetigit non inquinavit(18).
ГЛАВА XIII
Хоть мистер Кит и имел склонность к занудству, однако если
он брался за какое-то дело, то делал его образцово, примером
чему мог служить устраиваемый им ежегодно праздник. Двух мнений
на этот счет быть не могло. В праздничный вечер деревья,
беседки и извилистые тропы его парка украшались сотнями
китайских фонариков, чей многокрасочный свет приятно смешивался
с еще более чистым блеском стоявшей в зените луны. Ни дать ни
взять страна фей, как год за годом провозглашала Герцогиня. На
что в этот раз дон Франческо, который в описываемую ночь
старался не отходить от нее ни на шаг, дабы никакая случайность
не отвратила ее от скорого уже обращения в католическую веру,
рассмеявшись, ответил:
-- Если страна фей имеет с этим местом хотя бы отдаленное
сходство, я бы с радостью в ней поселился. При условии,
конечно, что и вы будете жить где-то поблизости. А что скажете
вы, мистер Херд?
-- С удовольствием составлю вам компанию, если вы ничего
не имеете против, -- отозвался епископ. -- Это заливное само
совершенство. Оно внушило мне такое чувство, будто я стою на
пороге мира неведомых мне наслаждений. Подумать только! Боюсь,
я обращаюсь в гурмана, наподобие Лукулла. Хотя Лукулл, конечно,
был человеком умеренным. Нет, спасибо, дон Франческо, больше ни
капли! Печень, знаете ли. У меня и так уже голова кругом идет,
поверьте.
Как и предсказывал Мартен, вино лилось рекой. Да и обилие
холодных закусок просто ошеломляло, даром что все они были
приготовлены под личным присмотром прославленного повара
мистера Кита -- истинного художника, которого Кит сманил у
одного жизнелюбивого старого посла, пригрозив последнему, что
сообщит полиции о некоторых совершенных им в прошлом на
редкость постыдных поступках, о коих Его превосходительство сам
же бесхитростно поведал Киту, поклявшемуся все сохранить в
тайне.
Мистер Сэмюэль, -- джентльмен, подвизавшийся по
коммерческой части и по каким-то причинам застрявший в Клубе
"Альфа и Омега", -- окинув опытным взглядом вина, заливные из
дичи, фрукты, салаты, мороженое, фонарики и прочие услады,
произвел примерный подсчет и сообщил, после грубой прикидки,
что затраты Кита на этот маленький спектакль составляют не
менее чем трехзначную цифру. Мистер Уайт согласился, прибавив,
что хороший глоток шампанского оставляет у человека, привыкшего
к Паркеровой отраве, чувство какого-то радостного облегчения.
-- Это вы еще пунша не пробовали.
-- Ну так пошли, -- сказал Уайт.
Они пошли и вскоре присоединились к небольшому сообществу
бражников, явно чувствовавшх себя в родной стихии. В число их
входила и мисс Уилберфорс. Она всегда предпочитала держаться
поближе к источнику живительной влаги, каковым в настоящем
случае была циклопических размеров чаша с охлажденным пуншем.
Леди пребывала в превосходном настроении -- веселом, игривом и
даже кокетливом. В промежутках между возлияниями она пощипывала
соленый крекер (хотя, как правило, твердой пищи терпеть не
могла), чтобы, как она объясняла, умерить жажду, уверяя всех и
каждого, что нынче день ее рождения. Да-да, день рождения! В
общем -- ни малейшего сходства с застенчивой гостью Герцогини
-- никаких следов робости в ней не осталось.
-- Пунш при луне! -- восклицала она. -- Лучшего и желать
не приходится -- хоть в день рождения, хоть в какой другой.
На год у мисс Уилберфорс приходилось около сорока дней
рождения и каждый справлялся подобающим образом, примерно так,
как сегодняшний.
Прискорбное положение дел, даже скандальное. От такой
женщины можно было ожидать гораздо лучшего. От женщины
несомненно благородного происхождения. И так хорошо
воспитанной. Пока на острове еще имелась англиканская церковь,
она не пропускала ни одного богослужения, разве что по
воскресеньям, из-за мигрени. Нередко она оказывалась
единственной прихожанкой -- она да иногда еще мистер Фредди
Паркер, понуждаемый официальным своим положением и английским
происхождением (сколь бы сомнительными ни были его христианские
добродетели) время от времени заглядывать в церковь. Будучи
смертельными врагами, эти двое сидели на противоположных
скамьях, обмениваясь через пустой простор храма злобными
взглядами в надежде увидеть противника заснувшим, не в лад (из
одного лишь упрямства) вторя священнику и тщетно стараясь
проникнуться более милосердными чувствами, когда отощалый
молодой викарий -- обыкновенно какой-нибудь неудачник,
наскребавший с помощью таких поездок на континент несколько
фунтов, -- принимался читать из Евангелия от Иоанна. Те дни
миновали. Теперь она явно скатывалась по наклонной плоскости.
Трое членов Клуба и двое русских апостолов уже бросали жребий,
чтобы определить, кому из них выпадет приятное право отвести ее
домой. Судьба избрала мистера Ричардса, высокочтимого
вице-президента, пожилого джентльмена, которого тщательно
разделенные пробором волосы и струистая борода обращали в
истинное олицетворение респектабельности. Довольно было
взглянуть на него, чтобы увериться, что в лучшие руки леди
попасть не могла.
Как хозяин, мистер Кит представлял собою само
совершенство. Для каждого гостя у него находилось нужное слово,
а излучаемое им заразительно праздничное настроение немедля
вселяло во всякого чувство непринужденности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Македонского, "одного из величайших сынов земли", как назвал
его епископ Терлуолл, -- Александра, с чьей прискорбной
способностью "расслабляться" ученый вроде Эймза был хорошо
знаком, -- он переводил разговор в область воинской науки и
принимался разглагольствовать о чудодейственных успехах,
которые сделало со времен Александра искусство наступательных и
оборонительных военных действий -- о том, как отошла в прошлое
фаланга, как зародилась артиллерия, как изменилась
фортификационная система, о современных изобретениях по части
обороны на суше и на море, а главное воздушной обороны, о
парашютах, гидропланах...
В итоге честное лицо библиографа понемногу претерпевало
удивительные изменения. Он понимал, к чему клонится дело.
Испытываемые им опасения принимали обличие напряженного и
вежливого внимания и, как правило, мистер Эймз прерывал
разговор и откланивался настолько поспешно, насколько то
допускалось общепринятыми нормами вежливости. В подобных
случаях его посещала мысль, что его друг Кит попросту скотина.
Сокрушенно покачивая головой, он говорил себе:
-- Nihil quod tetigit non inquinavit(18).
ГЛАВА XIII
Хоть мистер Кит и имел склонность к занудству, однако если
он брался за какое-то дело, то делал его образцово, примером
чему мог служить устраиваемый им ежегодно праздник. Двух мнений
на этот счет быть не могло. В праздничный вечер деревья,
беседки и извилистые тропы его парка украшались сотнями
китайских фонариков, чей многокрасочный свет приятно смешивался
с еще более чистым блеском стоявшей в зените луны. Ни дать ни
взять страна фей, как год за годом провозглашала Герцогиня. На
что в этот раз дон Франческо, который в описываемую ночь
старался не отходить от нее ни на шаг, дабы никакая случайность
не отвратила ее от скорого уже обращения в католическую веру,
рассмеявшись, ответил:
-- Если страна фей имеет с этим местом хотя бы отдаленное
сходство, я бы с радостью в ней поселился. При условии,
конечно, что и вы будете жить где-то поблизости. А что скажете
вы, мистер Херд?
-- С удовольствием составлю вам компанию, если вы ничего
не имеете против, -- отозвался епископ. -- Это заливное само
совершенство. Оно внушило мне такое чувство, будто я стою на
пороге мира неведомых мне наслаждений. Подумать только! Боюсь,
я обращаюсь в гурмана, наподобие Лукулла. Хотя Лукулл, конечно,
был человеком умеренным. Нет, спасибо, дон Франческо, больше ни
капли! Печень, знаете ли. У меня и так уже голова кругом идет,
поверьте.
Как и предсказывал Мартен, вино лилось рекой. Да и обилие
холодных закусок просто ошеломляло, даром что все они были
приготовлены под личным присмотром прославленного повара
мистера Кита -- истинного художника, которого Кит сманил у
одного жизнелюбивого старого посла, пригрозив последнему, что
сообщит полиции о некоторых совершенных им в прошлом на
редкость постыдных поступках, о коих Его превосходительство сам
же бесхитростно поведал Киту, поклявшемуся все сохранить в
тайне.
Мистер Сэмюэль, -- джентльмен, подвизавшийся по
коммерческой части и по каким-то причинам застрявший в Клубе
"Альфа и Омега", -- окинув опытным взглядом вина, заливные из
дичи, фрукты, салаты, мороженое, фонарики и прочие услады,
произвел примерный подсчет и сообщил, после грубой прикидки,
что затраты Кита на этот маленький спектакль составляют не
менее чем трехзначную цифру. Мистер Уайт согласился, прибавив,
что хороший глоток шампанского оставляет у человека, привыкшего
к Паркеровой отраве, чувство какого-то радостного облегчения.
-- Это вы еще пунша не пробовали.
-- Ну так пошли, -- сказал Уайт.
Они пошли и вскоре присоединились к небольшому сообществу
бражников, явно чувствовавшх себя в родной стихии. В число их
входила и мисс Уилберфорс. Она всегда предпочитала держаться
поближе к источнику живительной влаги, каковым в настоящем
случае была циклопических размеров чаша с охлажденным пуншем.
Леди пребывала в превосходном настроении -- веселом, игривом и
даже кокетливом. В промежутках между возлияниями она пощипывала
соленый крекер (хотя, как правило, твердой пищи терпеть не
могла), чтобы, как она объясняла, умерить жажду, уверяя всех и
каждого, что нынче день ее рождения. Да-да, день рождения! В
общем -- ни малейшего сходства с застенчивой гостью Герцогини
-- никаких следов робости в ней не осталось.
-- Пунш при луне! -- восклицала она. -- Лучшего и желать
не приходится -- хоть в день рождения, хоть в какой другой.
На год у мисс Уилберфорс приходилось около сорока дней
рождения и каждый справлялся подобающим образом, примерно так,
как сегодняшний.
Прискорбное положение дел, даже скандальное. От такой
женщины можно было ожидать гораздо лучшего. От женщины
несомненно благородного происхождения. И так хорошо
воспитанной. Пока на острове еще имелась англиканская церковь,
она не пропускала ни одного богослужения, разве что по
воскресеньям, из-за мигрени. Нередко она оказывалась
единственной прихожанкой -- она да иногда еще мистер Фредди
Паркер, понуждаемый официальным своим положением и английским
происхождением (сколь бы сомнительными ни были его христианские
добродетели) время от времени заглядывать в церковь. Будучи
смертельными врагами, эти двое сидели на противоположных
скамьях, обмениваясь через пустой простор храма злобными
взглядами в надежде увидеть противника заснувшим, не в лад (из
одного лишь упрямства) вторя священнику и тщетно стараясь
проникнуться более милосердными чувствами, когда отощалый
молодой викарий -- обыкновенно какой-нибудь неудачник,
наскребавший с помощью таких поездок на континент несколько
фунтов, -- принимался читать из Евангелия от Иоанна. Те дни
миновали. Теперь она явно скатывалась по наклонной плоскости.
Трое членов Клуба и двое русских апостолов уже бросали жребий,
чтобы определить, кому из них выпадет приятное право отвести ее
домой. Судьба избрала мистера Ричардса, высокочтимого
вице-президента, пожилого джентльмена, которого тщательно
разделенные пробором волосы и струистая борода обращали в
истинное олицетворение респектабельности. Довольно было
взглянуть на него, чтобы увериться, что в лучшие руки леди
попасть не могла.
Как хозяин, мистер Кит представлял собою само
совершенство. Для каждого гостя у него находилось нужное слово,
а излучаемое им заразительно праздничное настроение немедля
вселяло во всякого чувство непринужденности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134