ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Предательство… Предательство? Это ты — мне? Я проклинаю свою любовь к тебе. Они соблазнили меня возможностью обеспечить тебе жизнь, как никакому другому молодому человеку в Генуе, а может, и во всей стране. Но ты неблагодарен и не способен понять, что каждый день жизни есть борьба. Куда лучше было бы привлечь тебя к работе, как это сделал со своим сынком Луиджи чванливый Андреа Парвизи. Молодой Парвизи стал дельным купцом, одним из тех, кто при случае может и мне перейти дорогу. Луиджи, которого я ненавижу больше чем кого другого, истинный сын своего отца. Уж он-то не предаст старика. Его уста никогда не произнесут тех слов, которыми ты обласкал меня. И этого самого Луиджи Парвизи, который смертельно оскорбил и меня, и тебя, я должен ставить выше собственного сына! Какой удар! Судьба не раз безжалостно и жестоко обходилась со мной. Но ей не согнуть меня, даже сегодня, когда мой сын в решительный час предал меня.
Молодой Гравелли напряженно следил глазами за отцом. Он видел его искаженное лицо. Ему стало страшно. Что же происходит?
И тут старик заговорил снова:
— Завтра ты со своей семьей покинешь Геную. Я дам тебе с собой небольшие средства. Не о тебе я забочусь, а лишь о моей невестке и внуках, они должны жить на это, пока их кормилец не будет в состоянии уберечь своих близких от голодной смерти! Не дерзай обращаться за помощью к родителям твоей жены! Гравелли не нищенствуют, они сражаются без оглядки на чье бы то ни было мнение. Мой дом для тебя навсегда закрыт. У меня нет больше сына. И храни тебя Бог, Пьетро Гравелли, от того, чтобы ты когда-нибудь сказал вслух хоть одно слово из тех, что ты сегодня здесь услышал. Тебя разыщут, куда бы ты ни вознамерился спрятаться.
Гравелли вскочил с кресла. На скулах у него играли жесткие желваки. Слышно было, как он скрипит зубами. Вдруг он пошатнулся, успев однако вцепиться руками в тяжелый стол, чтобы не упасть.
— Отец!
— Вон! Вон! — рычал Агостино Гравелли.
— Отец… — начал было снова Пьетро.
Не дав сыну продолжать, разъяренный банкир схватил со стола тяжелый винный кувшин, чтобы швырнуть его в голову Пьетро. Молодой человек успел перехватить поднятую руку, вырвал из нее опасное оружие и силой усадил бесновавшегося отца обратно в кресло.
— Только без этого! Я не страшусь жизни и смеюсь над твоими проклятиями и угрозами. Мы не в театре. Я остаюсь при своем суждении о твоих делах с деем и ни на шаг не отойду от него. Хорошо, ты стал богатым и могущественным, но ведь — пленником, который должен плясать под чужую дудку…
— Какое тебе дело до этого, коли уж ты решил перевести свою жену и детей с солнечной на теневую сторону жизни?
Вопрос этот старый Гравелли задал уже более умиротворенным тоном, без той жесткости, что звучала в прежних его словах. Банкир испугался, как бы не перегнуть палку.
Пьетро смутился, побледнел.
— Отец, отец! — сокрушенно простонал он. — Никогда, во веки веков, ничто не сможет нас разделить, считай ты далее, что все связи между нами перерезаны.
Старик слушал его безучастно, не проявляя никаких эмоций.
— Да, ты действовал скверно, — твердым тоном продолжал Пьетро. — Назвать иначе я это не могу. Образование, которое я получил благодаря тебе, заставляет меня смотреть на все иными глазами. Мне стали близкими великие идеи и цели, движущие человечеством; я изучал культурное наследие всех веков, научился отделять злое от доброго. Обращать людей в рабство — преступление, как преступление — и способствовать этому. Я знаю это. Но я не судья тебе, отец, а твой сын, и не ребенок больше, даже если ты меня все еще им считаешь.
Гравелли с легкой ухмылкой посмотрел на сына.
Молодой человек боролся с собой. Метался туда и сюда, не находя выхода.
Агостино Гравелли ждал.
Наконец глухо, устало, с хрипотцой в голосе Пьетро сказал:
— Я — Гравелли!
— Это значит?..
Вопрос был излишним. Отец победил.
— Это значит, что я готов для нашей семьи на все то, что и ты. Даже вопреки добродетели, — сказал Пьетро и, дрожа как в лихорадке, добавил, чтобы не оставалось более путей к отступлению: — Так чего же все-таки хотел этот незнакомец? Поделись, расскажи мне слово в слово. Я должен знать все. Ни о чем не умалчивай, ничего не приукрашивай!
Банкир рассказал. Больше между ними тайн не было.
— И ты уверен, что слова этого незнакомца не пустая угроза? — спросил Пьетро под конец.
— Безусловно. Ничто не спасет меня от мести этих людей, изъяви я им свою непокорность. С некоторых пор я пренебрегал исполнением договора. Не из тех отнюдь принципов, что выставлял ты. Они-то меня как раз не волнуют. Просто меня угнетали мои оковы. Да, дей посадил меня тогда в седло, это так, но ведь скакать-то я научился сам. Научился, но, к сожалению, переоценил свои силы. С сегодняшней ночи я твердо знаю, что перечить им не могу.
— Что же ты думаешь делать?
— Прежде всего я должен подумать, как защитить наше состояние. Чтобы не бояться за жизнь, когда снова начну служить Алжиру своими сообщениями. Но я страшусь нашего ночного визитера. До сих пор он работал только на дея. Однако случись вдруг, что они рассорятся или нынешнего владетеля свергнут, как это часто у них бывает, а новый отвергнет услуги этого проходимца, — тогда возникнет опасность, что этот человек сядет мне на шею. Я никогда не освобожусь от него. Что можно сделать? Все зависит от того, кто из нас двоих окажется быстрей и решительней. Я-то во всяком случае постараюсь не дать ему фору… А теперь вот что, Пьетро: в ближайшие дни ты должен покинуть Геную. Я передаю тебе все имеющиеся в нашем распоряжении средства и поручаю в дальнейшем постепенный вывоз нашего состояния.
— Куда?
— Прочь из Италии. Однако не далеко. Наполеон в России разбит. Разумеется, это еще не означает, что владычеству корсиканца пришел конец, но я не хотел бы больше полагаться на него. Политическое положение в Европе запутанное. Нигде, кроме разве что маленьких государств, которые не могут быть для нас полем деятельности, не существует абсолютных гарантий. Поезжай в Вену. Ты будешь получать от меня указания, какие дела там вести. У меня такое предчувствие, что однажды, рано или поздно, наступят коренные изменения; вполне возможно, что гнев народов сотрет тиранию. Со всех сторон ко мне поступают сведения, позволяющие надеяться на это. Итак, решено: ты отправишься в Вену, а я буду служить дею здесь.
— Поедем с нами, отец!
— Бессмысленно и невозможно. Бенелли, этот итальянский ренегат, зорко следит за каждым моим шагом. Будем надеяться, что ничего здесь со мной не случится. В Вене же меня наверняка встретит кинжал наемного убийцы, ведь я не мог бы там выполнять свой договор. Теперь я еще раз прошу тебя о том, что требовал раньше: никому, даже своей жене, не говори ни слова об этом разговоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100