- спросила она.
Все молчали.
- Нет таких? Я советовалась с председателем ревкома, товарищем Сурковым, - сказала Цой, - и мы вместе считаем, что Ни виноват в том, что он плохой, недисциплинированный партизан, - это привело его к несчастью. Поэтому было бы правильнее, если бы отобрали у него оружие и выгнали его из отряда...
Подсудимый медленно повернул голову и, прямо взглянув в глаза Цой своими темно-лиловыми глазами, сказал, что он не уйдет из отряда: как будет он глядеть в глаза отцу и матери и маленьким сестрам? Он просит товарищей оказать ему последнюю услугу и расстрелять его. Отец убитого мальчика, босой мужик с седой прядью на темени, все время стоявший молча в своей длинной полотняной рубахе без пояса, сделал жалкое движение рукой, в которой он держал облезлую собачью шапку, и сказал:
- Как я есть отец его...
Взгляды всех, кроме подсудимого, повернулись к нему.
- Как я есть отец его... а вот она есть... матка его... - с трудом подыскивая слова, говорил мужик, - и его, как сказать, не вернешь... парнишку... Вот мы просим... Я и вот матка его... Я и вот она... Не губите парня и не судите его. Он сам еще, ясно, малый... Простите, Христа ради. - И он низко поклонился на четыре стороны, касаясь земли собачьей шапкой.
Подсудимый упал лицом в траву и зарыдал. Бабы в толпе завсхлипывали. Молодые корейские партизаны сидели униженные. А среди мужиков творилось невесть что:
- Да разве мыслимо за такое дело человека губить!
- А с кем того не могло случиться?
- Да он же еще мальчик! - всхлипывая, сказала молодая баба.
- Тебе бы такого... мальчика! - съязвил было ее сосед.
Но настроение мужиков уже переломилось в пользу подсудимого.
- И эти злыдни туда же! Такая беда - и вдруг расстрелять!
- Правду говорят, у них пар заместо души!..
- А ревком тоже надумал, прости господи! Чего ж его теперь с отряда гнать? Уж он теперь вот как аккуратно будет с ружём!..
- Ну, стало быть, жив будет, - с удовольствием сказал Агеич, поняв, что Карпенко теперь от него никуда не уйти.
Мария Цой, с трудом сдерживая рыдания, покинула роту.
И теперь она лежала одна в большом пустом доме, глядя во тьму мерцающими косыми глазами, - поверженная.
Цой знала, что она скоро вновь увидит родную землю, но она знала, что никто ее там не ждет и нет у нее там не только друга, но просто человека, которому она могла бы довериться, что ей все придется начинать сначала, терпеливо собирать по зерну. И сердце ее разрывалось самой страшной тоскою тоскою одиночества и неверия в свои силы.
Она не замечала, что, чем больше она думала об этом, тем чаще ее воображение останавливалось на Суркове.
Этот человек казался ей тем, о ком могли только мечтать она и ее погибшие друзья. И все, что он делал и говорил, даже его внешность, даже его короткие ноги и то, что он хромал, все это казалось Цой неотделимым от его прекрасной сущности, - он мог быть только таким, и только таким она могла полюбить его.
Все, что она видела здесь в эти дни, казалось ей бесконечно прекрасным. И тем ужасней казалось ей все, что она оставила у себя на родине.
III
По выработавшейся во время похода привычке Сережа проснулся чуть свет, увидел спящего с подушкой на голове отца и вспомнил, что он уже дома. Что-то очень важное, обеспокоившее его, сказал ему отец во время ночного разговора. Что это было?
А было вот что: отец сказал, что быть истинным революционером - это не только всем сердцем любить народ, но и ненавидеть его врагов глубокой ненавистью.
Вчера, не желая нарушать счастливого настроения, Сережа отложил эту мысль, а сейчас он проснулся с этой мыслью и, еще полусонный, стал перебирать в уме, кого же он ненавидит глубокой ненавистью. И, к величайшему удивлению и конфузу, обнаружил, что он решительно никого не ненавидит.
Но не могло же быть, на самом деле, чтобы Сережа не был настоящим революционером! И он, тут же забыв об этом, насвистывая шепотом, чтобы не разбудить отца, оделся и вышел на кухню.
Аксинья Наумовна, залезши руками и головой в отверстие русской печи, разжигала печь, что-то мурлыча.
- Доброе утро, Наумовна! - весело сказал Сережа.
Она высунула голову и улыбнулась, блеснув крепкими еще зубами.
- А ну, поди, поди сюда! - сказала она, обтирая о передник смуглые худые руки. - Вчера я так затуркалась с народом этим - и не расцеловала тебя как следует.
- Вот еще нежности!
Сережа, морщась, вертел головой, пока она, обняв его, целовала в обе щеки.
- Ладно! Иди, мойся. Вижу - уже взрослый стал, - сказала она и легонько подтолкнула его в спину.
Сережа, надев черную сатиновую рубаху и подпоясавшись лаковым ремешком, вышел во двор. Все вокруг - строения, сад, склоны отрога, - все было в тумане раннего утра, но птицы уже посвистывали в саду. У Сережи было такое ощущение, точно он не был здесь очень давно.
Сиделка Фрося, громко зевая, доставала ведром на журавле воду из колодца, поставленного на границе дворов усадьбы и больницы. Фрося находилась по ту сторону сруба. В тот момент, когда вышел Сережа, Фрося, нагнув журавль, только что зачерпнула воды и начала подымать ведро, перебирая руками по шесту. И в это время увидела Сережу и задержала руки. Журавль остановился.
- Ах, боже мой, Сергей Владимирович! - взыграв черными глазами и бровями, воскликнула она волнующимся голосом, который, казалось, исходил не из ее гортани, а из какой-то самой дальней и таинственной глубины ее тела. Когда же вы воротились? Мы здесь по вас, ну, прямо, соскучились!
- Здравствуйте, Фрося!
Сережа мгновенно залился краской и, потеряв всякое самообладание и ощущение окружающего, пошел на Фросю, как на огонь.
- Ой, Сереженька, какой вы совсем мужчина стали! - неожиданно смутившись, сказала она и, отведя взгляд в колодец, начала быстро перебирать руками по шесту, вытаскивая ведро.
Сережа, не находя слов, прямо глядел на ее чуть тронутое пушком, совсем еще молодое лицо счастливыми, глупыми глазами.
- Такой красивенький стали! - тихо, не глядя на него и подрагивая ресницами, говорила Фрося.
- Как ты живешь? - через силу спросил он, чувствуя, что молчать дольше невозможно.
- А какая уж наша жизнь! - сказала она со вздохом, но быстрый, лукавый взгляд ее черных глаз сказал ему другое.
Она легко подхватила обеими руками ведро за дужку и, оттягивая его на себя вместе с шестом от журавля, нечаянно сплеснула себе на подол и на босые ступни.
- Ай! - притворно взвизгнула она.
Она быстро вылила воду в ведро, стоявшее на дощатом помосте рядом с другим, уже налитым, и, отпустив ведро от журавля, сразу взвившееся кверху, стала отряхивать подол.
- Как замочилась! - приговаривала она своим идущим из глубины тела голосом.
Сережа, испытывая приятное кружение в голове, видел мелькание пестрого подола, загорелых рук и ослепительно белых выше колен, стройных сильных ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Все молчали.
- Нет таких? Я советовалась с председателем ревкома, товарищем Сурковым, - сказала Цой, - и мы вместе считаем, что Ни виноват в том, что он плохой, недисциплинированный партизан, - это привело его к несчастью. Поэтому было бы правильнее, если бы отобрали у него оружие и выгнали его из отряда...
Подсудимый медленно повернул голову и, прямо взглянув в глаза Цой своими темно-лиловыми глазами, сказал, что он не уйдет из отряда: как будет он глядеть в глаза отцу и матери и маленьким сестрам? Он просит товарищей оказать ему последнюю услугу и расстрелять его. Отец убитого мальчика, босой мужик с седой прядью на темени, все время стоявший молча в своей длинной полотняной рубахе без пояса, сделал жалкое движение рукой, в которой он держал облезлую собачью шапку, и сказал:
- Как я есть отец его...
Взгляды всех, кроме подсудимого, повернулись к нему.
- Как я есть отец его... а вот она есть... матка его... - с трудом подыскивая слова, говорил мужик, - и его, как сказать, не вернешь... парнишку... Вот мы просим... Я и вот матка его... Я и вот она... Не губите парня и не судите его. Он сам еще, ясно, малый... Простите, Христа ради. - И он низко поклонился на четыре стороны, касаясь земли собачьей шапкой.
Подсудимый упал лицом в траву и зарыдал. Бабы в толпе завсхлипывали. Молодые корейские партизаны сидели униженные. А среди мужиков творилось невесть что:
- Да разве мыслимо за такое дело человека губить!
- А с кем того не могло случиться?
- Да он же еще мальчик! - всхлипывая, сказала молодая баба.
- Тебе бы такого... мальчика! - съязвил было ее сосед.
Но настроение мужиков уже переломилось в пользу подсудимого.
- И эти злыдни туда же! Такая беда - и вдруг расстрелять!
- Правду говорят, у них пар заместо души!..
- А ревком тоже надумал, прости господи! Чего ж его теперь с отряда гнать? Уж он теперь вот как аккуратно будет с ружём!..
- Ну, стало быть, жив будет, - с удовольствием сказал Агеич, поняв, что Карпенко теперь от него никуда не уйти.
Мария Цой, с трудом сдерживая рыдания, покинула роту.
И теперь она лежала одна в большом пустом доме, глядя во тьму мерцающими косыми глазами, - поверженная.
Цой знала, что она скоро вновь увидит родную землю, но она знала, что никто ее там не ждет и нет у нее там не только друга, но просто человека, которому она могла бы довериться, что ей все придется начинать сначала, терпеливо собирать по зерну. И сердце ее разрывалось самой страшной тоскою тоскою одиночества и неверия в свои силы.
Она не замечала, что, чем больше она думала об этом, тем чаще ее воображение останавливалось на Суркове.
Этот человек казался ей тем, о ком могли только мечтать она и ее погибшие друзья. И все, что он делал и говорил, даже его внешность, даже его короткие ноги и то, что он хромал, все это казалось Цой неотделимым от его прекрасной сущности, - он мог быть только таким, и только таким она могла полюбить его.
Все, что она видела здесь в эти дни, казалось ей бесконечно прекрасным. И тем ужасней казалось ей все, что она оставила у себя на родине.
III
По выработавшейся во время похода привычке Сережа проснулся чуть свет, увидел спящего с подушкой на голове отца и вспомнил, что он уже дома. Что-то очень важное, обеспокоившее его, сказал ему отец во время ночного разговора. Что это было?
А было вот что: отец сказал, что быть истинным революционером - это не только всем сердцем любить народ, но и ненавидеть его врагов глубокой ненавистью.
Вчера, не желая нарушать счастливого настроения, Сережа отложил эту мысль, а сейчас он проснулся с этой мыслью и, еще полусонный, стал перебирать в уме, кого же он ненавидит глубокой ненавистью. И, к величайшему удивлению и конфузу, обнаружил, что он решительно никого не ненавидит.
Но не могло же быть, на самом деле, чтобы Сережа не был настоящим революционером! И он, тут же забыв об этом, насвистывая шепотом, чтобы не разбудить отца, оделся и вышел на кухню.
Аксинья Наумовна, залезши руками и головой в отверстие русской печи, разжигала печь, что-то мурлыча.
- Доброе утро, Наумовна! - весело сказал Сережа.
Она высунула голову и улыбнулась, блеснув крепкими еще зубами.
- А ну, поди, поди сюда! - сказала она, обтирая о передник смуглые худые руки. - Вчера я так затуркалась с народом этим - и не расцеловала тебя как следует.
- Вот еще нежности!
Сережа, морщась, вертел головой, пока она, обняв его, целовала в обе щеки.
- Ладно! Иди, мойся. Вижу - уже взрослый стал, - сказала она и легонько подтолкнула его в спину.
Сережа, надев черную сатиновую рубаху и подпоясавшись лаковым ремешком, вышел во двор. Все вокруг - строения, сад, склоны отрога, - все было в тумане раннего утра, но птицы уже посвистывали в саду. У Сережи было такое ощущение, точно он не был здесь очень давно.
Сиделка Фрося, громко зевая, доставала ведром на журавле воду из колодца, поставленного на границе дворов усадьбы и больницы. Фрося находилась по ту сторону сруба. В тот момент, когда вышел Сережа, Фрося, нагнув журавль, только что зачерпнула воды и начала подымать ведро, перебирая руками по шесту. И в это время увидела Сережу и задержала руки. Журавль остановился.
- Ах, боже мой, Сергей Владимирович! - взыграв черными глазами и бровями, воскликнула она волнующимся голосом, который, казалось, исходил не из ее гортани, а из какой-то самой дальней и таинственной глубины ее тела. Когда же вы воротились? Мы здесь по вас, ну, прямо, соскучились!
- Здравствуйте, Фрося!
Сережа мгновенно залился краской и, потеряв всякое самообладание и ощущение окружающего, пошел на Фросю, как на огонь.
- Ой, Сереженька, какой вы совсем мужчина стали! - неожиданно смутившись, сказала она и, отведя взгляд в колодец, начала быстро перебирать руками по шесту, вытаскивая ведро.
Сережа, не находя слов, прямо глядел на ее чуть тронутое пушком, совсем еще молодое лицо счастливыми, глупыми глазами.
- Такой красивенький стали! - тихо, не глядя на него и подрагивая ресницами, говорила Фрося.
- Как ты живешь? - через силу спросил он, чувствуя, что молчать дольше невозможно.
- А какая уж наша жизнь! - сказала она со вздохом, но быстрый, лукавый взгляд ее черных глаз сказал ему другое.
Она легко подхватила обеими руками ведро за дужку и, оттягивая его на себя вместе с шестом от журавля, нечаянно сплеснула себе на подол и на босые ступни.
- Ай! - притворно взвизгнула она.
Она быстро вылила воду в ведро, стоявшее на дощатом помосте рядом с другим, уже налитым, и, отпустив ведро от журавля, сразу взвившееся кверху, стала отряхивать подол.
- Как замочилась! - приговаривала она своим идущим из глубины тела голосом.
Сережа, испытывая приятное кружение в голове, видел мелькание пестрого подола, загорелых рук и ослепительно белых выше колен, стройных сильных ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156