Дверь отворилась, и в комнату вошел доктор Затопек. Сердце ее бешено колотилось, голову сжало как тисками. В надежде, что боль поможет ей справиться с нараставшей истерикой, она глубоко вонзила ногти одной руки в ладонь другой.
Кого теперь она будет видеть, смотрясь в зеркало?
Себя? Или незнакомку?
Не прошло и десяти минут, как вызывающие зуд бинты были сняты, но прошло еще целых три дня, прежде чем Тамаре наконец разрешили посмотреть на себя в зеркало. На этот раз запрет исходил не от доктора, а от Оскара Скольника.
– Не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное представление, – объяснил он. – Сначала надо заняться твоим макияжем и прической. Ты так долго ждала, какое значение могут иметь еще несколько дней?
Огромное, с грустью подумала она: часы и дни тянулись невозможно медленно. Время словно остановилось.
Когда наконец настала великая минута, доктора Затопека с ними не было. Он сказал, что умывает руки.
– У меня есть более важные дела, чем эта ваша глупая затея, – многозначительно заявил доктор, обращаясь к удивленно поднявшему брови Скольнику. – Чем скорее эта комната будет свободна, тем скорее сюда сможет въехать кто-то, кто действительно нуждается в моей помощи.
И с этими словами он захлопнул за собой дверь.
Резкие слова доктора и его суровый тон несколько обескуражили Тамару, но, к счастью, ненадолго. На страдания у нее не оставалось времени, а кроме того, Оскар Скольник оказался настоящим фокусником, вынимавшим из шляпы один сюрприз за другим. Впервые за шесть недель Тамара еле стояла на ногах от возбуждения. Ей нравилась вся эта суматоха. Из Рима был выписан парикмахер, чтобы осветлить, покрасить, постричь и уложить ее волосы, а Макс Фактор все эти три дня провел взаперти в своей комнате, создавая специально для нее макияж, который подходил бы ей наилучшим образом. И вот теперь он тщательно и искусно накладывал, стирал, подправлял и вновь накладывал грим. Все это время Оскар Скольник ходил кругами вокруг, как акула или молодой отец в ожидании первого ребенка, – беспрестанно выкрикивая команды или выдавая бесчисленные советы. И лишь Луис Зиолко молча сидел рядом, подбадривая ее то улыбкой, то нежным пожатием руки.
Прошло еще несколько томительных часов, прежде чем Скольник в конце концов коротко кивнул головой. Кивок был воспринят как молчаливый сигнал: Макс Фактор отложил в сторону свои кисточки, кремы, лосьоны и карандаши, а Зиолко облегченно вздохнул, просиял, поцеловал ее в щеку и поднялся со стула. Не говоря ни слова, мужчины вышли вслед за Скольником, напоминая при этом утят, послушно следующих за мамой-уткой, и в комнату торопливо вошла пухлая горничная с приятным лицом, чтобы помочь Тамаре одеться. При виде Тамары женщина остановилась как вкопанная и широко раскрытыми глазами уставилась на нее.
Тамара удивленно посмотрела на нее и спросила:
– Что-то не так?
Женщина быстро покачала головой, но по-прежнему не могла проговорить ни слова.
– Простите, – извинилась она, покраснев от смущения. – Пожалуйста, простите меня. Вы… вы слишком красивы.
Тамара уставилась на нее, потом, запинаясь, проговорила:
– Значит, я… красива?
Женщина рассмеялась.
– Красивы ли… – Серьезный вид Тамары заставил смех замереть на ее губах. Она подошла ближе. – Вы не знаете? – мягко спросила она, внимательно вглядываясь в ее глаза.
Тамара покачала головой, ее глаза наполнились слезами.
– Нет, – хрипло ответила она, поспешно отворачиваясь в сторону. – Я не видела себя несколько недель.
– Бедняжка. – Женщина наклонила набок голову, успокаивающе улыбнулась и медленно кивнула. – Вы очень, очень красивы, синьорина.
Тамара обернулась к ней. Затем порывисто потянулась к женщине и сжала ее руку.
– Благодарю вас, – страстным шепотом проговорила она. Голос ее дрожал от облегчения.
– За что? За то, что сказала вам правду? – Пожилая женщина улыбнулась счастливой улыбкой. Весело напевая что-то, она принялась рыться в огромной картонной коробке, шурша бесчисленными слоями оберточной бумаги. Через минуту она развернула платье от Вионнет, которое Скольник заказал в Париже для Тамары по ее новым меркам и привез с собой. Пение оборвалось. «Mamma mia!» – воскликнула пораженная горничная, вынимая платье и пристально рассматривая его своими черными глазами, то и дело издавая звуки восхищения.
Тамара глубоко вздохнула и подошла ближе, чтобы тоже рассмотреть платье.
– Какое красивое! – воскликнула она, инстинктивно протягивая к нему руку, чтобы пощупать ласкающий шелк белой тафты. Ткань показалась ей прохладной и царственной.
– Ах, какое сокровище, синьорина! Вы только посмотрите! Восхитительно! – воскликнула горничная, прикладывая к Тамаре платье. Она задыхалась от возбуждения, как ребенок, рассматривающий рождественские подарки.
Да, это действительно было сокровище – не могла не согласиться Тамара. Несмотря на неопытность в выборе одежды, она благодаря волшебному миру кино все же имела некоторое представление о том, как должны выглядеть нарядные платья; но сейчас она была вынуждена признать, что это произведение высокой парижской моды намного превосходило самые экстравагантные костюмы, созданные лучшими модельерами Голливуда. Это изысканное платье было как бы специально создано для того, чтобы от него захватывало дух и невозможно было отвести взгляд.
Горничная благоговейно сняла платье с обтянутой бархатом вешалки и помогла Тамаре надеть его. Лицо ее сияло, она жизнерадостно суетилась и без умолку болтала:
– Mamma mia, вы похожи на знатную даму, да-да! Настоящая знатная дама. Может быть, в ваших жилах течет итальянская кровь? Я, конечно, все о вас знаю. Здесь все болтают как сороки, но мне правда и в голову не приходило, что вы так красивы! А это платье… Повернитесь, пожалуйста, чтобы я могла застегнуть…
Когда Тамара была полностью одета, она осторожно повернулась из стороны в сторону, всем телом ощущая, как изящно вторит ее движениям ткань. Она оглядела себя, в который раз молча проклиная отсутствие зеркала. Но и без него знала, что платье было настоящим шедевром как по покрою, так и по качеству исполнения. Спереди оно доходило ей до середины икры, а сзади спускалось до самого пола, грациозно расширяясь от плеч к низу. Платье застегивалось на спине на крошечные пуговки из мелкого неровного жемчуга. Спереди оно было перехвачено поясом, который завязывался сзади в большой бант из тафты.
– Вы сказочно хороши, синьорина. – Горничная отступила назад, чтобы еще раз посмотреть на нее, и, расплываясь от удовольствия, сжала свои пухлые короткие красные пальцы. Затем, пожелав ей всего самого лучшего, она удалилась.
Комната вновь наполнилась мужчинами, которые то подходили ближе, чтобы повнимательнее рассмотреть ее, то отступали назад, как если бы они изучали свое собственное отражение или решали вопрос о покупке особо ценного предмета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Кого теперь она будет видеть, смотрясь в зеркало?
Себя? Или незнакомку?
Не прошло и десяти минут, как вызывающие зуд бинты были сняты, но прошло еще целых три дня, прежде чем Тамаре наконец разрешили посмотреть на себя в зеркало. На этот раз запрет исходил не от доктора, а от Оскара Скольника.
– Не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное представление, – объяснил он. – Сначала надо заняться твоим макияжем и прической. Ты так долго ждала, какое значение могут иметь еще несколько дней?
Огромное, с грустью подумала она: часы и дни тянулись невозможно медленно. Время словно остановилось.
Когда наконец настала великая минута, доктора Затопека с ними не было. Он сказал, что умывает руки.
– У меня есть более важные дела, чем эта ваша глупая затея, – многозначительно заявил доктор, обращаясь к удивленно поднявшему брови Скольнику. – Чем скорее эта комната будет свободна, тем скорее сюда сможет въехать кто-то, кто действительно нуждается в моей помощи.
И с этими словами он захлопнул за собой дверь.
Резкие слова доктора и его суровый тон несколько обескуражили Тамару, но, к счастью, ненадолго. На страдания у нее не оставалось времени, а кроме того, Оскар Скольник оказался настоящим фокусником, вынимавшим из шляпы один сюрприз за другим. Впервые за шесть недель Тамара еле стояла на ногах от возбуждения. Ей нравилась вся эта суматоха. Из Рима был выписан парикмахер, чтобы осветлить, покрасить, постричь и уложить ее волосы, а Макс Фактор все эти три дня провел взаперти в своей комнате, создавая специально для нее макияж, который подходил бы ей наилучшим образом. И вот теперь он тщательно и искусно накладывал, стирал, подправлял и вновь накладывал грим. Все это время Оскар Скольник ходил кругами вокруг, как акула или молодой отец в ожидании первого ребенка, – беспрестанно выкрикивая команды или выдавая бесчисленные советы. И лишь Луис Зиолко молча сидел рядом, подбадривая ее то улыбкой, то нежным пожатием руки.
Прошло еще несколько томительных часов, прежде чем Скольник в конце концов коротко кивнул головой. Кивок был воспринят как молчаливый сигнал: Макс Фактор отложил в сторону свои кисточки, кремы, лосьоны и карандаши, а Зиолко облегченно вздохнул, просиял, поцеловал ее в щеку и поднялся со стула. Не говоря ни слова, мужчины вышли вслед за Скольником, напоминая при этом утят, послушно следующих за мамой-уткой, и в комнату торопливо вошла пухлая горничная с приятным лицом, чтобы помочь Тамаре одеться. При виде Тамары женщина остановилась как вкопанная и широко раскрытыми глазами уставилась на нее.
Тамара удивленно посмотрела на нее и спросила:
– Что-то не так?
Женщина быстро покачала головой, но по-прежнему не могла проговорить ни слова.
– Простите, – извинилась она, покраснев от смущения. – Пожалуйста, простите меня. Вы… вы слишком красивы.
Тамара уставилась на нее, потом, запинаясь, проговорила:
– Значит, я… красива?
Женщина рассмеялась.
– Красивы ли… – Серьезный вид Тамары заставил смех замереть на ее губах. Она подошла ближе. – Вы не знаете? – мягко спросила она, внимательно вглядываясь в ее глаза.
Тамара покачала головой, ее глаза наполнились слезами.
– Нет, – хрипло ответила она, поспешно отворачиваясь в сторону. – Я не видела себя несколько недель.
– Бедняжка. – Женщина наклонила набок голову, успокаивающе улыбнулась и медленно кивнула. – Вы очень, очень красивы, синьорина.
Тамара обернулась к ней. Затем порывисто потянулась к женщине и сжала ее руку.
– Благодарю вас, – страстным шепотом проговорила она. Голос ее дрожал от облегчения.
– За что? За то, что сказала вам правду? – Пожилая женщина улыбнулась счастливой улыбкой. Весело напевая что-то, она принялась рыться в огромной картонной коробке, шурша бесчисленными слоями оберточной бумаги. Через минуту она развернула платье от Вионнет, которое Скольник заказал в Париже для Тамары по ее новым меркам и привез с собой. Пение оборвалось. «Mamma mia!» – воскликнула пораженная горничная, вынимая платье и пристально рассматривая его своими черными глазами, то и дело издавая звуки восхищения.
Тамара глубоко вздохнула и подошла ближе, чтобы тоже рассмотреть платье.
– Какое красивое! – воскликнула она, инстинктивно протягивая к нему руку, чтобы пощупать ласкающий шелк белой тафты. Ткань показалась ей прохладной и царственной.
– Ах, какое сокровище, синьорина! Вы только посмотрите! Восхитительно! – воскликнула горничная, прикладывая к Тамаре платье. Она задыхалась от возбуждения, как ребенок, рассматривающий рождественские подарки.
Да, это действительно было сокровище – не могла не согласиться Тамара. Несмотря на неопытность в выборе одежды, она благодаря волшебному миру кино все же имела некоторое представление о том, как должны выглядеть нарядные платья; но сейчас она была вынуждена признать, что это произведение высокой парижской моды намного превосходило самые экстравагантные костюмы, созданные лучшими модельерами Голливуда. Это изысканное платье было как бы специально создано для того, чтобы от него захватывало дух и невозможно было отвести взгляд.
Горничная благоговейно сняла платье с обтянутой бархатом вешалки и помогла Тамаре надеть его. Лицо ее сияло, она жизнерадостно суетилась и без умолку болтала:
– Mamma mia, вы похожи на знатную даму, да-да! Настоящая знатная дама. Может быть, в ваших жилах течет итальянская кровь? Я, конечно, все о вас знаю. Здесь все болтают как сороки, но мне правда и в голову не приходило, что вы так красивы! А это платье… Повернитесь, пожалуйста, чтобы я могла застегнуть…
Когда Тамара была полностью одета, она осторожно повернулась из стороны в сторону, всем телом ощущая, как изящно вторит ее движениям ткань. Она оглядела себя, в который раз молча проклиная отсутствие зеркала. Но и без него знала, что платье было настоящим шедевром как по покрою, так и по качеству исполнения. Спереди оно доходило ей до середины икры, а сзади спускалось до самого пола, грациозно расширяясь от плеч к низу. Платье застегивалось на спине на крошечные пуговки из мелкого неровного жемчуга. Спереди оно было перехвачено поясом, который завязывался сзади в большой бант из тафты.
– Вы сказочно хороши, синьорина. – Горничная отступила назад, чтобы еще раз посмотреть на нее, и, расплываясь от удовольствия, сжала свои пухлые короткие красные пальцы. Затем, пожелав ей всего самого лучшего, она удалилась.
Комната вновь наполнилась мужчинами, которые то подходили ближе, чтобы повнимательнее рассмотреть ее, то отступали назад, как если бы они изучали свое собственное отражение или решали вопрос о покупке особо ценного предмета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146