Ему нужно что-нибудь яркое, но основательное. Очень основательное. В такой момент он едва ли мог себе позволить выступить с чем-то несущественным. Севилл со вздохом отложил журнал, вытянул из пачки сигарету и уставился на неё невидящим взглядом.
— Билл?
— Я здесь.
Когда Элизабет вошла в комнату, он сидел с банкой пива на подлокотнике, переключая телеканалы.
— Дэйв тебя убьёт, если увидит пиво.
— Знаю. — Он улыбнулся и выключил звук. — Не выдавай меня, ладно?
— Я тебя не выдам, если ты не выдашь меня, — идёт? Я хочу с тобой поговорить кое о чем.
Билл махнул рукой в сторону кушетки и чуть не опрокинул банку, но поймал её — с виноватым видом.
— Что ж, давай поговорим.
Элизабет бросила куртку на кушетку и осторожно присела на краешек. С чего начать? Это непросто. Даже с богатым воображением. Она решила идти напролом.
— Дед, я собираюсь тебе сказать кое-что довольно безумное, но я хочу, чтобы ты меня выслушал, хорошо?
— Хорошо, — осторожно ответил он.
— Я знаю, ты скажешь, это глупо, но я до сих пор продолжаю работать хендлером. Помнишь собаку, о которой я говорила? Ту, про которую спрашивала тебя ночью на кухне? Она все ещё в университете, над ней проводят опыты. — Лицо Билла посуровело. Элизабет заметила это, но храбро бросилась в бой. — Кроме того, я должна сказать тебе ещё одну вещь — на своих утренних пробежках я гуляю с этой собакой. — Она подождала ответа, но Билл молчал и пристально смотрел на неё. — Мы с ним друзья. Я не знаю, как это объяснить, но других слов у меня нет.
Она сделала паузу, глядя на него и дожидаясь хоть какого-то ободряющего знака, но он бесстрастно молчал. Элизабет перевела дух и начала снова:
— Я знаю, что ты думаешь, и я не виню тебя, но ты не знаешь Дамиана. Господи, мне так тяжело объяснить, как все это случилось… Ну ладно, теперь главное: произошло кое-что уникальное — мягко выражаясь, — и мне нужен вой совет. В общем, я хочу, чтобы ты взглянул на него…
— Нет, — сказал Билл, — остановись. — Элизабет потряс его тон. — Элизабет, я не хочу в этом участвовать. Я…
— В чем участвовать? — выпалила она резче, чем собиралась: Билл мгновенно заметил какие-то подводные камни.
— Ты не рассказываешь об этой собаке в университете так же, как дома?
Она слегка обиделась:
— Ну, в общем, да, но…
— Хорошо, и когда ты намерена остановиться? Ты собираешься его украсть? Может, ты хочешь связаться с «зелёными» и выкрасть всех животных из университета? Что ты делаешь, Элизабет?
— Я очень осторожна и не делаю ничего плохого. Просто гуляю с ним по утрам — какой от этого вред? Мне кажется, я от этого становлюсь лучше. Я не хочу превратиться в человека, которому наплевать на страдания собаки.
— Но ведь ты как-то сумела с этим справиться в отношении остальных собак? Сколько их в университете, Элли, сколько их в одной только лаборатории твоего отца? Чем они отличаются от этого пса?
— Я не знаю, почему становишься другом кому-то одному, а не другому! — Элизабет почти кричала — слишком велики были разочарования последних месяцев. Затем перевела дыхание и понизила тон. Она не могла кричать на Билла. — Если я предам доверие Дамиана, если уйду — я стану таким человеком, каким ты бы хотел меня видеть?
— Ты молодая женщина, у тебя впереди перспективная медицинская карьера. Я хочу видеть тебя врачом. Ты будешь помогать тысячам людей, спасать тысячи жизней. Если займёшься наукой, тебе, возможно, придётся жертвовать животными или дорогим оборудованием ради спасения миллионов людей. Вот как я вижу будущее, Элизабет. А ты — ты видишь одну-единственную собаку, с которой забавно играть и которую ты не воспринимаешь как серьёзную угрозу твоей карьере. Вхождение в терапию требует дисциплины, это тяжёлая работа, но важен конечный результат. А ты собираешься отбросить все это и поставить под угрозу своё положение в университете, ради того чтобы тайком гулять с лабораторной собакой, к которой привязалась? Я думал, ты умнее.
Запустив пальцы в волосы, Элизабет сменила тактику:
— Я просила тебя выслушать меня. Ты это сделаешь?
— Ты не можешь сказать ничего, что изменило бы суть того, что я сказал тебе. Или, быть может, ты собираешься меня убедить, что не собираешься продолжать эти глупые игры? Если так, я тебя выслушаю. Однако, если ты намерена чем бы то ни было оправдывать своё возмутительное и, говоря откровенно, ненормальное поведение, я не хотел бы продолжать этот разговор.
Ненормальное поведение? То, что она помогала Дамиану? Что ненормального в её действиях? Она безгранично уважала Билла. Она всегда хотела быть, как он, — такой же одарённой, такой же умной, каждый день спасать жизни так буднично, как другие выпивают чашку кофе. Но разве он прав?
— Мне жаль, что ты так это воспринял. Но я тоже отношусь к этой собаке серьёзно. Возможно, мои прогулки с Дамианом незаконны и кажутся тебе извращением, но позволь мне кое-что сказать. Это не ошибка и не заблуждение. Я поступаю правильно.
Совершенно разочарованная, Элизабет чувствовала, что теряет над собой контроль. Глаза её наполнились слезами, и она выбежала из комнаты. Флетчеры не плачут. По крайней мере, на людях.
Они больше не возвращались к этой теме. Как всегда, Элизабет с Дамианом пришлось самим о себе заботиться. Она раздумывала, к кому можно обратиться. Профессор Хоффман, первый благодетель Дамиана, казался лучшей кандидатурой, но её беспокоила его дружба с Севиллом. Размышляя, Элизабет начала серьёзно заниматься с Дамианом, стараясь научить его словам — многим словам, чтобы можно было показать его кому-нибудь, кто окажется в состоянии помочь. Пусть она не может вытащить Дамиана из университета — по крайней мере, поможет ему добиться сострадания.
Элизабет теперь много читала о поведении собак и неожиданно обнаружила, что их не считают умными животными. Ей это показалось странным: даже не учитывая способности повторять слова, Дамиан хорошо понимал все, чего она хотела от него добиться. Её все больше возмущали все эти высокомерные сомнения в наличии у собак разума.
Гордясь своим учеником, Элизабет никогда не пропускала их утренних уроков. Теперь она приносила полотенце, чтобы вытирать Дамиана, и каждое мокрое тёплое утро они гуляли. Их прогулки к оврагу стали одновременно часами занятий. Питбуль носился возле неё кругами, вился у ног, приносил палки, затем отступал, глаза его смеялись и призывали бросать палку как можно дальше.
Она стала учить его многосложным словам, просто из любопытства — сумеет ли? Для начала выбрала своё имя, все больше ощущая себя Джейн из «Тарзана». Чтобы понять то, что Дамиан знал с самого начала: он не может произносить многосложные слова, — ей понадобилось три дня. Пёс выговаривал слова резко, как лаял, с отчётливыми паузами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113