он трижды разбивался на самолете своей собственной конструкции и трижды выжил, чтобы похваляться потом своими подвигами. И все же, несмотря на шрамы, а может быть, именно благодаря им, в нем чувствовались какая-то грубая привлекательность, рвущаяся наружу сексуальность и жизненная сила. Каждая складка, каждый шрам говорили о том, что перед вами человек, проживший за несколько стремительных лет целую жизнь.
Тамара с трудом вырвалась из цепкого кольца магнетизма Скольника. С таким, как он, нельзя было обращаться кое-как; ее не покидало ощущение, что рядом с ним женщине грозит опасность. И, несмотря на это, перед ее мысленным взором невольно предстала картина его обнаженного тела. Казалось, она возникла сама собой. Лев! Вот кто он такой. Дикое животное. Голодный первобытный зверь, вечно выслеживающий добычу.
Она вдруг поняла, что он разглядывает ее с такой откровенностью, будто собирался высосать из нее все жизненные силы. Ей стало страшно.
Затем Скольник обезоруживающе улыбнулся и проговорил:
– Прошу меня извинить. Вы, конечно, не можете знать, о чем мы спорим. – Он показал пальцем на стоящий рядом с ней холст. – Ну? Что вы скажете? Купить мне его или нет?
Тамара бросила осторожный взгляд на картину, затем шагнула вперед и, повернувшись спиной к остальным гостям, принялась внимательно рассматривать картину, на которой был изображен большой белый прямоугольник. Над ним располагался несколько смещенный от центра совершенно ровный черный квадрат. Его углы упирались в края холста. Ниже по диагонали был нарисован красный квадрат. Нахмурив брови, она пыталась понять, что все это значит. Ну что она могла сказать?
– Я, правда, ничего не понимаю в живописи, – медленно проговорила Тамара, хмуря брови. – Но мне кажется, что это… интересно.
Она услышала, как Скольник хмыкнул. Бернард Каценбах, человек с бородкой, был прежде всего продавцом. Он вызывающе вздернул подбородок.
– Это больше, чем интересно, – негодующе проговорил Каценбах, обнажив блестящие, как у зайца, зубы. – Конечно, вся живопись интересна, – продолжал он своим загробным голосом, – поскольку любое, даже самое слабое творение позволяет нам заглянуть в душу художника. Но это… это интересное, героическое, величественное отражение измученной души, которая в конце концов свела мириады жизненных проблем к простейшим, легчайшим для восприятия и в то же время полным глубокого смысла формам.
Эти два квадрата полны глубокого смысла? Тамара не верила своим ушам.
– Как, по-вашему, – прервал его Скольник, лениво повертев указательным пальцем, – стоит ли платить за нее две тысячи долларов?
– Стоит ли… – Каценбах запнулся. – Стоит ли платить… Да разве можно оценивать в денежном выражении такого гения? Бог мой, это же Малевич…
– Я спрашивал у дамы, – весело проговорил Скольник.
«Ну и ну», – подумала Тамара и ничего не ответила.
– Так как, мисс Боралеви? – продолжал допытываться Скольник. – Стали бы вы тратить две тысячи долларов на эту картину?
Она повернулась к нему лицом и с минуту молчала.
– Две тысячи долларов? – Ей удалось выдавить из себя улыбку. – У меня нет двух тысяч долларов и никогда не было, поэтому я даже не могу себе представить, как бы я их потратила. Боюсь, вы выбрали не того человека.
Показалось ли ей, что у торговца произведениями искусства вырвался заметный вздох облегчения? Или он был плодом ее воображения?
– Отлично сказано, – одобрительно проговорил Скольник. – Должно быть, вы общительны. Это важное качество для звезды, когда приходится общаться с прессой и публикой.
Означает ли это, что она сдала экзамен, в чем бы он ни заключался? И потом он сказал «звезда». Неужели он и в правду намерен сделать из нее звезду?
– Луи, – не вставая, сказал Скольник, – я думаю, тебе следовало бы представить нас своей прекрасной спутнице.
Луис Зиолко кивнул.
– Как вы все знаете, это Тамара Боралеви, чью пробу вы все видели. – Он повернулся к Тамаре. – Тамара, хочу представить тебе руководство «ИА». Для начала, сидящий в кресле человек, это Оскар Скольник, президент «ИА».
– Мистер Скольник… – кивнула ему Тамара.
– Слева от него – Роджер Каллас, наш главный менеджер. Рядом с ним Брюс Слезин, вице-президент по рекламе. Джентльмен, справа от О.Т., Милтон Айви, наш юрист.
– Джентльмены… – опять кивок.
Все мужчины, за исключением продолжавшего сидеть Оскара Скольника, по очереди выходили вперед и пожимали ей руку, говоря, что они очень рады с ней познакомиться.
– А кто тот джентльмен справа? – спросила она.
– Клод де Шантилли-Сисиль, – ответил Зиолко, – наш художник-постановщик. Клод придает нашим фильмам их неповторимый вид.
Низенький, одетый с иголочки француз склонился над рукой Тамары.
– Я восхищен, мадемуазель Боралеви, – галантно произнес он, щекоча своим дыханием ее руку.
– Не позволяй его европейским манерам и фальшивому акценту одурачить себя, – со смешком добавил Зиолко. – Клод – чистокровный американец и к тому же старый развратник. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
На лице Клода де Шантилли-Сисиля появилось обиженное выражение.
– Они ревнуют! – с жаром воскликнул он, притворяясь сердитым. – Ну разве я виноват, что нравлюсь женщинам?
Тамара рассмеялась вместе с остальными.
– А теперь перехожу к нашим талантливым дамам, – продолжал Зиолко. – Рядом с мистером Скольником сидит мисс Рода Дорси, которая возглавляет литературный отдел. Именно она снабжает нас различными литературными первоисточниками, из которых мы отбираем те, которые решаем приобрести и экранизировать.
– Мисс Дорси… – Тамара наклонила голову. – Надеюсь, у меня будет возможность немного помочь вам в вашей работе.
Женщина в тяжелых роговых очках с собранными в пучок волосами рассмеялась.
– Мне бы этого очень хотелось. Иногда мне кажется, что мои сотрудники всего лишь ленивые книжные черви, весело проводящие рабочее время.
– Дама, которая стоит, это миссис Кэрол Андерегг, вице-президент по кадрам. Сотрудники ее отдела прочесывают страну в поисках новых дарований.
Миссис Андерегг смотрела на Тамару твердым, как стекло, оценивающим взглядом, голос ее звучал отрывисто, когда она, слегка наклонив серебристо-седую голову, произнесла:
– Мисс Боралеви.
– Рада познакомиться с вами, – сказала Тамара.
– Да, но мы не должны забывать мистера Каценбаха, – с тонкой улыбкой произнес Скольник со своего кресла. – Искусствовед, советник, поставщик красоты и непревзойденный продавец. Я много раз жалел, что он не работает на меня, продавая мои фильмы, вместо того чтобы заставлять меня самого покупать дорогие картины.
– Но на этот раз вы не намерены ничего покупать. Вы уговорили меня прийти сюда только для того, чтобы оценить красоту мисс Боралеви, я правильно вас понял?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Тамара с трудом вырвалась из цепкого кольца магнетизма Скольника. С таким, как он, нельзя было обращаться кое-как; ее не покидало ощущение, что рядом с ним женщине грозит опасность. И, несмотря на это, перед ее мысленным взором невольно предстала картина его обнаженного тела. Казалось, она возникла сама собой. Лев! Вот кто он такой. Дикое животное. Голодный первобытный зверь, вечно выслеживающий добычу.
Она вдруг поняла, что он разглядывает ее с такой откровенностью, будто собирался высосать из нее все жизненные силы. Ей стало страшно.
Затем Скольник обезоруживающе улыбнулся и проговорил:
– Прошу меня извинить. Вы, конечно, не можете знать, о чем мы спорим. – Он показал пальцем на стоящий рядом с ней холст. – Ну? Что вы скажете? Купить мне его или нет?
Тамара бросила осторожный взгляд на картину, затем шагнула вперед и, повернувшись спиной к остальным гостям, принялась внимательно рассматривать картину, на которой был изображен большой белый прямоугольник. Над ним располагался несколько смещенный от центра совершенно ровный черный квадрат. Его углы упирались в края холста. Ниже по диагонали был нарисован красный квадрат. Нахмурив брови, она пыталась понять, что все это значит. Ну что она могла сказать?
– Я, правда, ничего не понимаю в живописи, – медленно проговорила Тамара, хмуря брови. – Но мне кажется, что это… интересно.
Она услышала, как Скольник хмыкнул. Бернард Каценбах, человек с бородкой, был прежде всего продавцом. Он вызывающе вздернул подбородок.
– Это больше, чем интересно, – негодующе проговорил Каценбах, обнажив блестящие, как у зайца, зубы. – Конечно, вся живопись интересна, – продолжал он своим загробным голосом, – поскольку любое, даже самое слабое творение позволяет нам заглянуть в душу художника. Но это… это интересное, героическое, величественное отражение измученной души, которая в конце концов свела мириады жизненных проблем к простейшим, легчайшим для восприятия и в то же время полным глубокого смысла формам.
Эти два квадрата полны глубокого смысла? Тамара не верила своим ушам.
– Как, по-вашему, – прервал его Скольник, лениво повертев указательным пальцем, – стоит ли платить за нее две тысячи долларов?
– Стоит ли… – Каценбах запнулся. – Стоит ли платить… Да разве можно оценивать в денежном выражении такого гения? Бог мой, это же Малевич…
– Я спрашивал у дамы, – весело проговорил Скольник.
«Ну и ну», – подумала Тамара и ничего не ответила.
– Так как, мисс Боралеви? – продолжал допытываться Скольник. – Стали бы вы тратить две тысячи долларов на эту картину?
Она повернулась к нему лицом и с минуту молчала.
– Две тысячи долларов? – Ей удалось выдавить из себя улыбку. – У меня нет двух тысяч долларов и никогда не было, поэтому я даже не могу себе представить, как бы я их потратила. Боюсь, вы выбрали не того человека.
Показалось ли ей, что у торговца произведениями искусства вырвался заметный вздох облегчения? Или он был плодом ее воображения?
– Отлично сказано, – одобрительно проговорил Скольник. – Должно быть, вы общительны. Это важное качество для звезды, когда приходится общаться с прессой и публикой.
Означает ли это, что она сдала экзамен, в чем бы он ни заключался? И потом он сказал «звезда». Неужели он и в правду намерен сделать из нее звезду?
– Луи, – не вставая, сказал Скольник, – я думаю, тебе следовало бы представить нас своей прекрасной спутнице.
Луис Зиолко кивнул.
– Как вы все знаете, это Тамара Боралеви, чью пробу вы все видели. – Он повернулся к Тамаре. – Тамара, хочу представить тебе руководство «ИА». Для начала, сидящий в кресле человек, это Оскар Скольник, президент «ИА».
– Мистер Скольник… – кивнула ему Тамара.
– Слева от него – Роджер Каллас, наш главный менеджер. Рядом с ним Брюс Слезин, вице-президент по рекламе. Джентльмен, справа от О.Т., Милтон Айви, наш юрист.
– Джентльмены… – опять кивок.
Все мужчины, за исключением продолжавшего сидеть Оскара Скольника, по очереди выходили вперед и пожимали ей руку, говоря, что они очень рады с ней познакомиться.
– А кто тот джентльмен справа? – спросила она.
– Клод де Шантилли-Сисиль, – ответил Зиолко, – наш художник-постановщик. Клод придает нашим фильмам их неповторимый вид.
Низенький, одетый с иголочки француз склонился над рукой Тамары.
– Я восхищен, мадемуазель Боралеви, – галантно произнес он, щекоча своим дыханием ее руку.
– Не позволяй его европейским манерам и фальшивому акценту одурачить себя, – со смешком добавил Зиолко. – Клод – чистокровный американец и к тому же старый развратник. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
На лице Клода де Шантилли-Сисиля появилось обиженное выражение.
– Они ревнуют! – с жаром воскликнул он, притворяясь сердитым. – Ну разве я виноват, что нравлюсь женщинам?
Тамара рассмеялась вместе с остальными.
– А теперь перехожу к нашим талантливым дамам, – продолжал Зиолко. – Рядом с мистером Скольником сидит мисс Рода Дорси, которая возглавляет литературный отдел. Именно она снабжает нас различными литературными первоисточниками, из которых мы отбираем те, которые решаем приобрести и экранизировать.
– Мисс Дорси… – Тамара наклонила голову. – Надеюсь, у меня будет возможность немного помочь вам в вашей работе.
Женщина в тяжелых роговых очках с собранными в пучок волосами рассмеялась.
– Мне бы этого очень хотелось. Иногда мне кажется, что мои сотрудники всего лишь ленивые книжные черви, весело проводящие рабочее время.
– Дама, которая стоит, это миссис Кэрол Андерегг, вице-президент по кадрам. Сотрудники ее отдела прочесывают страну в поисках новых дарований.
Миссис Андерегг смотрела на Тамару твердым, как стекло, оценивающим взглядом, голос ее звучал отрывисто, когда она, слегка наклонив серебристо-седую голову, произнесла:
– Мисс Боралеви.
– Рада познакомиться с вами, – сказала Тамара.
– Да, но мы не должны забывать мистера Каценбаха, – с тонкой улыбкой произнес Скольник со своего кресла. – Искусствовед, советник, поставщик красоты и непревзойденный продавец. Я много раз жалел, что он не работает на меня, продавая мои фильмы, вместо того чтобы заставлять меня самого покупать дорогие картины.
– Но на этот раз вы не намерены ничего покупать. Вы уговорили меня прийти сюда только для того, чтобы оценить красоту мисс Боралеви, я правильно вас понял?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146