Тело князя задергалось, и он так глубоко вошел в нее, что она вскрикнула от боли, а затем он прижался к ней, как будто ища спасения, и она ощутила, как глубоко внутри нее извергается его семя.
Это было похоже на прорыв плотины – ее собственная влага смешалась с пульсирующими потоками его извержения.
На этот раз Сенда приняла его подарок. Когда рано утром она ушла, на ее шее красовалось жемчужное ожерелье.
Каждый раз во время их последующих встреч в течение нескольких недель он дарил ей драгоценности – одна дороже другой. И все они имели одно и то же сходство – это были либо очень тесные ожерелья, либо браслеты. Не кольца и не броши. И не серьги. Не важно, были это бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины – в золоте или платине, – они всегда символизировали его власть над ней. Ошейники и наручники.
А Сенда хотела только продолжения этой извращенной страсти.
– А если я не хочу никуда уезжать? – голос Шмарии звучал тихо. – Что будет, если я решу, что мне нравится Россия?
Они сидели одни в пустом медицинском кабинете. Доктор, приладивший Шмарии новый протез, ушел несколько минут назад.
Сенда глубоко вздохнула и выжала из себя слова:
– Князь говорит, что в таком случае не сможет тебе помочь.
Шмария повернулся спиной к больничному окну.
– Князь это, князь то, – раздраженно проворчал он. – Вы вдруг стали закадычными друзьями.
Сенда покраснела и закусила губу.
– Я лишь стараюсь помочь тебе, – сказала она. – Что тут плохого?
– А он? Полагаю, его светлость, – саркастически произнес Шмария, – тоже желает мне добра? – Он искоса посмотрел на нее.
– А почему бы и нет?
– Хотел бы я знать, с чего это он стал таким чертовски заботливым! Тебе это не кажется подозрительным?
– Подозрительным? – тихо переспросила она, глядя на свои колени. – Почему это?
Он прошелся по комнате, гулко ударяя деревянной ногой об пол. Левая брючина была отрезана чуть ниже промежности, чтобы легче было завязывать кожаные ремни и пряжки протеза. Ничто не скрывало уродливое изобретение, и каждый раз, когда Сенда глядела на него, ее пробирала дрожь. Каким-то образом кожаный ботинок, которым заканчивалась нижняя часть протеза, только усугублял безобразный вид, коробя взгляд. Как если бы это была пародия на настоящую ногу.
– Перестань играть со мной в прятки! – Шмария сердито пнул протезом стул, опрокинув его спинкой вниз. – Ты что, думаешь, я и мозги потерял вместе с ногой?
Сенда съежилась. Ей пришло в голову, что это не тот Шмария, которого она знала и любила. Шмария, которому она так беззаветно отдавала всю себя, умер через три дня после бала, а его место занял еще более озлобленный – и более жалкий – человек.
Она передвинулась на кончик стула, сжимая и разжимая от волнения руки.
– Шмария, ну будь же благоразумным. Почему надо так упрямиться? Почему… почему ты не желаешь понять, что так будет лучше? Ты должен всего лишь уехать в Финляндию и подождать меня там. Это всего в ста тридцати километрах через пролив. Спустя несколько дней мы с Тамарой присоединимся к тебе. А оттуда сможем отправиться куда захотим: в Европу, Англию, Америку, даже в Палестину! Разве это так сложно?
Он зло посмотрел на нее.
– Мне хотелось бы знать, почему нельзя уехать вместе?
Она закрыла глаза и вздохнула.
– Потому что… потому что это… ну, так будет проще.
Он рассмеялся.
– Другими словами, мы должны ускользнуть из страны врозь, потому что их величество не желают, чтобы мы были вместе, в этом все дело? Потому что он хочет нас разлучить. Он надеется удержать тебя здесь. Ты ведь это хочешь мне сказать, не так ли?
Она закусила губу и заколебалась. Вацлав никогда прямо об этом не говорил, но она должна была признать, что его молчаливая тактика именно в этом и заключалась. Чем еще можно было объяснить ее бальное платье, приглашение на бал, квартиру, а теперь и дом? Зачем стал бы он прилагать столько усилий, чтобы перевести Шмарию из тюрьмы в больницу? Она была в достаточной степени реалисткой, чтобы понять, что он действовал вовсе не из альтруистических побуждений. Он просто ее хотел. Только и всего. И он ее получил: и не один раз. Доказательством тому были два ожерелья и браслет с бриллиантами и аквамаринами. Да, он ее хотел. И хотел только для себя одного. И все же, когда Вацлав сообщил Сенде, что Шмарии нельзя надолго оставаться в России, его аргументы показались ей вполне разумными. Слишком много дел было заведено на него. Слишком много газет писали о нем, практически уже осудив его. Если бы речь шла лишь о полицейском протоколе, его легко можно было куда-нибудь переложить и уничтожить. Если бы его задержала полиция. Но Охранное отделение? Тайная полиция. Для этих людей закон не писан. Сенда знала, что Вацлаву было нелегко перевести Шмарию в госпиталь: фактически он увел его у них из-под носа. Агенты охранки регулярно приходили даже сюда, в больницу, чтобы убедиться в том, что Шмария не сбежал.
Но если ему удастся добраться до Финляндии – с помощью Вацлава, разумеется, поскольку ему надо выправить необходимые документы, – то оттуда он сможет уехать куда захочет.
А если он заупрямится и останется в России? Тогда ему придется держать ответ, а это грозит большими неприятностями, скорее всего смертным приговором.
Сенда глубоко вздохнула. Лед, на который она ступала, был предательски тонок, и, стоит ей сделать один неверный шаг, Шмарии – а не ей – не избежать беды. Его кровь будет на ее совести, как если бы она убила его своими собственными руками.
Ей необходимо убедить его, и не надо обращать внимание на его намеренно злые обвинения. На это просто нет времени.
Его упреки, однако, были слишком близки к цели. Хотя Сенда и отметала его подозрения – он был совершенно не прав, полагая, что она хотела убрать его с дороги, – приходилось признать, что в одном он попал в точку.
Она не осмеливалась поставить под угрозу его шанс на спасение, дав знать Вацлаву, что она тоже собирается бежать. Вацлав ни при каких обстоятельствах не должен это заподозрить. Потому что в противном случае он откажется помогать Шмарии, в этом она была уверена.
– Ну что? – Прервав молчание, Шмария надвигался на нее своей неверной походкой, наваливаясь на здоровую ногу. – Это такой трудный вопрос, что тебе приходится искать ответ? Мне кажется достаточно просто сказать «да» или «нет».
Подняв голову, Сенда встретилась с ним взглядом.
– Это… это никогда не обсуждалось, – деревянным голосом сказала она.
– Меня тошнит от тебя! – презрительно бросил Шмария.
Она покраснела и поджала губы. Шмария в бешенстве затопал по комнате, стуча деревянной ногой.
– Должен признать, вы вдвоем задумали неплохой план. Уеду или нет – я все равно останусь в дураках.
– Почему ты так говоришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Это было похоже на прорыв плотины – ее собственная влага смешалась с пульсирующими потоками его извержения.
На этот раз Сенда приняла его подарок. Когда рано утром она ушла, на ее шее красовалось жемчужное ожерелье.
Каждый раз во время их последующих встреч в течение нескольких недель он дарил ей драгоценности – одна дороже другой. И все они имели одно и то же сходство – это были либо очень тесные ожерелья, либо браслеты. Не кольца и не броши. И не серьги. Не важно, были это бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины – в золоте или платине, – они всегда символизировали его власть над ней. Ошейники и наручники.
А Сенда хотела только продолжения этой извращенной страсти.
– А если я не хочу никуда уезжать? – голос Шмарии звучал тихо. – Что будет, если я решу, что мне нравится Россия?
Они сидели одни в пустом медицинском кабинете. Доктор, приладивший Шмарии новый протез, ушел несколько минут назад.
Сенда глубоко вздохнула и выжала из себя слова:
– Князь говорит, что в таком случае не сможет тебе помочь.
Шмария повернулся спиной к больничному окну.
– Князь это, князь то, – раздраженно проворчал он. – Вы вдруг стали закадычными друзьями.
Сенда покраснела и закусила губу.
– Я лишь стараюсь помочь тебе, – сказала она. – Что тут плохого?
– А он? Полагаю, его светлость, – саркастически произнес Шмария, – тоже желает мне добра? – Он искоса посмотрел на нее.
– А почему бы и нет?
– Хотел бы я знать, с чего это он стал таким чертовски заботливым! Тебе это не кажется подозрительным?
– Подозрительным? – тихо переспросила она, глядя на свои колени. – Почему это?
Он прошелся по комнате, гулко ударяя деревянной ногой об пол. Левая брючина была отрезана чуть ниже промежности, чтобы легче было завязывать кожаные ремни и пряжки протеза. Ничто не скрывало уродливое изобретение, и каждый раз, когда Сенда глядела на него, ее пробирала дрожь. Каким-то образом кожаный ботинок, которым заканчивалась нижняя часть протеза, только усугублял безобразный вид, коробя взгляд. Как если бы это была пародия на настоящую ногу.
– Перестань играть со мной в прятки! – Шмария сердито пнул протезом стул, опрокинув его спинкой вниз. – Ты что, думаешь, я и мозги потерял вместе с ногой?
Сенда съежилась. Ей пришло в голову, что это не тот Шмария, которого она знала и любила. Шмария, которому она так беззаветно отдавала всю себя, умер через три дня после бала, а его место занял еще более озлобленный – и более жалкий – человек.
Она передвинулась на кончик стула, сжимая и разжимая от волнения руки.
– Шмария, ну будь же благоразумным. Почему надо так упрямиться? Почему… почему ты не желаешь понять, что так будет лучше? Ты должен всего лишь уехать в Финляндию и подождать меня там. Это всего в ста тридцати километрах через пролив. Спустя несколько дней мы с Тамарой присоединимся к тебе. А оттуда сможем отправиться куда захотим: в Европу, Англию, Америку, даже в Палестину! Разве это так сложно?
Он зло посмотрел на нее.
– Мне хотелось бы знать, почему нельзя уехать вместе?
Она закрыла глаза и вздохнула.
– Потому что… потому что это… ну, так будет проще.
Он рассмеялся.
– Другими словами, мы должны ускользнуть из страны врозь, потому что их величество не желают, чтобы мы были вместе, в этом все дело? Потому что он хочет нас разлучить. Он надеется удержать тебя здесь. Ты ведь это хочешь мне сказать, не так ли?
Она закусила губу и заколебалась. Вацлав никогда прямо об этом не говорил, но она должна была признать, что его молчаливая тактика именно в этом и заключалась. Чем еще можно было объяснить ее бальное платье, приглашение на бал, квартиру, а теперь и дом? Зачем стал бы он прилагать столько усилий, чтобы перевести Шмарию из тюрьмы в больницу? Она была в достаточной степени реалисткой, чтобы понять, что он действовал вовсе не из альтруистических побуждений. Он просто ее хотел. Только и всего. И он ее получил: и не один раз. Доказательством тому были два ожерелья и браслет с бриллиантами и аквамаринами. Да, он ее хотел. И хотел только для себя одного. И все же, когда Вацлав сообщил Сенде, что Шмарии нельзя надолго оставаться в России, его аргументы показались ей вполне разумными. Слишком много дел было заведено на него. Слишком много газет писали о нем, практически уже осудив его. Если бы речь шла лишь о полицейском протоколе, его легко можно было куда-нибудь переложить и уничтожить. Если бы его задержала полиция. Но Охранное отделение? Тайная полиция. Для этих людей закон не писан. Сенда знала, что Вацлаву было нелегко перевести Шмарию в госпиталь: фактически он увел его у них из-под носа. Агенты охранки регулярно приходили даже сюда, в больницу, чтобы убедиться в том, что Шмария не сбежал.
Но если ему удастся добраться до Финляндии – с помощью Вацлава, разумеется, поскольку ему надо выправить необходимые документы, – то оттуда он сможет уехать куда захочет.
А если он заупрямится и останется в России? Тогда ему придется держать ответ, а это грозит большими неприятностями, скорее всего смертным приговором.
Сенда глубоко вздохнула. Лед, на который она ступала, был предательски тонок, и, стоит ей сделать один неверный шаг, Шмарии – а не ей – не избежать беды. Его кровь будет на ее совести, как если бы она убила его своими собственными руками.
Ей необходимо убедить его, и не надо обращать внимание на его намеренно злые обвинения. На это просто нет времени.
Его упреки, однако, были слишком близки к цели. Хотя Сенда и отметала его подозрения – он был совершенно не прав, полагая, что она хотела убрать его с дороги, – приходилось признать, что в одном он попал в точку.
Она не осмеливалась поставить под угрозу его шанс на спасение, дав знать Вацлаву, что она тоже собирается бежать. Вацлав ни при каких обстоятельствах не должен это заподозрить. Потому что в противном случае он откажется помогать Шмарии, в этом она была уверена.
– Ну что? – Прервав молчание, Шмария надвигался на нее своей неверной походкой, наваливаясь на здоровую ногу. – Это такой трудный вопрос, что тебе приходится искать ответ? Мне кажется достаточно просто сказать «да» или «нет».
Подняв голову, Сенда встретилась с ним взглядом.
– Это… это никогда не обсуждалось, – деревянным голосом сказала она.
– Меня тошнит от тебя! – презрительно бросил Шмария.
Она покраснела и поджала губы. Шмария в бешенстве затопал по комнате, стуча деревянной ногой.
– Должен признать, вы вдвоем задумали неплохой план. Уеду или нет – я все равно останусь в дураках.
– Почему ты так говоришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146