под глазами мешки; глаза круглые и невыразительные, как копейки. И одет он был очень неряшливо - френч точно изжеванный и в пуху, один погон полуоторван, синие галифе в ржавых пятнах.
- Расскажите, что делается на руднике.
- Что делается? Жалованье не платят, народ бунтует. Надо жалованье платить, - плаксивым голосом заговорил Маркевич.
- Но в поселке спокойно как будто?
- В поселке спокойно, а под землей бунтуют, вон там... - И Маркевич указал пальцем в пол.
- Много арестованных?
- Мы их здесь не держим: или отсылаем, или ликвидируем...
- Или отпускаете? - полувопросительно, с усмешкой подсказал Ланговой.
Маркевич, заглотнув дым, некоторое время задержал на Ланговом свои копеечные глаза, налившиеся вдруг тяжелой желтоватой медью. Потом, сильной струей выпустив дым под стол, он спокойно сказал:
- Зря не берем, потому не отпускаем. Ночью взяли одного, полпуда динамита на квартире. Говорит, украл - рыбу глушить. А партизаны бомбы делают... - И он вдруг тоненько засмеялся, закрыв глаза.
В комнату быстро вошел адъютант.
- Разрешите доложить? - взволнованно сказал он, звякнув шпорами.
- Да?
- Со станции Кангауз сообщают: Шкотово занято партизанами. Дальше Кангауза телефон не действует, и установить связь с нашими частями пока не удалось.
Ланговой почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, но овладел собой.
- Хорошо. Вызовите Кангауз к прямому проводу. Велите подать лошадей.
- Есть... Разрешите... третий раз звонят из штаба американских войск. Майор Грехэм просит вас к себе.
- Скажите господину майору, что я готов принять его в любое время, резко сказал Ланговой.
Адъютант вышел.
- Действительно! - фыркнул Маркевич. - Они нам столько гадили. Вчера я имел удовольствие познакомиться с капитаном Мимура. Какой любезный человек! Прекрасно говорит по-русски и, как ни странно, православного вероисповедания. Он даже квартиру снял у священника...
- Я вас прошу, господин поручик, - сказал Ланговой, в упор глядя на Маркевича, - расследовать дело с динамитом, и если обнаружите связи рудника с деревнями, пресеките их и поставьте меня в известность...
- Будьте спокойны, - блеснув своими копейками, сказал Маркевич.
- Вы связаны с кем-нибудь в Скобеевке? - спросил Ланговой.
- Конечно.
- Назовите мне.
- Я запишу вам...
Маркевич оторвал белый краешек лежащей на столе газеты и мелко написал что-то.
Ланговой прочел: "Тимофей Казанок, крестьянин".
- Кроме того, у японцев есть связи среди корейцев, - сказал Маркевич.
- Благодарю вас. Вы свободны.
Ланговой вызвал адъютанта.
- Что ответили вам от майора Грехэм?
Адъютант замялся.
- Повесили трубку, господин полковник.
- И прекрасно. Кланяться не будем, - сказал Ланговой, багровея.
При выходе из штаба Ланговой чуть не наткнулся на часового, который, загородив спиной дверь, держа поперек винтовку, не впускал в штаб бедно одетую женщину с мокрыми косыми глазами. Одной рукой женщина прижимала к груди завернутого в дырявый платок плачущего ребенка, а другой держала за руку мальчика лет девяти, со страхом глядевшего на часового расширенными голубыми глазами.
- Миленький, пусти!.. Миленький, пусти!.. - со слезами просилась женщина.
- Говорят, уходи, не то...
Часовой отгораживался от нее винтовкой и пятился, боясь прикоснуться к женщине, чтобы не придавить ребенка.
Женщина первая увидела Лангового.
- Ваше благородие! - крикнула она, кидаясь на часового.
Часовой оглянулся и, испугавшись начальника, ложем винтовки уперся женщине ниже живота и оттолкнул ее; женщина едва не упала с крыльца. Мальчик, вскрикнув, прижался к бедру матери. Ланговой, не глядя на них, быстро сбежал с крыльца и пошел к лошадям, которых вел навстречу ему вестовой.
- Ваше благородие!.. Миленький!..
Женщина бежала за адъютантом, пытаясь ухватить его за руку, адъютант с улыбкой не давался.
- После, после, - говорил он, отмахиваясь.
- У меня же муж арестован... Господи!.. - с отчаянием сказала женщина.
Она грузно опустилась на землю и заплакала.
Ланговой, за ним адъютант и вестовые вскочили в седла и поскакали на станцию, подняв за собой клубы пыли.
XXII
Обстоятельства занятия Шкотова партизанами были таковы.
В тот день, когда Алеша Маленький покинул Бредюка, перебежало на сторону партизан несколько колчаковских солдат, среди них писарь штаба гарнизона, принесший дислокацию белых частей и расположение постов, учреждений и офицерских квартир.
Бредюк, пользуясь холмистой местностью, поросшей густым кустарником, к ночи стянул все силы к крайним от тайги казармам, а сам, переодевшись офицером, во главе двадцати конных, переодетых в колчаковскую форму, поехал в Шкотово.
Вместе с Бредюком поехал и его ординарец и правая рука, Шурка Лещенко, - из тех преданных Бредюку и только его и признававших отчаянных ребят, про которых говорили, что они "врага вострием бьют, а своих - плашмя".
Они поехали не прямой дорогой из Майхе, а по шоссе, которое шло параллельно железной дороге: в расположении шоссе не было сторожевых секретов, а стоял только часовой при въезде в посад. Ликвидировав часового и перерубив телефонный провод из караульного помещения, Бредюк и еще несколько человек вошли в помещение. Заспанный начальник, вытянувшись и мигая, начал докладывать Бредюку о том, что "на вверенном ему участке ничего не случилось". Бредюк ударил его шашкой по голове, остальные бросились на спящих сменных и порубили их.
Построившись в колонну по три, они шажком поехали к штабу гарнизона. Дорогой им встретились двое конных дозорных. Бредюк накричал на дозорных почему они прямо подъехали к колонне, а не окликнули издалека, и велел их "арестовать". Дозорных спешили, обезоружили и тут же зарубили. Трупы перебросили через забор, а коней привязали, чтобы они, прибежав в конюшню, не наделали переполоху.
Штаб гарнизона помещался неподалеку от казарм, со стороны посада, в реквизированном гражданском доме. Благодаря маскировке и тому, что никто не мог ожидать появления Бредюка в самом сердце расположения белых, партизанам удалось бесшумно ликвидировать дежурного по штабу офицера, вестового, телефониста и порвать телефонную связь.
Во второй половине дома жил начальник гарнизона.
- Пойдем, Шурка, навестим начальство! - сказал Бредюк с деревянной своей усмешкой.
На стук в дверь вышел заспанный босой денщик в нижней рубашке и ватных солдатских штанах с вылезающими из-под них белыми подштанниками.
- Их высокоблагородие спыть, - сказал он в ответ на просьбу Бредюка пропустить их.
- Де ж воно спыть? - ласково спросил Шурка.
- А у горници, - ответил денщик, удивленно посмотрев на солдата, осмелившегося вмешаться в офицерские дела.
- А может, тут еще кто живет, с кем поговорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
- Расскажите, что делается на руднике.
- Что делается? Жалованье не платят, народ бунтует. Надо жалованье платить, - плаксивым голосом заговорил Маркевич.
- Но в поселке спокойно как будто?
- В поселке спокойно, а под землей бунтуют, вон там... - И Маркевич указал пальцем в пол.
- Много арестованных?
- Мы их здесь не держим: или отсылаем, или ликвидируем...
- Или отпускаете? - полувопросительно, с усмешкой подсказал Ланговой.
Маркевич, заглотнув дым, некоторое время задержал на Ланговом свои копеечные глаза, налившиеся вдруг тяжелой желтоватой медью. Потом, сильной струей выпустив дым под стол, он спокойно сказал:
- Зря не берем, потому не отпускаем. Ночью взяли одного, полпуда динамита на квартире. Говорит, украл - рыбу глушить. А партизаны бомбы делают... - И он вдруг тоненько засмеялся, закрыв глаза.
В комнату быстро вошел адъютант.
- Разрешите доложить? - взволнованно сказал он, звякнув шпорами.
- Да?
- Со станции Кангауз сообщают: Шкотово занято партизанами. Дальше Кангауза телефон не действует, и установить связь с нашими частями пока не удалось.
Ланговой почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, но овладел собой.
- Хорошо. Вызовите Кангауз к прямому проводу. Велите подать лошадей.
- Есть... Разрешите... третий раз звонят из штаба американских войск. Майор Грехэм просит вас к себе.
- Скажите господину майору, что я готов принять его в любое время, резко сказал Ланговой.
Адъютант вышел.
- Действительно! - фыркнул Маркевич. - Они нам столько гадили. Вчера я имел удовольствие познакомиться с капитаном Мимура. Какой любезный человек! Прекрасно говорит по-русски и, как ни странно, православного вероисповедания. Он даже квартиру снял у священника...
- Я вас прошу, господин поручик, - сказал Ланговой, в упор глядя на Маркевича, - расследовать дело с динамитом, и если обнаружите связи рудника с деревнями, пресеките их и поставьте меня в известность...
- Будьте спокойны, - блеснув своими копейками, сказал Маркевич.
- Вы связаны с кем-нибудь в Скобеевке? - спросил Ланговой.
- Конечно.
- Назовите мне.
- Я запишу вам...
Маркевич оторвал белый краешек лежащей на столе газеты и мелко написал что-то.
Ланговой прочел: "Тимофей Казанок, крестьянин".
- Кроме того, у японцев есть связи среди корейцев, - сказал Маркевич.
- Благодарю вас. Вы свободны.
Ланговой вызвал адъютанта.
- Что ответили вам от майора Грехэм?
Адъютант замялся.
- Повесили трубку, господин полковник.
- И прекрасно. Кланяться не будем, - сказал Ланговой, багровея.
При выходе из штаба Ланговой чуть не наткнулся на часового, который, загородив спиной дверь, держа поперек винтовку, не впускал в штаб бедно одетую женщину с мокрыми косыми глазами. Одной рукой женщина прижимала к груди завернутого в дырявый платок плачущего ребенка, а другой держала за руку мальчика лет девяти, со страхом глядевшего на часового расширенными голубыми глазами.
- Миленький, пусти!.. Миленький, пусти!.. - со слезами просилась женщина.
- Говорят, уходи, не то...
Часовой отгораживался от нее винтовкой и пятился, боясь прикоснуться к женщине, чтобы не придавить ребенка.
Женщина первая увидела Лангового.
- Ваше благородие! - крикнула она, кидаясь на часового.
Часовой оглянулся и, испугавшись начальника, ложем винтовки уперся женщине ниже живота и оттолкнул ее; женщина едва не упала с крыльца. Мальчик, вскрикнув, прижался к бедру матери. Ланговой, не глядя на них, быстро сбежал с крыльца и пошел к лошадям, которых вел навстречу ему вестовой.
- Ваше благородие!.. Миленький!..
Женщина бежала за адъютантом, пытаясь ухватить его за руку, адъютант с улыбкой не давался.
- После, после, - говорил он, отмахиваясь.
- У меня же муж арестован... Господи!.. - с отчаянием сказала женщина.
Она грузно опустилась на землю и заплакала.
Ланговой, за ним адъютант и вестовые вскочили в седла и поскакали на станцию, подняв за собой клубы пыли.
XXII
Обстоятельства занятия Шкотова партизанами были таковы.
В тот день, когда Алеша Маленький покинул Бредюка, перебежало на сторону партизан несколько колчаковских солдат, среди них писарь штаба гарнизона, принесший дислокацию белых частей и расположение постов, учреждений и офицерских квартир.
Бредюк, пользуясь холмистой местностью, поросшей густым кустарником, к ночи стянул все силы к крайним от тайги казармам, а сам, переодевшись офицером, во главе двадцати конных, переодетых в колчаковскую форму, поехал в Шкотово.
Вместе с Бредюком поехал и его ординарец и правая рука, Шурка Лещенко, - из тех преданных Бредюку и только его и признававших отчаянных ребят, про которых говорили, что они "врага вострием бьют, а своих - плашмя".
Они поехали не прямой дорогой из Майхе, а по шоссе, которое шло параллельно железной дороге: в расположении шоссе не было сторожевых секретов, а стоял только часовой при въезде в посад. Ликвидировав часового и перерубив телефонный провод из караульного помещения, Бредюк и еще несколько человек вошли в помещение. Заспанный начальник, вытянувшись и мигая, начал докладывать Бредюку о том, что "на вверенном ему участке ничего не случилось". Бредюк ударил его шашкой по голове, остальные бросились на спящих сменных и порубили их.
Построившись в колонну по три, они шажком поехали к штабу гарнизона. Дорогой им встретились двое конных дозорных. Бредюк накричал на дозорных почему они прямо подъехали к колонне, а не окликнули издалека, и велел их "арестовать". Дозорных спешили, обезоружили и тут же зарубили. Трупы перебросили через забор, а коней привязали, чтобы они, прибежав в конюшню, не наделали переполоху.
Штаб гарнизона помещался неподалеку от казарм, со стороны посада, в реквизированном гражданском доме. Благодаря маскировке и тому, что никто не мог ожидать появления Бредюка в самом сердце расположения белых, партизанам удалось бесшумно ликвидировать дежурного по штабу офицера, вестового, телефониста и порвать телефонную связь.
Во второй половине дома жил начальник гарнизона.
- Пойдем, Шурка, навестим начальство! - сказал Бредюк с деревянной своей усмешкой.
На стук в дверь вышел заспанный босой денщик в нижней рубашке и ватных солдатских штанах с вылезающими из-под них белыми подштанниками.
- Их высокоблагородие спыть, - сказал он в ответ на просьбу Бредюка пропустить их.
- Де ж воно спыть? - ласково спросил Шурка.
- А у горници, - ответил денщик, удивленно посмотрев на солдата, осмелившегося вмешаться в офицерские дела.
- А может, тут еще кто живет, с кем поговорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156