- Ничего, старшинка! - говорил Сарл. - Гладких - смелый люди. Люди, однако, много, бойся не надо... Ай-э, ходи сынка мой посмотри. У-у, какой здоровый сынка! - воскликнул он, озаряясь детской улыбкой.
Распеленатый ребенок, со смуглым, оплывшим книзу личиком, лежал в колыске перед фанзой, суча короткими, полными ножонками. Сидящая перед ним на корточках немолодая скуластая женщина, с тонкими черными бровями и серьгой в носу, хватала его за пупок. Ребенок смеялся беззубым ротиком, как старичок.
- Вот сын - так сын! Вот так охотник! - вскричал Мартемьянов, подхватив ребенка на руки. - Ух ты, какой веселый!.. Ух ты, какой беззубенький!.. урчал он, держа его на весу перед собой и стараясь захватить ртом его ручонки. - Aм!.. Aм!..
Ребенок смеялся, выказывая нежное малиновое нёбо. Мать, держа наготове руки, боязливо поглядывала на них.
- Тебе много ходи - кушай надо, - говорил Сарл. - Молодой люди тоже кушай надо, - с улыбкой кивнул он на Сережу. - Янсели тебе катами намихта* давай, сяйни давай...
______________
* Сушеная рыба. (Примеч. А.А.Фадеева.)
- Сяйни? - Мартемьянов с улыбкой передал ребенка женщине. - Сяйни не надо, сяйни мы, русские, не кушаем... Да ты не беспокойся - у нас все свое есть...
- А что такое "сяйни"? - спросил Сережа.
- Да так, кушанье такое, нам оно не подойдет, - подавляя улыбку, сказал Мартемьянов. - Это, знаешь, две женщины жуют - одна рыбу, другая сладкие коренья или ягоды - и плюют в одну чашку, чтобы уж, значит, гостю не жевать, а глотать прямо...
Сережа, почувствовав внезапный приступ тошноты, отвернулся.
В полутемной фанзе, куда они вошли в сопровождении Сарла, их обдал запах чеснока, пыли, застарелой копоти. Фанза с двумя глиняными канами* посредине, от которых расходились на две стороны низкие глиняные нары, устланные корьем и звериными шкурами, была очищена для гостей. На правой, женской, половине валялась кое-какая кухонная утварь, на левой, мужской, висела русская трехлинейка с обрезанным ложем.
______________
* Печами. (Примеч. А.А.Фадеева.)
- Не из тех ли, что я тебе на Сучане выдал? - спросил Мартемьянов, указывая на винтовку.
- Ай-э, ай-э! Спасибо! - закивал Сарл.
"Когда он мог ему выдать? Да, он был председателем Сучанского совета... Значит, они встречались тогда?"
Сидя на нарах, поджав под себя ногу, Сережа уныло глодал хлебную корку, - есть ему не хотелось, а Мартемьянов ел вкусно и много, вслух размышляя о хунхузах и договариваясь с Сарлом о завтрашнем собрании. Сарл, на корточках, держа перед собою зажженное смолье, которое он взял с одного из канов, делился с Мартемьяновым своими планами.
- Я думай, тут, однако, мельница работай надо, - серьезно говорил он. Большой круглый фанза работай, камни привози. Тебе понимай? Лошадка кругом ходи, камни - гр-ру-у... гр-ру-у. - Он покрутил рукой, показывая, как будут вертеться жернова.
- А молоть-то что?
- Кукуруза! Земля работай буду, тебе понимай? Земля работай нету дальше живи не могу... Тебе посмотри, - с волнением указал он на группу тазов. - Какой бедный люди! Все равно собаки... Дацзы... - протянул он сквозь зубы с внезапной горькой ненавистью к тем, кто дал его братьям по крови это унизительное прозвище. - Кругом русский люди, китайский люди рыба забирай, шкура забирай - наша живи не могу. Земля!.. Земля работай нету все удэге помирай!..
- Что ж, земля у вас будет, - важно сказал Мартемьянов. - Сейчас еще Колчак да японец мешают.
- О-о, я понимай! - воскликнул Сарл, дрогнув щекой, и схватился за пуговицу на рубахе тонкими подвижными пальцами. - Я понимай!.. Однако наша люди - Масенда, Кимунка, другой какой старый люди - понимай нету... Его думай, надо, как ране, живи: рыба лови, козуля стреляй!.. Я фанза работай его не хочу фанза живи. Я говори, земля работай надо - его не понимай... Худо, худо!..
Он тряс головой и сильно жестикулировал, боясь, что Мартемьянов не поймет его - не поймет этого заветного дела его жизни, которое открылось ему в одну из бессонных звездных ночей и должно было изменить весь уклад жизни его народа. Он говорил об этом деле с тем творческим волнением, какое испытывали, наверно, и первый человек, приручивший священный огонь, чтобы готовить пищу, и первый человек, изобретший паровую машину.
- Тебе - старшинка, - говорил он, волнуясь, - каждый люди тебе слушай... Завтра, однако, все люди фанза ходи, тебе скажи: "Люди! Земля работай надо, мельница работай надо, надо!.."
- Что ж, я скажу, ты не горячись, - снисходительно урчал Мартемьянов: доверие Сарла очень ему льстило. - Это правильно, конечно... У стариков, известно, свои привычки.
Когда Мартемьянов поел, Сарл пригласил его на камлание, которое должно было состояться вечером перед жилищем шамана Есси Амуленка.
- Нашел кого пригласить! - добродушно осклабился Мартемьянов и посмотрел на Сережу с таким видом, точно хотел сказать: "Посмотри, вот бывают же дураки!" - Не верим мы в бога, дорогой мой, и вам не советуем, убедительно сказал он Сарлу. - Сознательный народ, а дурман разводите!..
Рука Сарла, державшая смолье, задрожала, и на лице его появилось испуганное и умоляющее выражение.
- Не надо, не надо так говори!.. - пробормотал он, дергая щекой.
"И правда, какая нечуткость!" - с внезапным раздражением на Мартемьянова подумал Сережа.
- Ничего, Сарла, ничего... Моя ходи, - сказал Сережа, почему-то ломая язык. - Ты на него не обижайся.
- Ишь какой защитник выявился! - смеялся Мартемьянов. - Ну, ладно, не буду, не буду... Посмотри, посмотри, как они кривляются, - кряхтел он, расстилая шкуры, чтобы удобней расположиться. - Взрослые люди, а, право, как дети!..
XII
В поселке чувствовалось тихое оживление. Взрослые удэге, некоторые с бубнами в руках, сходились кучками и, обменявшись молчаливыми знаками, уходили по извилистой, пересеченной вечерними тенями тропинке, ведущей от реки к сопкам.
Благодаря их одинаковым одеждам и резко выраженным типовым особенностям наружности, все они казались Сереже на одно лицо - мужчины и женщины. Постепенно приглядевшись, он стал отличать женщин. Они были меньше ростом, с более скуластыми, почти пятиугольными лицами, с более ярко выраженной монгольской складкой век и в более пестрых одеждах. Их длинные, до колен, рубахи, рыбьи унты, плотно обтягивавшие маленькие стройные ножки, легкие наколенники и нарукавники разузорены были спиральными кругами, изображавшими рыб и зверей. На груди, подоле и рукавах нашиты были светлые пуговицы, раковины, бубенчики, разные медные побрякушки, отчего при ходьбе от одежд исходил тихий шелестящий звон.
У одной из юрт, отличавшейся от других своими более крупными размерами, берестяной полог у входа был откинут. Оттуда доносились детские возгласы, виден был красный свет костра, в отверстие в крыше выходили голубоватые струйки дыма. Сарл, не могший, по обычаям, пройти мимо жилища, у которого открыт вход, сделал Сереже знак идти за ним и, нагнувшись, вошел в юрту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156