Из неформалов, маньяков-гуманистов, а не из ответственных членов медицинского или научного сообщества. Но, я думаю, ты умнее их, Элизабет.
— Я научила Дамиана произносить некоторые слова. Всего несколько слов. И не просто произносить их — он понимает, что они означают. Он действительно может говорить, как человек. Севилл узнал об этом и украл у меня собаку. Он хочет присвоить себе всю славу, и знаете что? Мне плевать на это. Я пыталась работать с ним, чтобы он мог получить все свои замечательные почести, стать большой шишкой, несмотря на то, что ничего не сделал, — при условии, что он просто будет хорошо обращаться с Дамианом. Но когда он… — Хоффман снисходительно посмотрел на неё. — Я знаю, о чем вы думаете, но посмотрите сами. Дамиан много всего умеет. Я научила его, а теперь этот ублюдок забрал его и…
Хоффман внезапно остановился.
— Что ты пытаешься сделать, Элизабет? Я не…
— Езжайте туда и посмотрите! Спросите его, заставьте показать вам все. Вы должны мне поверить, потому что это правда.
Она ждала, глядя ему в глаза. Хоффман помотал головой.
— Пёс говорит? —Да.
— И это ты его научила? — Да.
— И что он говорит?
— Он может называть цвета, геометрические фигуры, просить о чем-нибудь… — Профессор вздохнул и снова направился к машине. — Сделайте это. Пожалуйста. Но умоляю вас, не говорите Севиллу, что я к вам приходила. Возможно, он никогда больше не позволит мне быть с Дамианом, но если вы скажете, что я у вас была, он совершенно точно не подпустит меня даже близко. Тогда Дамиана больше никто не увидит, кроме него. Вы не поверите, что этот человек с ним делает. Он не мог заставить его работать по — доброму, так теперь надел на него электрический ошейник…
Голос Элизабет сорвался, и она умолкла, пытаясь взять себя в руки. Хоффман, судя по всему, не уходил только из жалости.
Я знаю Джо Севилла много лет и никогда не мог упрекнуть его в непрофессионализме.
— Я своими глазами видела, что он делает. Если это профессионал, тогда это слово ничего не значит. Слово «профессионал» означает, что человек знает, что делает. Когда вы применяете электрический ток — то есть пытку — к животному, чтобы заставить его работать на вас, вы не знаете, что делаете. Это же очевидно. Бедный пёс почти невменяем — вы бы его видели. Все это похоже на стокгольмский синдром: Севилл так долго мучил Дамиана, что теперь пёс готов абсолютно на все, чтобы угодить ему.
Они дошли до машины. Хоффман остановился, поставил портфель на капот и полез за ключами.
— Мне трудно в такое поверить, — вздохнул он. — И подтвердить твои слова можно только в одном месте. Я поеду к Джо. Неважно, что я там обнаружу, но если по каким-то причинам почувствую, что с собакой обращаются не должным образом, я скажу об этом Джо. Это тебя устроит?
— Спасибо, профессор, огромное вам спасибо. Я больше ни о чем не прошу. Посмотрите, как он там… — Она подняла глаза на учёного. — Вчера вечером я разозлила Севилла, и теперь он никогда не позволит мне увидеть Дамиана. Я точно знаю. Дамиан останется совершенно один с человеком, который пойдёт на что угодно, лишь бы заставить его на себя работать. А так хоть вы будете присматривать за ним. Пожалуйста.
Хоффман отмахнулся от неё.
— Довольно и того, что ты мне рассказала. Я знаю Джо, и я уверен, что с Дамианом обращаются наилучшим образом. Никто не хочет, чтобы собаке было плохо, Элизабет. И я не знаю, как тебе вообще в голову такое пришло. — Он поднял руку, не давая Элизабет возразить. — Я поговорю с Джо. И проверю, как там Дамиан.
— Вы не будете говорить обо мне? Прошу вас.
Хоффман бросил портфель в машину и сел.
— Мне пора. Не волнуйся, пожалуйста. Если будут проблемы, я с ними разберусь. Поверь мне.
Машина тронулась. Элизабет в глубокой задумчивости побрела по тротуару под клёнами. Она обдумывала слова Хоффмана. Разве она «зелёная» экстремистка? Через месяц или чуть позже начнутся занятия в медицинской школе, и она вступит на суровый путь к знаниям и престижной степени доктора медицины. Элизабет не понимала, почему то, что она делает, может как-то испортить ей карьеру: она просто пыталась вытащить одну собаку из крайне тяжёлой ситуации.
А те, кто борется за права животных, пытались закрыть лабораторию её отца. Помешать важному исследованию.
Они враги.
Или нет? Почему она не думала об этом раньше? Эти «гуманьяки» могли бы помочь ей забрать Дамиана у Севилла. Она пока не знала, как, но, по крайней мере, они бы не стали спрашивать, зачем это нужно. Помогут ли они ей? Мысль о том, чтобы приобрести сильных союзников в борьбе против Севилла, воодушевляла.
Но идея казалась слишком радикальной. Элизабет столько лет считала этих людей опасными, что теперь одна мысль об их помощи отдавалась во рту горьковатым привкусом. Она подождёт и посмотрит, что сделает Хоффман, а уже потом станет думать о союзе с «зелёными».
Подъехав к дому, Виктор Хоффман заметил одну из машин Севилла рядом с боковой дверью. Он часто бывал у своего друга. Сейчас его явно не ждали — никто не ответил. Хоффману неохота было возвращаться к главному входу, и он подёргал дверь — та была не заперта.
—Эй! Джо? Том?
Ответа не было. Хоффман вошёл.
—Джо?
Он направился прямиком в рабочий кабинет и просунул голову в дверь. Полосатый пёс сидел в переносной клетке рядом со столом Севилла. В кабинете никого не было. По полу от раковины под дверь маленькой рабочей комнаты тянулся шланг. В той комнате, как помнил Хоффман, несколько лет назад держали обезьяну. Из-за приоткрытой двери слышался слабый звук льющейся воды. Он вошёл в кабинет и направился к плексигласовой стене — посмотреть, есть ли там кто-нибудь. Проходя мимо клетки, Хоффман поприветствовал собаку:
— Здравствуй, Дамиан.
— Здра. Биолог замер. — Том?
Но голос был не похож на голос Тома. Ему послышалось, вот и все. Хоффман вернулся к входной двери и выглянул в коридор. Никого не было. Где-то лилась вода. Пахло хлоркой.
— Туда.
Биолог медленно повернулся. Пёс в клетке встретил его взгляд.
— Туда, — с надеждой повторил пёс.
Хоффман отшатнулся, почувствовал спиной стол и застыл, опершись на него, пристально глядя на собаку.
— Господи Иисусе.
Из комнаты для животных, волоча за собой шланг, вышел Том. Следом вырвалось облако горячего пара.
— Что, — спросил Хоффман, указывая на пса, — что, ради всего святого, здесь происходит, Том? Объясни мне!
Помощник побледнел.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Это животное только что разговаривало со мной! Ей-богу, Том, разговаривало. По-английски.
— Ой! — тихо проговорил Том.
— Ой? — Хоффман повернулся к молодому человеку: — Я говорю тебе, что этот пёс только что поздоровался со мной на чистом английском языке, и на это ты можешь мне ответить только «ой»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Я научила Дамиана произносить некоторые слова. Всего несколько слов. И не просто произносить их — он понимает, что они означают. Он действительно может говорить, как человек. Севилл узнал об этом и украл у меня собаку. Он хочет присвоить себе всю славу, и знаете что? Мне плевать на это. Я пыталась работать с ним, чтобы он мог получить все свои замечательные почести, стать большой шишкой, несмотря на то, что ничего не сделал, — при условии, что он просто будет хорошо обращаться с Дамианом. Но когда он… — Хоффман снисходительно посмотрел на неё. — Я знаю, о чем вы думаете, но посмотрите сами. Дамиан много всего умеет. Я научила его, а теперь этот ублюдок забрал его и…
Хоффман внезапно остановился.
— Что ты пытаешься сделать, Элизабет? Я не…
— Езжайте туда и посмотрите! Спросите его, заставьте показать вам все. Вы должны мне поверить, потому что это правда.
Она ждала, глядя ему в глаза. Хоффман помотал головой.
— Пёс говорит? —Да.
— И это ты его научила? — Да.
— И что он говорит?
— Он может называть цвета, геометрические фигуры, просить о чем-нибудь… — Профессор вздохнул и снова направился к машине. — Сделайте это. Пожалуйста. Но умоляю вас, не говорите Севиллу, что я к вам приходила. Возможно, он никогда больше не позволит мне быть с Дамианом, но если вы скажете, что я у вас была, он совершенно точно не подпустит меня даже близко. Тогда Дамиана больше никто не увидит, кроме него. Вы не поверите, что этот человек с ним делает. Он не мог заставить его работать по — доброму, так теперь надел на него электрический ошейник…
Голос Элизабет сорвался, и она умолкла, пытаясь взять себя в руки. Хоффман, судя по всему, не уходил только из жалости.
Я знаю Джо Севилла много лет и никогда не мог упрекнуть его в непрофессионализме.
— Я своими глазами видела, что он делает. Если это профессионал, тогда это слово ничего не значит. Слово «профессионал» означает, что человек знает, что делает. Когда вы применяете электрический ток — то есть пытку — к животному, чтобы заставить его работать на вас, вы не знаете, что делаете. Это же очевидно. Бедный пёс почти невменяем — вы бы его видели. Все это похоже на стокгольмский синдром: Севилл так долго мучил Дамиана, что теперь пёс готов абсолютно на все, чтобы угодить ему.
Они дошли до машины. Хоффман остановился, поставил портфель на капот и полез за ключами.
— Мне трудно в такое поверить, — вздохнул он. — И подтвердить твои слова можно только в одном месте. Я поеду к Джо. Неважно, что я там обнаружу, но если по каким-то причинам почувствую, что с собакой обращаются не должным образом, я скажу об этом Джо. Это тебя устроит?
— Спасибо, профессор, огромное вам спасибо. Я больше ни о чем не прошу. Посмотрите, как он там… — Она подняла глаза на учёного. — Вчера вечером я разозлила Севилла, и теперь он никогда не позволит мне увидеть Дамиана. Я точно знаю. Дамиан останется совершенно один с человеком, который пойдёт на что угодно, лишь бы заставить его на себя работать. А так хоть вы будете присматривать за ним. Пожалуйста.
Хоффман отмахнулся от неё.
— Довольно и того, что ты мне рассказала. Я знаю Джо, и я уверен, что с Дамианом обращаются наилучшим образом. Никто не хочет, чтобы собаке было плохо, Элизабет. И я не знаю, как тебе вообще в голову такое пришло. — Он поднял руку, не давая Элизабет возразить. — Я поговорю с Джо. И проверю, как там Дамиан.
— Вы не будете говорить обо мне? Прошу вас.
Хоффман бросил портфель в машину и сел.
— Мне пора. Не волнуйся, пожалуйста. Если будут проблемы, я с ними разберусь. Поверь мне.
Машина тронулась. Элизабет в глубокой задумчивости побрела по тротуару под клёнами. Она обдумывала слова Хоффмана. Разве она «зелёная» экстремистка? Через месяц или чуть позже начнутся занятия в медицинской школе, и она вступит на суровый путь к знаниям и престижной степени доктора медицины. Элизабет не понимала, почему то, что она делает, может как-то испортить ей карьеру: она просто пыталась вытащить одну собаку из крайне тяжёлой ситуации.
А те, кто борется за права животных, пытались закрыть лабораторию её отца. Помешать важному исследованию.
Они враги.
Или нет? Почему она не думала об этом раньше? Эти «гуманьяки» могли бы помочь ей забрать Дамиана у Севилла. Она пока не знала, как, но, по крайней мере, они бы не стали спрашивать, зачем это нужно. Помогут ли они ей? Мысль о том, чтобы приобрести сильных союзников в борьбе против Севилла, воодушевляла.
Но идея казалась слишком радикальной. Элизабет столько лет считала этих людей опасными, что теперь одна мысль об их помощи отдавалась во рту горьковатым привкусом. Она подождёт и посмотрит, что сделает Хоффман, а уже потом станет думать о союзе с «зелёными».
Подъехав к дому, Виктор Хоффман заметил одну из машин Севилла рядом с боковой дверью. Он часто бывал у своего друга. Сейчас его явно не ждали — никто не ответил. Хоффману неохота было возвращаться к главному входу, и он подёргал дверь — та была не заперта.
—Эй! Джо? Том?
Ответа не было. Хоффман вошёл.
—Джо?
Он направился прямиком в рабочий кабинет и просунул голову в дверь. Полосатый пёс сидел в переносной клетке рядом со столом Севилла. В кабинете никого не было. По полу от раковины под дверь маленькой рабочей комнаты тянулся шланг. В той комнате, как помнил Хоффман, несколько лет назад держали обезьяну. Из-за приоткрытой двери слышался слабый звук льющейся воды. Он вошёл в кабинет и направился к плексигласовой стене — посмотреть, есть ли там кто-нибудь. Проходя мимо клетки, Хоффман поприветствовал собаку:
— Здравствуй, Дамиан.
— Здра. Биолог замер. — Том?
Но голос был не похож на голос Тома. Ему послышалось, вот и все. Хоффман вернулся к входной двери и выглянул в коридор. Никого не было. Где-то лилась вода. Пахло хлоркой.
— Туда.
Биолог медленно повернулся. Пёс в клетке встретил его взгляд.
— Туда, — с надеждой повторил пёс.
Хоффман отшатнулся, почувствовал спиной стол и застыл, опершись на него, пристально глядя на собаку.
— Господи Иисусе.
Из комнаты для животных, волоча за собой шланг, вышел Том. Следом вырвалось облако горячего пара.
— Что, — спросил Хоффман, указывая на пса, — что, ради всего святого, здесь происходит, Том? Объясни мне!
Помощник побледнел.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Это животное только что разговаривало со мной! Ей-богу, Том, разговаривало. По-английски.
— Ой! — тихо проговорил Том.
— Ой? — Хоффман повернулся к молодому человеку: — Я говорю тебе, что этот пёс только что поздоровался со мной на чистом английском языке, и на это ты можешь мне ответить только «ой»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113