- ...Это такой народ, вокруг пальца обведут... - простуженным голосом сказал горняк с пышными русыми усами в тот момент, как Сурков и Сеня вошли в комнату.
Другой горняк, с веснушчатым лицом и жидкими серыми волосиками, завидев Суркова, робко привстал, теребя в руках фуражку, но, покосившись на своего развалившегося на стуле товарища, снова сел на краешек стула.
- Какой народ? - спросил Сурков.
- Владимир Григорьевич о сходе вот рассказывает...
Сурков, не дослушав, прихрамывая, прошел в соседнюю комнату.
- Вон вы живете как!.. - Сеня оглядел приборы в две тарелки, вилки, ножи, металлические ложки, стеклянные солонки - предметы, от которых он давно уже отвык. - По-буржуйски живете, - шутливо говорил он хрипловатым смеющимся голосом, здороваясь со всеми за руку.
- Остатки прежней роскоши, так сказать... Костенецкий, - назвал себя старик со свернутой набок бородкой и по-совиному поглядел на Сеню.
- Вот и хорошо... А я, в аккурат, с сыном вашим познакомился...
- Но-о, Сережу видели? - вдруг по-детски рассияв, воскликнул Владимир Григорьевич. - И что? Как он чувствует себя, этот юноша?
- Здорово чувствует, по-моему. Мы с ним прямо, можно сказать, подружили...
- А кончился сход? - спросил Сурков, с мылом и полотенцем в руках появляясь в дверях из соседней комнаты.
- Как же, как же... - торопливо сказал Владимир Григорьевич.
- Как выборы?
- Да я вот рассказывал товарищам... - Владимир Григорьевич беспокойно схватился за бороду. - Благополучно, в общем... Список наш почти целиком прошел, но Казанка они все-таки вставили и выбрали небольшим, правда, большинством...
- Как же вы допустили? - холодно спросил Сурков.
- Позвольте, как же не допустить, если барышничество он оставил, и сын у него в партизанах, и он бесплатно снабжает партизан мясом? - сказал Владимир Григорьевич, не замечая того, что он приводит те самые доказательства о необходимости выбрать Казанка, которые на сходе приводили ему сторонники Казанка и которые на сходе он яростно опровергал.
- Сдали, значит? - усмехнулся Сурков.
- Сдал? - покраснев носом, сердито сказал Владимир Григорьевич. - Я считаю неуместным это замечание. Я сделал все, что мог... - Он обиженно отвернулся к окну.
- Какой Казанок это? - спросил Сеня, вспомнив просьбу Гладких.
- Местный кулак, барышник, - резко сказал Сурков, - а теперь вот делегат повстанческого съезда. Очень хорошо...
- А я скажу, товарищ Сурков, его, и правда, трудно было не допустить, вставил горняк с пышными усами. - Я его очень даже знаю и все село их знаю. Первый он человек у них. В старое время у кого скорей всего мужик подмогу находил? У Казанка. Он, понятно, наживался на том, да разве они понимают? И перед начальством он первый был заступник. Приставов он, правду сказать, не терпел...
- Достойный человек, что говорить... - фыркнул Сурков.
- Сын его в отряде у нас, - сказал Сеня. - Очень отличался... Его полюбили у нас. А я, по совести, хотя и не знал, как отец его, а все доверия к нему не было. Но Гладких горой за него, просит, чтоб совсем в отряде у нас оставили...
- Отличался, говоришь? - переспросил Сурков. - Ну-ну... Он приемный сын, говорят? Пускай остается. Умыться хочешь?
Дверь из коридора распахнулась, и Алеша Маленький, тоненький голосок которого слышен был еще в коридоре, вошел в комнату с дымящейся суповой миской в руках. За ним шла Аксинья Наумовна с хлебом и какими-то салатами.
- Еще прибор, Аксинья Наумовна, гость у нас, - сказал Сурков, проходя с Сеней на кухню.
- Да ведь Леночки-то нету! - крикнула она вслед.
XXVI
Горняка с пышными усами звали Яков Бутов. Он был из тех новых руководителей, которые выдвинулись уже после переворота. Сеня, знавший некоторых старых руководителей на Сучанском руднике, часть из которых погибла, часть сидела в тюрьме, а часть возглавляла партизанское движение, совсем не знал Якова Бутова.
Обсасывая намокшие в супе усы и раздувая щеки, Бутов рассказывал о грубом обращении японской охраны с рабочими, о новой волне арестов, связанной с назначением нового начальника гарнизона, о продовольственном кризисе. Подвоза из деревень не было, город не в состоянии был обслужить рудник. Кое-какие запасы продуктов сохранились еще в рудничных столовках, но и эти запасы иссякали: рабочие ходили в столовки семьями. Три месяца не выдавалась заработная плата, а вчера пришла только за один месяц сибирками, вдвое упавшими в цене. На руднике поднялось такое возмущение, что Бутов не мог поручиться за то, что он не застанет рудник уже не работающим.
Яков Бутов не был сторонником немедленной стачки. Он считал, что лучше было бы оттянуть выступление рабочих до того, как партизаны начнут новое наступление на рудник. Но так как все на руднике требовали немедленной стачки, и в отдельных шахтах вспыхивали самочинные забастовки, и вся многотысячная масса давила на рудничный комитет, обвиняя его в бездеятельности, трусости, а наиболее горячие даже в предательстве, и всем этим пользовались левые эсеры и анархисты, то Яков Бутов так освещал положение дел на руднике, что получалось, что нужно или немедленно наступать на рудник, или, если это даже невозможно, немедленно объявить стачку.
- Ишь куда гнет!.. - раздувая свои широкие волосатые ноздри, посверкивая глазками, говорил Алеша Маленький. - До сих пор мы, грешные люди, думали, что надо идти в голове массы, учить ее, коли нужно, сдерживать ее. А у вас на руднике считают, видать, что надо плестись в заду у массы... В слабости своей расписываетесь, товарищи...
- А я скажу, товарищ Чуркин, что, ежели в кабинетах сидеть да не знать, чего масса требует, это тоже никакая политика... - с раздражением на Алешу Маленького отвечал Яков Бутов.
- Знамо дело, в кабинетах, - беззлобно соглашался Алеша Маленький. "Они там пируют, карманы набивают", - чисто вы об областном комитете мыслите... Шутники вы все там. Еще полтарелочки, Аксинья Наумовна...
Сурков, не вмешиваясь в спор, сосредоточенно и жадно ел, похоже было он и не слушает их. Но Сеня, зная о разногласиях Суркова с Алешей Маленьким и о том, что Сурков не согласен также с Яковом Бутовым, догадывался, что Сурков молчит для того, чтобы сначала Бутов и Алеша Маленький побили друг друга, - чтобы потом самому побить и Бутова и Алешу Маленького.
Во время обеда в столовую несколько раз заходили партизаны и посыльные из штаба с различными делами. Сурков, отрываясь от еды, подписывал бумаги, отдавал устные распоряжения. Пришел командир Новолитовской роты, и Сурков распорядился, чтобы завтра чуть свет рота выступила против хунхузов.
Обед возглавляла Аксинья Наумовна. Она давно уже не получала никакого жалованья, но не хотела уходить от Костенецких и обслуживала теперь чуть ли не весь ревком.
Сколько раз во время обедов за этим столом обсуждались планы наступлений, ниспровергался тот или иной член ревкома, - иной раз спорщики до того воспламенялись, что стучали кулаками по столу, хватались за револьверы, - Аксинья Наумовна никогда и ни во что не вмешивалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156