– Поскольку вы в килте, имел в виду я.
…В полевом шатре Макбеха шел разговор за бутылкой старого шотландского виски. МакБрайд, которого играл Горонви, очень живо, но не совсем уже внятно говорил:
– Мой друг Макбех, о черт! что за победу ты одержал на склонах Кнокан-Бан! Я думал, нас с тобою в этой битве, ей-ей, покрошат в мелкий винегрет! Теперь король наградами осыплет тебя, как пить дать, – будешь весь в парче.
– Какого черта весь в парше я буду? – рассеянно переспросил Макбех.
В шатер засунулся воин – этого безымянного воина играл Лливарх: он очень выкладывался в этой роли.
– Сюда какой-то бешеный гонец примчался вскачь – весь в мыле и без шлема. Меня обдал он грязью, и к тому же в шатер войти он просит дозволенья.
Входил невероятно мрачный и зловещий Гонец, – его играл Клиддно, и играл отлично:
– Привет тебе, Макбех, ковдорский тан! Рассиживаться нечего здесь, в Кнокан. Хватай коня, скачи во весь опор, не нагибайся, обронив перчатку или другую мелочь, не сходи с седла всю ночь, срезай дорогу всюду, где только можно срезать, и прибудешь к рассвету в замок Дункана в Бинн-Шлейве. Подъедешь прямо к дому короля…
– Грязищей всех обдав, как из ушата, – вставил воин.
– …Там ждут тебя с великим нетерпеньем. Сам Дункан повелел тебе сказать, чтобы предстал ты перед ним не позже, чем утром протрубит пастуший рог.
С этим Гонец покидал шатер.
– Послушай, друг МакБрайд, мое чутье мне говорит, что вряд ли старый Дункан внезапной воспылал ко мне любовью; там, верно, всплыло дело то, по пьяни… негоже было пропивать в трактире тот меч, будь он неладен, что король вручил мне в знак признанья и приязни. Проклятье! А что, если те девицы, с которыми поладил я так ловко в Гленнрат, уже дошли до короля и жалобу к его стопам сложили, что я жениться должен на обеих?.. Они из благородного сословья, и как теперь отвяжешься от них?..
– Мне вот что мнится, милый мой Макбех: все дело может быть гораздо хуже, – медленно проговорил МакБрайд, почесывая крепкий затылок. – Сразив МакРори в поединке в Кнокан, ты стал ковдорским таном. Так ведь, брат? А помнишь ли былое предсказанье мегер буйнопомешанных с котлом, которое сперва мы оборжали? Теперь твоя судьба стать королем. А мы с тобой еще на всех попойках болтали вслух об этом прорицанье – вот, мол, умора! Славно упились! Привидится ж такое с перепоя!.. Ну, дело и дошло до короля.
Они синхронно посмотрели друг на друга.
– А Дункан, он характером суров, – медленно проговорил Макбех, – и славится в стране рукой тяжелой…
– Вот именно. И он предупредить намерен исполненье прорицанья. И нас с тобой в солянку покрошить. С тебя начнет, мной кончит, – знамо дело. Твое решенье?
– Так, берем коней, что повыносливей, покрепче в холке, и в точности, как описал гонец, но в противоположном направленье сейчас с тобой поскачем мы, МакБрайд. Чтоб в гривах знай посвистывал бы ветер.
– Куда бежим?
– Махнем-ка на войну. Там армии на юге копошатся, за валом этим… знаешь этот вал… защитный? Вот за ним полно народу, там рубятся все в битвах день и ночь – круитне, кимры, корнцы, Дал Риада… Клубятся стяги, люди, дым костров, в портянках так и хлюпает от крови. Спокойно там мы все пересидим и носу не покажем зря оттуда.
* * *
– Вы попадете в подвал под арсеналом, – Курои приблизил свой палец к носу Ллевелиса, чтобы тот сосредоточился. – Я заберу вас из зала парламента, – и через шесть часов, не раньше, мне надо еще извлечь из Фанагории третий курс. В зале парламента поверху идет деревянный балкон, галерка, – там и ждите. Я буду около семи. Ваша задача в месте попадания – определить текущую дату с точностью до года, месяца и числа. Любым способом.
– Судя по тому, как нас нарядили, это пуританский семнадцатый век, – буркнул Ллевелис.
– Как окажетесь на месте, сразу никуда не бегите… с места в галоп. Замрите и осмотритесь, это вам не лужайка перед домом Куланна, – веско прибавил Курои.
Почему, собственно, лужайка перед домом Куланна должна была служить примером безопасного места, Гвидион и Ллевелис так и не поняли, поскольку Курои приложил к ним силу, а когда эта сила перестала действовать, кинетическая энергия уже оказалась такой, что они мигом ощутили себя в очень неприятном месте. Потеки сырости на стенах, дымный свет полутора коптящих факелов, и, как сказал Ллевелис про все остальное, «или здесь очень низкий потолок, или очень высокий пол». За приоткрытой дверью спорили голоса.
– Это чистая формальность. Преступник слишком высокого рода, мы должны сопроводить его смерть всеми бумагами, – дребезжал кто-то.
– Я не могу констатировать смерть, если он жив. Добейте его, и я констатирую, – возражал ровный голос.
– Где жив, где он жив? – стук чего-то об пол. – Чем я, по-вашему, здесь занимаюсь – клопов давлю?
– В самом деле, вы сомневаетесь в профессионализме… мастеров этого цеха? – спросил тихий голос.
– Нет, я не хочу давать повод усомниться в моем профессионализме, – холодно отвечал все тот же голос, который рекомендовал добить.
– Господи, ну что за щепетильность! За моим личным врачом послали?
– Уже идет, милорд.
Ллевелис с Гвидионом тоже услышали шаги и только-только успели втиснуться за пирамиду из бочонков. Исполненный важности личный врач просеменил по коридору и скрылся за дверью. Через минуту из-за двери послышалось:
– Ну что ж, я готов констатировать смерть.
– Да, это в русле вашего метода, доктор Гленворт: недавно вы, помнится, определили чуму при сенной лихорадке. Конечно, продолжая эту традицию, очень уместно будет констатировать смерть, имея перед собой живого индивида.
– Это смешно, милорд: ну да, сейчас он жив, но сколько, по-вашему, он протянет, в его состоянии? Две, три минуты?..
– Да, в ваших руках он действительно протянет примерно столько, сколько вы говорите. Я даже не дам ему и двух минут, – с неописуемым злорадством сказал другой медик.
Последовала быстрая и непонятная медицинская латынь, с обеих сторон прозвучавшая довольно резко.
– Нам нужно заключение о смерти, – умоляюще прервал палач.
– Ну что ж, я очень рад. У вас есть доктор Гленворт, он все подпишет. И заключение о смерти живого пациента, и отчет о состоянии здоровья трупа. А я с вашего позволения удалюсь, – и быстрые шаги направились к приоткрытой двери.
– Я не позволю бросать мне такие обвинения! – вскипел Гленворт. – Можно подумать, что вы способны продлить это номинальное состояние жизни!..
– Это вы продлеваете номинальное состояние жизни, – с сарказмом возразил другой врач. – Я же, говоря о жизни, обычно подразумеваю полную репрезентацию всех жизненных функций.
– То есть он у вас сейчас станет ходить, разговаривать?.. – Гленворт сказал это настолько язвительно, что Гвидион и Ллевелис переглянулись в темноте за бочонками, пытаясь отогнать мысль о том, как же должен выглядеть предмет спора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
…В полевом шатре Макбеха шел разговор за бутылкой старого шотландского виски. МакБрайд, которого играл Горонви, очень живо, но не совсем уже внятно говорил:
– Мой друг Макбех, о черт! что за победу ты одержал на склонах Кнокан-Бан! Я думал, нас с тобою в этой битве, ей-ей, покрошат в мелкий винегрет! Теперь король наградами осыплет тебя, как пить дать, – будешь весь в парче.
– Какого черта весь в парше я буду? – рассеянно переспросил Макбех.
В шатер засунулся воин – этого безымянного воина играл Лливарх: он очень выкладывался в этой роли.
– Сюда какой-то бешеный гонец примчался вскачь – весь в мыле и без шлема. Меня обдал он грязью, и к тому же в шатер войти он просит дозволенья.
Входил невероятно мрачный и зловещий Гонец, – его играл Клиддно, и играл отлично:
– Привет тебе, Макбех, ковдорский тан! Рассиживаться нечего здесь, в Кнокан. Хватай коня, скачи во весь опор, не нагибайся, обронив перчатку или другую мелочь, не сходи с седла всю ночь, срезай дорогу всюду, где только можно срезать, и прибудешь к рассвету в замок Дункана в Бинн-Шлейве. Подъедешь прямо к дому короля…
– Грязищей всех обдав, как из ушата, – вставил воин.
– …Там ждут тебя с великим нетерпеньем. Сам Дункан повелел тебе сказать, чтобы предстал ты перед ним не позже, чем утром протрубит пастуший рог.
С этим Гонец покидал шатер.
– Послушай, друг МакБрайд, мое чутье мне говорит, что вряд ли старый Дункан внезапной воспылал ко мне любовью; там, верно, всплыло дело то, по пьяни… негоже было пропивать в трактире тот меч, будь он неладен, что король вручил мне в знак признанья и приязни. Проклятье! А что, если те девицы, с которыми поладил я так ловко в Гленнрат, уже дошли до короля и жалобу к его стопам сложили, что я жениться должен на обеих?.. Они из благородного сословья, и как теперь отвяжешься от них?..
– Мне вот что мнится, милый мой Макбех: все дело может быть гораздо хуже, – медленно проговорил МакБрайд, почесывая крепкий затылок. – Сразив МакРори в поединке в Кнокан, ты стал ковдорским таном. Так ведь, брат? А помнишь ли былое предсказанье мегер буйнопомешанных с котлом, которое сперва мы оборжали? Теперь твоя судьба стать королем. А мы с тобой еще на всех попойках болтали вслух об этом прорицанье – вот, мол, умора! Славно упились! Привидится ж такое с перепоя!.. Ну, дело и дошло до короля.
Они синхронно посмотрели друг на друга.
– А Дункан, он характером суров, – медленно проговорил Макбех, – и славится в стране рукой тяжелой…
– Вот именно. И он предупредить намерен исполненье прорицанья. И нас с тобой в солянку покрошить. С тебя начнет, мной кончит, – знамо дело. Твое решенье?
– Так, берем коней, что повыносливей, покрепче в холке, и в точности, как описал гонец, но в противоположном направленье сейчас с тобой поскачем мы, МакБрайд. Чтоб в гривах знай посвистывал бы ветер.
– Куда бежим?
– Махнем-ка на войну. Там армии на юге копошатся, за валом этим… знаешь этот вал… защитный? Вот за ним полно народу, там рубятся все в битвах день и ночь – круитне, кимры, корнцы, Дал Риада… Клубятся стяги, люди, дым костров, в портянках так и хлюпает от крови. Спокойно там мы все пересидим и носу не покажем зря оттуда.
* * *
– Вы попадете в подвал под арсеналом, – Курои приблизил свой палец к носу Ллевелиса, чтобы тот сосредоточился. – Я заберу вас из зала парламента, – и через шесть часов, не раньше, мне надо еще извлечь из Фанагории третий курс. В зале парламента поверху идет деревянный балкон, галерка, – там и ждите. Я буду около семи. Ваша задача в месте попадания – определить текущую дату с точностью до года, месяца и числа. Любым способом.
– Судя по тому, как нас нарядили, это пуританский семнадцатый век, – буркнул Ллевелис.
– Как окажетесь на месте, сразу никуда не бегите… с места в галоп. Замрите и осмотритесь, это вам не лужайка перед домом Куланна, – веско прибавил Курои.
Почему, собственно, лужайка перед домом Куланна должна была служить примером безопасного места, Гвидион и Ллевелис так и не поняли, поскольку Курои приложил к ним силу, а когда эта сила перестала действовать, кинетическая энергия уже оказалась такой, что они мигом ощутили себя в очень неприятном месте. Потеки сырости на стенах, дымный свет полутора коптящих факелов, и, как сказал Ллевелис про все остальное, «или здесь очень низкий потолок, или очень высокий пол». За приоткрытой дверью спорили голоса.
– Это чистая формальность. Преступник слишком высокого рода, мы должны сопроводить его смерть всеми бумагами, – дребезжал кто-то.
– Я не могу констатировать смерть, если он жив. Добейте его, и я констатирую, – возражал ровный голос.
– Где жив, где он жив? – стук чего-то об пол. – Чем я, по-вашему, здесь занимаюсь – клопов давлю?
– В самом деле, вы сомневаетесь в профессионализме… мастеров этого цеха? – спросил тихий голос.
– Нет, я не хочу давать повод усомниться в моем профессионализме, – холодно отвечал все тот же голос, который рекомендовал добить.
– Господи, ну что за щепетильность! За моим личным врачом послали?
– Уже идет, милорд.
Ллевелис с Гвидионом тоже услышали шаги и только-только успели втиснуться за пирамиду из бочонков. Исполненный важности личный врач просеменил по коридору и скрылся за дверью. Через минуту из-за двери послышалось:
– Ну что ж, я готов констатировать смерть.
– Да, это в русле вашего метода, доктор Гленворт: недавно вы, помнится, определили чуму при сенной лихорадке. Конечно, продолжая эту традицию, очень уместно будет констатировать смерть, имея перед собой живого индивида.
– Это смешно, милорд: ну да, сейчас он жив, но сколько, по-вашему, он протянет, в его состоянии? Две, три минуты?..
– Да, в ваших руках он действительно протянет примерно столько, сколько вы говорите. Я даже не дам ему и двух минут, – с неописуемым злорадством сказал другой медик.
Последовала быстрая и непонятная медицинская латынь, с обеих сторон прозвучавшая довольно резко.
– Нам нужно заключение о смерти, – умоляюще прервал палач.
– Ну что ж, я очень рад. У вас есть доктор Гленворт, он все подпишет. И заключение о смерти живого пациента, и отчет о состоянии здоровья трупа. А я с вашего позволения удалюсь, – и быстрые шаги направились к приоткрытой двери.
– Я не позволю бросать мне такие обвинения! – вскипел Гленворт. – Можно подумать, что вы способны продлить это номинальное состояние жизни!..
– Это вы продлеваете номинальное состояние жизни, – с сарказмом возразил другой врач. – Я же, говоря о жизни, обычно подразумеваю полную репрезентацию всех жизненных функций.
– То есть он у вас сейчас станет ходить, разговаривать?.. – Гленворт сказал это настолько язвительно, что Гвидион и Ллевелис переглянулись в темноте за бочонками, пытаясь отогнать мысль о том, как же должен выглядеть предмет спора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115