— Здравствуй, старичина Иов, — сказал полковник, на суровом и даже отчасти свирепом лице которого промелькнуло выражение добродушия.
— Ваш покорный слуга, господин полковник, — ответил старый солдат, отдавая честь.
— Как здоровье мальчика? — спросил полковник, бросая вожжи Жану и соскакивая на землю.
Иов нахмурился.
— Плохо, — сказал он.
— Как плохо? — спросил полковник, бледнея. — Он болен?
— Телом — нет.
— Так что же?
Иов поднес указательный палец к сморщенному лбу.
— Болезнь здесь, а может быть, и тут, — и рука старика Иова опустилась со лба к сердцу.
— Черт возьми! — вскричал полковник. — Он влюблен? Ах, если несчастная, зажегшая искру в сердце моего мальчика, не излечит его… то ей придется иметь дело со мною.
Глава общества «Друзей шпаги» вошел в белый домик, прошел через мраморные сени и быстро поднялся по лестнице в первый этаж. Он толкнул дверь и остановился на пороге комнаты, которая вполне заслуживает подробного описания.
Это было нечто вроде рабочего кабинета или, вернее, курильной, стены которой были покрыты коврами, а четыре окна выходили в сад и во двор. Сказочная роскошь этой странной обстановки напоминала Восток: смирнские ковры, лакированная мебель, ящички из сандалового дерева и алоэ, расставленные на изящных подзеркальниках трюмо; экзотические растения, стоявшие у окон; диван посреди комнаты, обитый такою же материей, как и стены, картины лучших мастеров, трофеи охоты, оружие арабское, индийское и персидское обращали эту комнату в настоящую сокровищницу, о которой мог мечтать любой светский лев.
Полковник остановился на пороге и нежно взглянул на человека, полулежавшего на диване. Это был юноша лет девятнадцати или двадцати, белокурый, с грустными глазами, бледным нежным лицом и прозрачными, как воск, руками; он казался таким хрупким, что его легко можно было принять за переодетую молодую девушку. Когда полковник вошел, молодой человек, одетый в черный бархатный халат, полулежал — как мы уже сказали — на диване, устремив голубые глаза на рисунок ковра; он так замечтался, что даже не слышал шума отворившейся двери.
— Как он бледен! — прошептал полковник, сердце у которого тревожно забилось.
Он на цыпочках подошел и опустился на колени перед юношей; потом назвал его по имени и обнял его с материнской нежностью.
— Арман… — сказал он, придавая своему обыкновенно повелительному и грубому голосу выражение трогательной нежности.
Молодой человек вышел из задумчивости, и улыбка скользнула по его губам.
— Здравствуй, отец, — сказал он, — ты очень добр, что пришел навестить своего сына.
— Дорогое дитя, — сказал полковник, садясь рядом с молодым человеком, — я оставил тебя одного на некоторое время… прости меня… но у меня были дела… я уезжал…
— Ты уезжал, отец?
— Да, дитя мое.
— О, отчего ты не взял меня с собою! Полковник смутился.
— Это было невозможно, — сказал он.
— Я так люблю путешествовать, — грустно продолжал молодой человек. — О, как приятно подышать другим воздухом!
— Дитя мое, разве тебе не хорошо здесь?
— Да, я был счастлив.
— А теперь? — спросил полковник, голос которого задрожал от волнения.
— О, теперь, отец… теперь…
Арман вздохнул, и полковник увидал, как слезы блеснули в его голубых глазах.
— О, Господи! Что же с тобою случилось и кто тебя обидел? — вскричал он.
Слеза, блеснувшая на глазах молодого человека, скатилась и упала на руку полковника, который вскрикнул, точно она обожгла его. Он снова опустился на колени и с мольбою смотрел на юношу, взяв его маленькие руки в свои.
— Говори… расскажи мне, как ты страдаешь и кто тому причиной… ты еще не знаешь, что я могу сделать! Ты не знаешь, что отец твой задушит, как ядовитую змею, мужчину или женщину, которые заставили тебя плакать.
— Отец, — прошептал юноша, — в течение месяца я пережил тысячу терзаний; но со вчерашнего дня все во мне умерло…
— Рассказывай, дитя мое, рассказывай, молю тебя… — умолял растерявшийся полковник, целуя руки Армана.
— Слушай, отец, вот уже месяц я люблю женщину, люблю страстно, благоговейно, всей душой… я готов умереть за нее… Но она не любит меня.
— Она полюбит тебя!
— Она любит другого…
— Я убью его.
Полковник произнес эти три слова таким голосом, что сердце у юноши замерло.
— Она оскорбила меня… она ударила меня перчаткой, — продолжал Арман с рыданием в голосе.
Полковник побледнел, как полотно.
— Она ударила тебя? — вскричал он.
— Да… перчаткой…
— Но где?.. Когда?
— Вчера… у себя на балу.
— На балу… Ее имя? Скажи мне, как ее зовут, и убью ее!
— Я люблю ее… — прошептал Арман с бешенством. — Я люблю и ненавижу ее.
— Ее имя? Ее имя? — повторял полковник.
— Баронесса Сент-Люс, — чуть слышно прошептал молодой человек.
Полковник выпрямился во весь свой высокий рост; он скрестил руки на груди и, опустив глаза, с бледными губами и расширившимися от клокотавшего в нем страшного гнева ноздрями прошептал, стукнув в пол ногой:
— Я часто слышал имя этой женщины; я даже встречал ее. Она небольшого роста, блондинка, розовенькая и беленькая; у нее черные глаза. Я также слышал, что эта женщина, прикрываясь своим благородным именем, предавалась недозволенным удовольствиям и, как настоящий демон, разбивала сердца тех, которые имели несчастье увлечься ею; пресыщенная и бездушная, она потешалась над любовью своих поклонников, как тигр тешится своею добычей. И эта-то женщина отняла у меня сына! Ну же, — прибавил полковник, — посмотрим, кто победит, госпожа баронесса де Сент-Люс. Увидим, удастся ли вам одолеть отца так же, как вы одолели сына…
Полковник снова взял руки юноши в свои.
— Как зовут «его», человека, которого она осмелилась предпочесть тебе?
— Граф Степан.
— Русский?
— Да.
— Ну, что ж, — решил полковник, — этот человек умрет. Он снова сел рядом с Арманом и прибавил:
— Расскажи мне все… расскажи все своему отцу…
XXI
Час спустя полковник, уезжая из улицы Гельдер, сказал, что вернется только вечером, так как он рассчитывал поехать вместе с сыном обедать в Версаль или Сен-Клу, но он вернулся домой раньше, грустный и хмурый, и, бросившись в кресло, закурил сигару и начал составлять план мщения. Этот обыкновенно энергичный человек окончательно терял голову при виде страданий своего дорогого мальчика.
«Ну, что ж, — решил он после долгого размышления, — я исполнял и более трудные дела, и теперь самое удобное время удостовериться в том, глава ли я общества „Друзей шпаги“
И он написал следующую повестку:
«Полковник Леон приглашает членов своего общества ввиду крайне важного дела явиться в будущий четверг к шевалье д'Асти, который вследствие полученной им раны все еще лежит в постели. Начало собрания в восемь часов вечера».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151