«Двое отсутствуют, — размышлял полковник Леон. — Лемблен в Африке, а Шаламбель в замке Мор-Дье ухаживает за баронессой; но все остальные явятся…»
Они действительно явились. В следующий четверг, в восемь часов вечера, четверо членов «Друзей шпаги» собрались у шевалье д'Асти. Они застали шевалье еще в постели, слабого, но уже на пути к выздоровлению и в полной памяти. Полковник, у которого обыкновенно был вид высокомерный и насмешливый, в этот вечер явился сумрачный и озабоченный, что немало удивило членов «Друзей шпаги», так что они спрашивали себя: какую драму им предстоит опять разыграть.
— Господа, — медленно и печально сказал полковник, — я ваш начальник, хотя до сих пор служил всем вам.
— Это совершенно верно, — прошептал шевалье.
— Сегодня, — продолжал полковник, — я явился сюда, чтобы сказать вам, что я, в свою очередь, нуждаюсь в помощи нашего общества.
— Мы к вашим услугам, полковник.
— Господа, в Париже есть существо, которое я люблю, как львица любит своего детеныша. Это существо, это второе я — мой сын…
Присутствующие с удивлением переглянулись.
— Да, — продолжал полковник. — У меня есть сын… сын, который не имеет ни малейшего понятия об образе жизни своего отца. Это славный юноша, и, увидев его, его нельзя не полюбить. Он чист сердцем и душою настолько, насколько может быть чисто самое лучшее из Божьих созданий… Ну, так вот, этот ребенок нуждается в нашей помощи.
— Мы к его услугам, — сказал шевалье.
— Маркиз, — обратился полковник к Гонтрану, — вы уже достаточно оказали услуг нашему обществу, и я не смею рассчитывать на вас в моем личном деле… Предоставляю вам полную свободу.
— О, — горько улыбнувшись, сказал Гонтран, — я уже сказал вам, что я ваш всецело… располагайте мною, как вам угодно…
— Знаете вы баронессу Сент-Люс?
— Да, — ответил шевалье.
— Я тоже, — прибавил граф Ренневилль.
— А вы? — спросил полковник Гонтрана.
— Я видел ее всего один раз.
— А знаете вы графа Степана?
— Атташе русского посольства?
— Совершенно верно.
— Да, знаю, — сказал Гонтран.
— Он ваш друг?
— Нет.
— Вы, стало быть, будете охотно драться с ним?
— Конечно.
— Отлично! — продолжал полковник. — Значит, баронесса Сент-Люс и граф Степан будут иметь дело с нашим обществом, потому что они почти убили моего ребенка.
Что произошло затем между полковником и его четырьмя товарищами? Какой тайный и ужасный план составили они? Это нам неизвестно, но мы увидим последствия их разговора. В 10 часов полковник возвратился домой и позвонил камердинеру. Глаза старика сверкали гневом и решимостью, а убитый горем отец уступил место бойцу, готовому мужественно выступить на арену борьбы.
Полковник Леон оделся со всевозможным тщанием, пришпилил к сюртуку французские и иностранные ордена, которыми он был награжден, и приказал подать карету.
— В Оперу, — приказал он кучеру.
В этот вечер в королевской музыкальной академии дебютировала примадонна, уже стяжавшая известность в Неаполе, Вене и Милане, и на торжество собрались все любители музыки Парижа и весь парижский большой свет. Зала была полна, не было ни одного свободного места.
Полковник занял место в ложе на авансцене и лорнировал зал, обегая глазами ложи. Вдруг взор его остановился на ложе авансцены, как раз против него. В этой ложе у самого барьера сидели две дамы; двое мужчин стояли позади них. Одна из дам была блондинка, небольшого роста; она была хороша какою-то странной, своеобразной красотой, а черные глаза ее так сверкали, что с трудом можно было выносить на себе их блеск.
Держа бинокль в одной руке, другой она играла веером, рассеянно обегая глазами соседние ложи. Полковник остановил на ней внимание:
— Это она, — прошептал он, — я узнал ее.
С баронессы Сент-Люс он перевел глаза на одного из мужчин, стоявших позади нее. Это был человек лет тридцати, высокий, со смуглым, почти оливковым лицом. «Этот русский похож на испанца, — подумал полковник, продолжая его рассматривать, — я знал из них двух или трех в таком роде».
И в то время, как полковник продолжал внимательно разглядывать графа Степана — смуглый человек был действительно он, — вдруг в уме его пронеслись далекие воспоминания.
«У меня уже есть ключ, который откроет мне будуар баронессы, — решил он. — Если мне не изменяет память, то я скоро сделаюсь самым закадычным другом графа».
Полковник продолжал мысленно свой монолог.
«В то время, когда я был военнопленным в России, после несчастной кампании 1812 года, я был знаком и находился в самых дружеских отношениях с одним артиллерийским майором, которого звали графом Степаном Степновым; он тоже был высокого роста, и лицо у него было смуглое, как и у этого; я уверен, что это его сын…»
Полковник вынул записную книжку, вырвал листок и написал карандашом:
«Отставной штаб-офицер, участвовавший в походе против России в 1812 году и бывший военнопленным в Москве, имеет смелость спросить графа Степана, не приходится ли он сыном бывшему в то время артиллерийским майором графу Степану Степанову, который удостоивал своей дружбой француза-военнопленного».
Сложив вчетверо записку, полковник надписал ее и отослал с капельдинершей.
Но прежде чем продолжать наше повествование, необходимо вернуться несколько назад и рассказать о таинственной жизни того сына, которого так любил полковник Леон, а заодно и историю любви, которая должна была послужить началом ужасной драмы, в которой общество «Друзей шпаги» задумало выказать свое тайное могущество и свои наглые средства.
XXII
Во время отступления из России, в 1812 году, армейский корпус, находившийся в самом арьергарде, в котором состоял полковник Леон, был атакован отрядом казаков, причем в руки их попало огромное число пленных. Среди последних находился и полковник. В то время ему было тридцать два года; он любил жизнь, был достаточно красив для того, чтобы нравиться женщинам, и пользовался этим преимуществом, насколько позволяли ему превратности и случайности войны.
В Москве, куда был отправлен полковник, он находил свои плен весьма приятным, так как это был не плен, а скорее самое радушное гостеприимство. На честное слово его отпускали по всему городу; он получал приглашения на еды к частным лицам, жил там, где ему нравилось, хотя обязан был ежедневно являться к военному начальнику, чтобы заявить ему: «Я здесь!»
Полковник был человек высокого роста, стройный, с интеллигентным лицом и военной выправкой; он вел беседу умно, позволяя себе иногда вставлять в разговор колкие замечания, хотя без малейшей язвительности, и пользовался громадным успехом в гостиных московской аристократии. Женщины в особенности находили его очаровательным, и в конце концов все звали его не иначе как «красивый полковник».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151