Твои родители никогда не позволят тебе выйти за него замуж.
Сенда опустила голову.
– Я понимаю.
– А если понимаешь, то будешь держаться от него подальше. – В голосе бабушки Голди появились строгие нотки. – От Шмарии все стараются бежать как от чумы, и не без причины. Даже его родители махнули на него рукой. У него опасные идеи. Помяни мое слово, когда-нибудь он плохо кончит.
Сенда молчала.
– Ну, не унывай. – Бабушка Голди улыбнулась и, взяв внучку рукой за подбородок, приподняла ее голову. – И веди себя очень тихо, чтобы никто не заметил, что ты подслушиваешь. Когда переговоры закончатся, беги домой. Негоже, чтобы молодую женщину застали за подобным занятием. Ты ведь знаешь, как это огорчило бы твою мать.
– Какое мне до нее дело? – тихим голосом, в котором слышалась ярость, проговорила Сенда. – Мама ведь не думает о моем счастье.
– Сенда! – резко одернула се бабушка. – Твоя мать любит тебя. И ты это знаешь. Она желает только добра тебе и всей семье. И ты в свою очередь тоже должна поступать так, как лучше для семьи. – Она сделала паузу, затем более мягко продолжила: – А сейчас завернись-ка поплотнее в шаль, чтобы потом не умереть от простуды. – Она похлопала Сенду по руке и почти неохотно пошла в дом, оставив девушку на улице.
Сенда вернулась на свое место у кухонного окна.
– Долго же тебя не было, – упрекнула мать Сенды бабушку Голди, когда та вновь появилась в кухне Боралеви. – Я уже даже подумала, что стоит пойти проверить, все ли с тобой в порядке. Мы боялись, не загрызли ли тебя волки.
– Мне что, надо извиняться за свои болезни? – отрезала старая женщина. – Если тебе, Эстер, тоже не повезет и ты доживешь до моих лет, ты узнаешь, что такое неприятности с кишечником.
Эстер Вальвродженски прикусила язык. Сенда за окном невольно ухмыльнулась. Бабушка Голди была единственным человеком, с кем ее дочь не могла справиться.
– Вот, пожалуйста, я не дала остыть твоему чаю. – Тетя София протянула бабушке Голди стакан с дымящейся янтарной жидкостью. Старая женщина взяла его, сунула в рот кусок сахара и отхлебнула глоток.
– Правда вкусный чай? – быстро спросила мать Сенды. – Мадам Боралеви прекрасно умеет его заваривать.
– Теперь, значит, понадобился особый талант, чтобы заваривать чай? – фыркнула бабушка Голди.
Судя по тому, как продвигались переговоры, она не видела смысла заискивать перед Боралеви. Она быстро разгрызла сахар сохранившимися у нее с правой стороны здоровыми зубами, проглотила шероховатые кусочки и, сделав один-единственный глоток, отодвинула стакан в сторону. Теперь, когда она попробовала чай, а все остальные немного остыли, пора было вернуть обсуждение в нужное русло.
– Ну, – холодно проговорила бабушка Голди, не сводя тяжелого взгляда с шадхен. – Мы что, так и будем болтать всю ночь или все-таки закончим то, что начали. У нас дома полно дел, а вокруг полно семей, которые спят и видят, как бы заполучить нашу Сенду с ее приданым.
Сваха бросила на Еву суровый предостерегающий взгляд. Было ясно, что Боралеви немного хватили через край и Сенда медленно уплывает из их рук. Об этом свидетельствовало упоминание о наследстве: возможно, Боралеви и стояли выше по своему общественному положению, но Вальвродженски были гораздо более зажиточными. Если Боралеви не будут более осмотрительными, Сенда, а с нею вместе и ее приданое, окажутся навсегда потерянными для них.
– Отвлекаясь от приданого, – вставила тетя София, причмокивая губами, – наша Сенда готовит, как ангел. Конечно, она научилась этому у своей матери и у меня. Лучшей хозяйки, чем наша Сенда, во всей деревне не сыскать.
Бабушка Голди бросилась в атаку.
– А разве я не была тощей? И разве у меня нет прекрасной дочери? – Она ткнула своим острым подбородком в сторону Эстер. – И разве у Эстер нет прекрасной дочери, которую мы сейчас обсуждаем? Кто это говорит, что Сенда не сможет иметь детей? – Она сверкнула глазами в сторону Евы Боралеви. – Ты ведь сама приняла Сенду из таких же узких бедер, как те, про которые говоришь, что они бесплодны, или ты этого не помнишь?
Неожиданно оказалось, что Ева в замешательстве не может найти слов, поэтому от имени Боралеви заговорила мать Соломона Рахиль:
– А сможет ли Сенда вести хозяйство? – мягко спросила она. – Можно знать Талмуд от корки до корки, но уметь жить в достатке – это совсем другое дело.
– Сенда знает, как вести хозяйство, – поспешно вставила Эстер Вальвродженски. – Разве я сама не учила ее этому?
– Но сможет ли Сенда жить на пожертвования других? – настаивала Рахиль. – Или она для этого слишком горда? Как я уже говорила, Соломон – прекрасный студент, и его благосостояние целиком зависит от всей деревни.
Бабушка Голди ловко подхватила нить разговора.
– Благословен будь Соломон за все те часы, что он проводит в учебном заведении. Но ведь быть стипендиатом это не совсем то, что нужно молодому человеку, чтобы обеспечить семью, не правда ли?
Рахиль и Ева выглядели шокированными. Осмелиться поставить под сомнение призвание стипендиата, посвятившего себя изучению Талмуда, было богохульством.
Бабушка Голди воспользовалась их молчанием.
– Возможно, нашей Сенде следует выйти замуж за кого-нибудь более… более обеспеченного? – предположила она, скрестив на груди руки и постукивая по ним пальцами.
– Но почему? – спросила Ева, выглядя более чем раздраженной. Ее голос перешел на визг: – Каждый из нас вносит свой вклад в благосостояние изучающих Талмуд стипендиатов, и больше всех делаем это мы, Боралеви. Поэтому скажите мне, вы что же, думаете, что, как только Соломон женится, мы перестанем ему помогать?
Молчание бабушки Голди было красноречивее слов.
– Вы забываете, что изучающий Талмуд стипендиат сделает честь любой семье, – важно проговорила Рахиль Боралеви, делая ударение на слове «любой».
Бабушка Голди уставилась на нее проницательными глазами.
– Насколько я понимаю, – сказала она со своим обычным практицизмом, – Соломону гораздо больше нужны наша Сенда и ее приданое, чем нашей Сенде нужен ваш замечательный стипендиат. И потом, – выложила она свой главный козырь, – мы даже не знаем, хочет ли Сенда выйти за него замуж, не так ли? – Она повернулась к ним спиной, и хитрая, злорадная улыбка осветила ее старушечье лицо.
Боралеви в ужасе молчали. Ни одна уважающая себя семья не позволяла чувствам какого-то ребенка вмешиваться в решение таких важных вопросов. Это было неслыханно. И потом, что вообще могла знать пятнадцатилетняя девчонка? В начале переговоров Боралеви были уверены, что у них на руках все козыри. Они не ожидали такого яростного натиска со стороны родственников Сенды. То, что старая Голди облекла в словесную форму, было правдой, но порядочные люди не позволяли себе говорить вслух о, таких вещах, во всяком случае, когда в центре обсуждения стоял человек, профессионально изучающий Талмуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Сенда опустила голову.
– Я понимаю.
– А если понимаешь, то будешь держаться от него подальше. – В голосе бабушки Голди появились строгие нотки. – От Шмарии все стараются бежать как от чумы, и не без причины. Даже его родители махнули на него рукой. У него опасные идеи. Помяни мое слово, когда-нибудь он плохо кончит.
Сенда молчала.
– Ну, не унывай. – Бабушка Голди улыбнулась и, взяв внучку рукой за подбородок, приподняла ее голову. – И веди себя очень тихо, чтобы никто не заметил, что ты подслушиваешь. Когда переговоры закончатся, беги домой. Негоже, чтобы молодую женщину застали за подобным занятием. Ты ведь знаешь, как это огорчило бы твою мать.
– Какое мне до нее дело? – тихим голосом, в котором слышалась ярость, проговорила Сенда. – Мама ведь не думает о моем счастье.
– Сенда! – резко одернула се бабушка. – Твоя мать любит тебя. И ты это знаешь. Она желает только добра тебе и всей семье. И ты в свою очередь тоже должна поступать так, как лучше для семьи. – Она сделала паузу, затем более мягко продолжила: – А сейчас завернись-ка поплотнее в шаль, чтобы потом не умереть от простуды. – Она похлопала Сенду по руке и почти неохотно пошла в дом, оставив девушку на улице.
Сенда вернулась на свое место у кухонного окна.
– Долго же тебя не было, – упрекнула мать Сенды бабушку Голди, когда та вновь появилась в кухне Боралеви. – Я уже даже подумала, что стоит пойти проверить, все ли с тобой в порядке. Мы боялись, не загрызли ли тебя волки.
– Мне что, надо извиняться за свои болезни? – отрезала старая женщина. – Если тебе, Эстер, тоже не повезет и ты доживешь до моих лет, ты узнаешь, что такое неприятности с кишечником.
Эстер Вальвродженски прикусила язык. Сенда за окном невольно ухмыльнулась. Бабушка Голди была единственным человеком, с кем ее дочь не могла справиться.
– Вот, пожалуйста, я не дала остыть твоему чаю. – Тетя София протянула бабушке Голди стакан с дымящейся янтарной жидкостью. Старая женщина взяла его, сунула в рот кусок сахара и отхлебнула глоток.
– Правда вкусный чай? – быстро спросила мать Сенды. – Мадам Боралеви прекрасно умеет его заваривать.
– Теперь, значит, понадобился особый талант, чтобы заваривать чай? – фыркнула бабушка Голди.
Судя по тому, как продвигались переговоры, она не видела смысла заискивать перед Боралеви. Она быстро разгрызла сахар сохранившимися у нее с правой стороны здоровыми зубами, проглотила шероховатые кусочки и, сделав один-единственный глоток, отодвинула стакан в сторону. Теперь, когда она попробовала чай, а все остальные немного остыли, пора было вернуть обсуждение в нужное русло.
– Ну, – холодно проговорила бабушка Голди, не сводя тяжелого взгляда с шадхен. – Мы что, так и будем болтать всю ночь или все-таки закончим то, что начали. У нас дома полно дел, а вокруг полно семей, которые спят и видят, как бы заполучить нашу Сенду с ее приданым.
Сваха бросила на Еву суровый предостерегающий взгляд. Было ясно, что Боралеви немного хватили через край и Сенда медленно уплывает из их рук. Об этом свидетельствовало упоминание о наследстве: возможно, Боралеви и стояли выше по своему общественному положению, но Вальвродженски были гораздо более зажиточными. Если Боралеви не будут более осмотрительными, Сенда, а с нею вместе и ее приданое, окажутся навсегда потерянными для них.
– Отвлекаясь от приданого, – вставила тетя София, причмокивая губами, – наша Сенда готовит, как ангел. Конечно, она научилась этому у своей матери и у меня. Лучшей хозяйки, чем наша Сенда, во всей деревне не сыскать.
Бабушка Голди бросилась в атаку.
– А разве я не была тощей? И разве у меня нет прекрасной дочери? – Она ткнула своим острым подбородком в сторону Эстер. – И разве у Эстер нет прекрасной дочери, которую мы сейчас обсуждаем? Кто это говорит, что Сенда не сможет иметь детей? – Она сверкнула глазами в сторону Евы Боралеви. – Ты ведь сама приняла Сенду из таких же узких бедер, как те, про которые говоришь, что они бесплодны, или ты этого не помнишь?
Неожиданно оказалось, что Ева в замешательстве не может найти слов, поэтому от имени Боралеви заговорила мать Соломона Рахиль:
– А сможет ли Сенда вести хозяйство? – мягко спросила она. – Можно знать Талмуд от корки до корки, но уметь жить в достатке – это совсем другое дело.
– Сенда знает, как вести хозяйство, – поспешно вставила Эстер Вальвродженски. – Разве я сама не учила ее этому?
– Но сможет ли Сенда жить на пожертвования других? – настаивала Рахиль. – Или она для этого слишком горда? Как я уже говорила, Соломон – прекрасный студент, и его благосостояние целиком зависит от всей деревни.
Бабушка Голди ловко подхватила нить разговора.
– Благословен будь Соломон за все те часы, что он проводит в учебном заведении. Но ведь быть стипендиатом это не совсем то, что нужно молодому человеку, чтобы обеспечить семью, не правда ли?
Рахиль и Ева выглядели шокированными. Осмелиться поставить под сомнение призвание стипендиата, посвятившего себя изучению Талмуда, было богохульством.
Бабушка Голди воспользовалась их молчанием.
– Возможно, нашей Сенде следует выйти замуж за кого-нибудь более… более обеспеченного? – предположила она, скрестив на груди руки и постукивая по ним пальцами.
– Но почему? – спросила Ева, выглядя более чем раздраженной. Ее голос перешел на визг: – Каждый из нас вносит свой вклад в благосостояние изучающих Талмуд стипендиатов, и больше всех делаем это мы, Боралеви. Поэтому скажите мне, вы что же, думаете, что, как только Соломон женится, мы перестанем ему помогать?
Молчание бабушки Голди было красноречивее слов.
– Вы забываете, что изучающий Талмуд стипендиат сделает честь любой семье, – важно проговорила Рахиль Боралеви, делая ударение на слове «любой».
Бабушка Голди уставилась на нее проницательными глазами.
– Насколько я понимаю, – сказала она со своим обычным практицизмом, – Соломону гораздо больше нужны наша Сенда и ее приданое, чем нашей Сенде нужен ваш замечательный стипендиат. И потом, – выложила она свой главный козырь, – мы даже не знаем, хочет ли Сенда выйти за него замуж, не так ли? – Она повернулась к ним спиной, и хитрая, злорадная улыбка осветила ее старушечье лицо.
Боралеви в ужасе молчали. Ни одна уважающая себя семья не позволяла чувствам какого-то ребенка вмешиваться в решение таких важных вопросов. Это было неслыханно. И потом, что вообще могла знать пятнадцатилетняя девчонка? В начале переговоров Боралеви были уверены, что у них на руках все козыри. Они не ожидали такого яростного натиска со стороны родственников Сенды. То, что старая Голди облекла в словесную форму, было правдой, но порядочные люди не позволяли себе говорить вслух о, таких вещах, во всяком случае, когда в центре обсуждения стоял человек, профессионально изучающий Талмуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146