но надежда его была напрасна.
Сын полковника ходил как помешанный и хотел уже лишить себя жизни, как вдруг он получил письмо на такой же бумаге, как и записка, в которой ему некогда назначили первое свидание, и оно остановило его руку, уже готовую направить дуло пистолета в сердце. Это она писала ему.
Он отбросил от себя смертоносное оружие и с трепетом надежды разорвал конверт и прочитал:
«Друг мой, вы, без сомнения, читали „Тысячу и одну ночь“ и припомните, может быть, сказку, кажется, под заглавием: „Лампа Алладина“. Гений явился к бедному служителю Аллаха и Пророка и сказал ему: „Я хочу сделать тебя богаче шаха персидского, нашего славного государя. Следуй за мною“.
Перс последовал за гением, который привел его, держа лампу в руках, в пещеру, выстланную рубинами и изумрудами и наполненную самыми драгоценными камнями и сказочной красоты бриллиантами. Перс по приказанию гения наполнил большой мешок и унес.
«Ты можешь еще раз наполнить мешок, — сказал ему гений, — и взять с собою»
Перс принялся за работу и наложил столько бриллиантов и рубинов, что мешок едва мог вместить их. Тогда гений сказал ему:
«Теперь на эти сокровища ты можешь, если захочешь, купить целое царство. Ступай!»
И он приказал ему выйти из пещеры. Перс повиновался, но когда он выходил, то при дневном свете заметил громадный бриллиант, который показался ему красивее всех, бывших у него, и он сказал своему проводнику:
«Я хотел бы взять и этот».
«Несчастный безумец! — ответил сердито гений. — Алчность твоя погубила тебя…»
И тотчас стены пещеры обрушились, скрыв под своими обломками алчного перса.
Итак, дорогой мой, этот рассказ подходит и к вам. Вы пользовались моей любовью: чего же еще недоставало вашему ненасытному сердцу? Вы пожелали видеть мое лицо, и вот таинственный грот, где скрывалась наша любовь, рухнул. Прощайте!.. Мы никогда более не увидимся!»
Крик отчаяния вылетел из груди Армана; он снова схватил пистолет и решил убить себя… Но чья-то рука вырвала его… Его друг, его секундант, поверенный его тайн вошел в то время, как юноша читал письмо, и поднял его с ковра, когда оно выпало из рук пораженного Армана.
— Сумасшедший! — крикнул он. — Ты хочешь убить себя? Брось! Эта женщина никогда тебя не любила.
— Зато я люблю ее, я… — твердил Арман.
— Хорошо! Мы отыщем ее.
Это слово было для Армана якорем спасения, как для человека, приговоренного к смерти.
— Друг мой, — спокойно продолжал собеседник Армана, — дай мне неделю сроку, и я, не видя ее ни разу, узнаю ее и укажу тебе в толпе твою белокурую домино.
Так как Арман с недоумением смотрел на друга, то он продолжал:
— Хочешь, я расскажу тебе свою историю? Слушай. Я горячо полюбил одну женщину; но у нее был муж, настоящий тигр. Я встречал ее повсюду: на дороге, в свете или, вернее, она меня беспрестанно видела следовавшим по ее стопам. Прелюдия вальса, кадриль — словом, все было для меня предлогом очутиться возле нее. Шла ли она слушать проповедь, я был там; показывалась ли она в Лесу, и меня там можно было встретить верхом на лошади. Вообще эта женщина везде могла чувствовать на себе взгляд своего обожателя, говоривший ей, как сильно я ее люблю, потому что любовь моя была так благоговейна, так безгранична, что я никогда не осмелился бы признаться ей. Муж испугался человека, который всюду преследовал его жену, восхищался ею, но не открывал ей своей любви; он сказал себе, что постоянство — самое ужасное оружие, которым можно подействовать на человеческое сердце, и решил покинуть Париж, Францию, Европу, увезя и свое сокровище; он так искусно замел свой след, что сначала я потерял всякую надежду отыскать когда-либо любимую женщину. Но я любил ее, понимаешь ли, любил до безумия, и я сделал самый простой расчет: решив, что земля только песчинка, я сказал себе, что в десять лет я могу ее обшарить сверху донизу. Я принялся за дело и спустя два года отыскал любимую женщину на берегах Онтарио, в индийской хижине.
— А муж? — спросил Арман.
— Муж обратился в плантатора, потом он умер. Итак, я нашел молодую и красивую вдову, обладавшую миллионами и тронутую моим постоянством. Я мог бы жениться на ней, но… вот тут-то и вся суть моей истории — я слишком долго ее искал для того, чтобы продолжать любить. Цель была достигнута, желание было удовлетворено. Итак, друг мой, наши истории сходны. Вместо мужа твоя белокурая домино имеет маску; эта маска является препятствием, тиранией, если хочешь. Любимая мною женщина переехала моря, чтобы скрыться от меня — твоя же не уезжала из Парижа. Обшарить Париж можно в пятнадцать дней; но ты дай мне только неделю, и я покажу тебе ту, которую ты любишь, не видав ее, я тебе покажу ее лицо открытым, и ты разлюбишь ее.
— Никогда… — прошептал Арман.
— Слушай, — продолжал друг, — сегодня прекрасная погода, а теперь четыре часа, поедем в Лес, мы ее, может быть, встретим там.
Арман приказал заложить красивую английскую лошадь в совершенно новенький тильбюри, и спустя двадцать минут молодые люди проезжали ворота Мальо. Было пять часов. Стоял май месяц, а потому Булонский лес кишел самыми изящными экипажами. Перед Отъездом из Парижа в поместья все светское общество желало в последний раз показаться в этом элегантном месте прогулок.
— Готов поклясться, — сказал друг, — белокурая домино и баронесса де Сент-Люс одно и то же лицо.
— Невозможно, — ответил Арман, вспомнив, с каким презрением домино говорила о баронессе.
— Смотри, вот как раз баронесса…
Арман почувствовал странную дрожь и испугался: вдруг это она… Так странно устроено человеческое сердце!
Баронесса де Сент-Люс действительно ехала в открытой коляске с двумя жокеями, одетыми в желтые бархатные ливреи. Она сидела полуразвалившись и, играя зонтиком, слушала высокого и красивого, смуглого молодого человека, сидевшего на передней скамейке коляски.
— Вот баронесса де Сент-Люс, — продолжал друг Армана. — Она едет с графом Степаном.
— Кто такой этот граф Степан? — спросил Арман, почувствовав, как буря ревности поднялась в нем при мысли, что, если домино и баронесса одна и та же женщина, то как может другой сидеть около любимой им особы.
— Граф Степан — молодой русский вельможа, проживающий в Париже свои огромные доходы.
— Дальше!..
— А дальше, он влюблен в госпожу де Сент-Люс. Арман побледнел.
— Как?.. Он ее любит? — спросил он упавшим голосом.
— Я уже говорил тебе, дорогой мой, что про баронессу ходит много слухов. Может быть, ни виконт Ральф, ни маркиз де П… ни граф Степан никогда не целовали даже кончика ее розового ноготка… Может быть, напротив… Вот ты уже побледнел, как смерть, хотя еще ничем не доказано, что мои подозрения верны относительно того, что баронесса и есть именно «она».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Сын полковника ходил как помешанный и хотел уже лишить себя жизни, как вдруг он получил письмо на такой же бумаге, как и записка, в которой ему некогда назначили первое свидание, и оно остановило его руку, уже готовую направить дуло пистолета в сердце. Это она писала ему.
Он отбросил от себя смертоносное оружие и с трепетом надежды разорвал конверт и прочитал:
«Друг мой, вы, без сомнения, читали „Тысячу и одну ночь“ и припомните, может быть, сказку, кажется, под заглавием: „Лампа Алладина“. Гений явился к бедному служителю Аллаха и Пророка и сказал ему: „Я хочу сделать тебя богаче шаха персидского, нашего славного государя. Следуй за мною“.
Перс последовал за гением, который привел его, держа лампу в руках, в пещеру, выстланную рубинами и изумрудами и наполненную самыми драгоценными камнями и сказочной красоты бриллиантами. Перс по приказанию гения наполнил большой мешок и унес.
«Ты можешь еще раз наполнить мешок, — сказал ему гений, — и взять с собою»
Перс принялся за работу и наложил столько бриллиантов и рубинов, что мешок едва мог вместить их. Тогда гений сказал ему:
«Теперь на эти сокровища ты можешь, если захочешь, купить целое царство. Ступай!»
И он приказал ему выйти из пещеры. Перс повиновался, но когда он выходил, то при дневном свете заметил громадный бриллиант, который показался ему красивее всех, бывших у него, и он сказал своему проводнику:
«Я хотел бы взять и этот».
«Несчастный безумец! — ответил сердито гений. — Алчность твоя погубила тебя…»
И тотчас стены пещеры обрушились, скрыв под своими обломками алчного перса.
Итак, дорогой мой, этот рассказ подходит и к вам. Вы пользовались моей любовью: чего же еще недоставало вашему ненасытному сердцу? Вы пожелали видеть мое лицо, и вот таинственный грот, где скрывалась наша любовь, рухнул. Прощайте!.. Мы никогда более не увидимся!»
Крик отчаяния вылетел из груди Армана; он снова схватил пистолет и решил убить себя… Но чья-то рука вырвала его… Его друг, его секундант, поверенный его тайн вошел в то время, как юноша читал письмо, и поднял его с ковра, когда оно выпало из рук пораженного Армана.
— Сумасшедший! — крикнул он. — Ты хочешь убить себя? Брось! Эта женщина никогда тебя не любила.
— Зато я люблю ее, я… — твердил Арман.
— Хорошо! Мы отыщем ее.
Это слово было для Армана якорем спасения, как для человека, приговоренного к смерти.
— Друг мой, — спокойно продолжал собеседник Армана, — дай мне неделю сроку, и я, не видя ее ни разу, узнаю ее и укажу тебе в толпе твою белокурую домино.
Так как Арман с недоумением смотрел на друга, то он продолжал:
— Хочешь, я расскажу тебе свою историю? Слушай. Я горячо полюбил одну женщину; но у нее был муж, настоящий тигр. Я встречал ее повсюду: на дороге, в свете или, вернее, она меня беспрестанно видела следовавшим по ее стопам. Прелюдия вальса, кадриль — словом, все было для меня предлогом очутиться возле нее. Шла ли она слушать проповедь, я был там; показывалась ли она в Лесу, и меня там можно было встретить верхом на лошади. Вообще эта женщина везде могла чувствовать на себе взгляд своего обожателя, говоривший ей, как сильно я ее люблю, потому что любовь моя была так благоговейна, так безгранична, что я никогда не осмелился бы признаться ей. Муж испугался человека, который всюду преследовал его жену, восхищался ею, но не открывал ей своей любви; он сказал себе, что постоянство — самое ужасное оружие, которым можно подействовать на человеческое сердце, и решил покинуть Париж, Францию, Европу, увезя и свое сокровище; он так искусно замел свой след, что сначала я потерял всякую надежду отыскать когда-либо любимую женщину. Но я любил ее, понимаешь ли, любил до безумия, и я сделал самый простой расчет: решив, что земля только песчинка, я сказал себе, что в десять лет я могу ее обшарить сверху донизу. Я принялся за дело и спустя два года отыскал любимую женщину на берегах Онтарио, в индийской хижине.
— А муж? — спросил Арман.
— Муж обратился в плантатора, потом он умер. Итак, я нашел молодую и красивую вдову, обладавшую миллионами и тронутую моим постоянством. Я мог бы жениться на ней, но… вот тут-то и вся суть моей истории — я слишком долго ее искал для того, чтобы продолжать любить. Цель была достигнута, желание было удовлетворено. Итак, друг мой, наши истории сходны. Вместо мужа твоя белокурая домино имеет маску; эта маска является препятствием, тиранией, если хочешь. Любимая мною женщина переехала моря, чтобы скрыться от меня — твоя же не уезжала из Парижа. Обшарить Париж можно в пятнадцать дней; но ты дай мне только неделю, и я покажу тебе ту, которую ты любишь, не видав ее, я тебе покажу ее лицо открытым, и ты разлюбишь ее.
— Никогда… — прошептал Арман.
— Слушай, — продолжал друг, — сегодня прекрасная погода, а теперь четыре часа, поедем в Лес, мы ее, может быть, встретим там.
Арман приказал заложить красивую английскую лошадь в совершенно новенький тильбюри, и спустя двадцать минут молодые люди проезжали ворота Мальо. Было пять часов. Стоял май месяц, а потому Булонский лес кишел самыми изящными экипажами. Перед Отъездом из Парижа в поместья все светское общество желало в последний раз показаться в этом элегантном месте прогулок.
— Готов поклясться, — сказал друг, — белокурая домино и баронесса де Сент-Люс одно и то же лицо.
— Невозможно, — ответил Арман, вспомнив, с каким презрением домино говорила о баронессе.
— Смотри, вот как раз баронесса…
Арман почувствовал странную дрожь и испугался: вдруг это она… Так странно устроено человеческое сердце!
Баронесса де Сент-Люс действительно ехала в открытой коляске с двумя жокеями, одетыми в желтые бархатные ливреи. Она сидела полуразвалившись и, играя зонтиком, слушала высокого и красивого, смуглого молодого человека, сидевшего на передней скамейке коляски.
— Вот баронесса де Сент-Люс, — продолжал друг Армана. — Она едет с графом Степаном.
— Кто такой этот граф Степан? — спросил Арман, почувствовав, как буря ревности поднялась в нем при мысли, что, если домино и баронесса одна и та же женщина, то как может другой сидеть около любимой им особы.
— Граф Степан — молодой русский вельможа, проживающий в Париже свои огромные доходы.
— Дальше!..
— А дальше, он влюблен в госпожу де Сент-Люс. Арман побледнел.
— Как?.. Он ее любит? — спросил он упавшим голосом.
— Я уже говорил тебе, дорогой мой, что про баронессу ходит много слухов. Может быть, ни виконт Ральф, ни маркиз де П… ни граф Степан никогда не целовали даже кончика ее розового ноготка… Может быть, напротив… Вот ты уже побледнел, как смерть, хотя еще ничем не доказано, что мои подозрения верны относительно того, что баронесса и есть именно «она».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151