– Пол мыли и все такое.
– Ты только посмотри, – возмущался МакКольм, пытаясь поймать Гвенллиан за руку и притянуть к себе: – Приходит приличный человек, Евдокс из Книда, будущий талантливейший математик, хочет завязать знакомство. И вот он с узелком, бедный, стоит на площади перед этим портиком, возле меняльных лавок, и не знает – то ли ему входить, то ли нет. Сумерки уже, изнутри хохот, звон кубков, пьяные крики. Обглоданные кости вылетают. А он стоит и думает: то ли достаточно того, чему его научил Архит Тарентский, то ли нет. То ли тут геометрией считается планиметрия обычная, то ли геометрическая алгебра. То ли виды многогранников нужно знать, то ли формулы объемов. Вот, положил на землю узелок, руку растирает, думает. А не спустят ли с лестницы его, чужестранца, если он рискнет… Ты только подумай, сколько люди переживали из-за проклятой надписи! Ну ладно, Евдокс. Вот подошел Теэтэт и нормально к нему отнесся. Хлопнул по плечу… А так подумать: сколько еще народу так и не вошло? А может быть, человек пришел именно для того, чтобы поучиться? Почему он даже не может войти?
– Послушай, откуда ты все это взял? – серьезно спросила Гвенллиан, отлично знавшая, что Фингалл не отличается живым воображением. Она перевела взгляд с шотландца на невозмутимо стоявшего в своей нише Зенона Элейского. – Ага, тебе Зенон рассказал, да? Но как же ты его разговорил? Ведь статуи… не очень общаются.
По правде говоря, Гвенллиан ни разу раньше не слышала, чтобы кому бы то ни было удалось узнать от статуи что-нибудь дельное.
– Еще раз тебе говорю, – спокойно повторил МакКольм. – Подойди сюда и встань ко мне как можно ближе, плечом к плечу.
– Ты прямо какая-то… распутная личность, – сказала Гвенллиан, отходя подальше. – Скажи честно: как это ты разговариваешь с Зеноном?
– Да с каким Зеноном? – не понял МакКольм. – А-а, вон оно что. Тут Зенон стоит.
Он спрыгнул с цоколя колонны, подошел и положил руку Зенону на сгиб локтя.
– О-о, слушай, это вообще такая глыба!.. Кстати, этот коринфский мрамор даже не знает, что из него какой-то Зенон сделан.
С этой загадочной фразой МакКольм и оставил Гвенллиан.
* * *
– Процедура обработки при копытной гнили – более позднее название заболевания – влажная гнойно-гнилостная флегмона, – состоит во введении в межкопытную щель смеси медного купороса с дегтем… – продолжая говорить, Змейк опустил руку в огонь. Огонь обрадовался, это было видно, и взобрался по руке ему на плечо. Гвидион уже так привык наблюдать общение Змейка с огнем, что почти не вздрогнул.
…Покончив с лекцией, Змейк спросил: «У вас есть вопросы?»
Гвидион опешил от неожиданности, – Змейк не так часто предлагал ему задавать вопросы, – и мысли его сразу разбежались.
– Я хотел узнать насчет огня, – Гвидион поискал подходящие слова. Не почему огонь подчиняется Змейку, нет. – Почему он к вам так относится? – выпалил он.
– Вообще-то я ожидал каких-то вопросов по существу, – спокойно сказал Змейк, – но если вас это интересует… Когда я учился и прислуживал при храме Немезиды, в мои обязанности входило участвовать в ритуалах во время мистерий. В храме было внутреннее помещение, где ни разу никто не появлялся в ходе обряда, но где должен был постоянно поддерживаться священный огонь. По некоторым соображениям, на этой должности полагалось находиться мальчику двенадцати лет, что как раз совпадало с моим тогдашним возрастом. Моей обязанностью было поддерживать огонь. А когда долго сидишь с кем-нибудь наедине, тут-то и завязываются отношения, – сказал Змейк.
* * *
Вездесущий Ллевелис весь изнервничался, наблюдая за неуклюжими попытками доктора Мак Кехта наладить отношения с Рианнон.
– Боже мой, ну кто так делает! – восклицал он. – То есть, я хочу сказать, это, конечно, не мое дело, но ведь сердце кровью обливается!.. Подумай только: бедный доктор Мак Кехт, такой одинокий, в своей одежде в кровавых пятнах, робко пытается обратить на себя ее внимание – при том, что давно мог бы сварить любовное зелье и одурманить ее. Он так трогательно каждый раз садится в калошу. Другая давно бы уже обрыдалась и бросилась ему на шею. Откуда в Рианнон столько жестокости?
Гвидион помалкивал.
– Может быть, нужно как-то… подтолкнуть эту ситуацию?
– Оставь людей в покое… организатор помощи, – посоветовал Гвидион.
– Да нет! Я очень деликатно, – уверял Ллевелис. – Никто ничего и не заметит.
…Тем временем доктор Мак Кехт, даже не подозревая, что он может вызывать у кого-то такие чувства, задумчиво заполнял медицинскую карту Сюань-цзана, который впервые обратился к западной медицине, почувствовав отвращение к местной пище, и в ходе врачебного осмотра несказанно изумлялся тому, что Мак Кехт зачем-то осматривает его ничтожную земную оболочку вместо того, чтобы воспользоваться гадательной травой и панцирем черепахи-гуй и вывести причину болезни из расположения звезд.
* * *
На закате в комнату к Ллевелису и Гвидиону властно постучали, и в дверь, как боевой корабль, вдвинулась Пандора Клатч.
– Я занимаюсь условиями жизни! – трубным голосом объявила она. – Есть какие-нибудь жалобы?
Случилось так, что у Ллевелиса на спинке кровати как раз висело в то время два носка – один серый, другой коричневый, и он поспешно смел их в невидное место при появлении Пандоры, вскочил, расшаркался и предложил ей стул. Гвидион, занимавшийся за столом у окна, обернулся.
– Да, – сказал он. – Очень жаль, что вымерли плезиозавры и индрикотерии. Нельзя ли их как-нибудь вернуть?
– Это не моя епархия, – отрезала Пандора Клатч.
– Вы же сказали, что занимаетесь условиями жизни! – удивился Гвидион. – Это прямо касается условий жизни на Земле!
– Не обращайте на него внимания, – затараторил Ллевелис. – Он у нас недалекий малый, всегда что-нибудь такое сморозит. Взгляните лучше, какой прекрасный вид из окна!..
– Грызуны есть? – прямо спросила Пандора Клатч, не желая смотреть в окно. – Дров для камина хватает?
– Грызунов нет, к сожалению, но не ставьте это, пожалуйста, в вину нашему куратору: если по новым нормам это необходимо, мы заведем, – заверил ее Ллевелис, прижимая руку к сердцу. – А дрова для камина есть, что очень обидно, потому что тем, у кого не хватает в холодную пору дров для камина, профессор Лютгарда одалживает свои носки, а вот нам, к сожалению, не светит.
– Одалживает свои носки? – переспросила Пандора Клатч. – Как это понимать?
– Ох! – сказал Ллевелис, состроив глазки. – Я сейчас, сейчас! Я одолжу такой носок у Дилана, у него есть, он, конечно, даст, и покажу вам!..
Меньше чем через минуту Ллевелис вернулся с носком. Это был прекрасный носок из исландской шерсти, с широкой полосой орнамента по краю, теплый, пушистый, с искусно вывязанной пяткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Ты только посмотри, – возмущался МакКольм, пытаясь поймать Гвенллиан за руку и притянуть к себе: – Приходит приличный человек, Евдокс из Книда, будущий талантливейший математик, хочет завязать знакомство. И вот он с узелком, бедный, стоит на площади перед этим портиком, возле меняльных лавок, и не знает – то ли ему входить, то ли нет. Сумерки уже, изнутри хохот, звон кубков, пьяные крики. Обглоданные кости вылетают. А он стоит и думает: то ли достаточно того, чему его научил Архит Тарентский, то ли нет. То ли тут геометрией считается планиметрия обычная, то ли геометрическая алгебра. То ли виды многогранников нужно знать, то ли формулы объемов. Вот, положил на землю узелок, руку растирает, думает. А не спустят ли с лестницы его, чужестранца, если он рискнет… Ты только подумай, сколько люди переживали из-за проклятой надписи! Ну ладно, Евдокс. Вот подошел Теэтэт и нормально к нему отнесся. Хлопнул по плечу… А так подумать: сколько еще народу так и не вошло? А может быть, человек пришел именно для того, чтобы поучиться? Почему он даже не может войти?
– Послушай, откуда ты все это взял? – серьезно спросила Гвенллиан, отлично знавшая, что Фингалл не отличается живым воображением. Она перевела взгляд с шотландца на невозмутимо стоявшего в своей нише Зенона Элейского. – Ага, тебе Зенон рассказал, да? Но как же ты его разговорил? Ведь статуи… не очень общаются.
По правде говоря, Гвенллиан ни разу раньше не слышала, чтобы кому бы то ни было удалось узнать от статуи что-нибудь дельное.
– Еще раз тебе говорю, – спокойно повторил МакКольм. – Подойди сюда и встань ко мне как можно ближе, плечом к плечу.
– Ты прямо какая-то… распутная личность, – сказала Гвенллиан, отходя подальше. – Скажи честно: как это ты разговариваешь с Зеноном?
– Да с каким Зеноном? – не понял МакКольм. – А-а, вон оно что. Тут Зенон стоит.
Он спрыгнул с цоколя колонны, подошел и положил руку Зенону на сгиб локтя.
– О-о, слушай, это вообще такая глыба!.. Кстати, этот коринфский мрамор даже не знает, что из него какой-то Зенон сделан.
С этой загадочной фразой МакКольм и оставил Гвенллиан.
* * *
– Процедура обработки при копытной гнили – более позднее название заболевания – влажная гнойно-гнилостная флегмона, – состоит во введении в межкопытную щель смеси медного купороса с дегтем… – продолжая говорить, Змейк опустил руку в огонь. Огонь обрадовался, это было видно, и взобрался по руке ему на плечо. Гвидион уже так привык наблюдать общение Змейка с огнем, что почти не вздрогнул.
…Покончив с лекцией, Змейк спросил: «У вас есть вопросы?»
Гвидион опешил от неожиданности, – Змейк не так часто предлагал ему задавать вопросы, – и мысли его сразу разбежались.
– Я хотел узнать насчет огня, – Гвидион поискал подходящие слова. Не почему огонь подчиняется Змейку, нет. – Почему он к вам так относится? – выпалил он.
– Вообще-то я ожидал каких-то вопросов по существу, – спокойно сказал Змейк, – но если вас это интересует… Когда я учился и прислуживал при храме Немезиды, в мои обязанности входило участвовать в ритуалах во время мистерий. В храме было внутреннее помещение, где ни разу никто не появлялся в ходе обряда, но где должен был постоянно поддерживаться священный огонь. По некоторым соображениям, на этой должности полагалось находиться мальчику двенадцати лет, что как раз совпадало с моим тогдашним возрастом. Моей обязанностью было поддерживать огонь. А когда долго сидишь с кем-нибудь наедине, тут-то и завязываются отношения, – сказал Змейк.
* * *
Вездесущий Ллевелис весь изнервничался, наблюдая за неуклюжими попытками доктора Мак Кехта наладить отношения с Рианнон.
– Боже мой, ну кто так делает! – восклицал он. – То есть, я хочу сказать, это, конечно, не мое дело, но ведь сердце кровью обливается!.. Подумай только: бедный доктор Мак Кехт, такой одинокий, в своей одежде в кровавых пятнах, робко пытается обратить на себя ее внимание – при том, что давно мог бы сварить любовное зелье и одурманить ее. Он так трогательно каждый раз садится в калошу. Другая давно бы уже обрыдалась и бросилась ему на шею. Откуда в Рианнон столько жестокости?
Гвидион помалкивал.
– Может быть, нужно как-то… подтолкнуть эту ситуацию?
– Оставь людей в покое… организатор помощи, – посоветовал Гвидион.
– Да нет! Я очень деликатно, – уверял Ллевелис. – Никто ничего и не заметит.
…Тем временем доктор Мак Кехт, даже не подозревая, что он может вызывать у кого-то такие чувства, задумчиво заполнял медицинскую карту Сюань-цзана, который впервые обратился к западной медицине, почувствовав отвращение к местной пище, и в ходе врачебного осмотра несказанно изумлялся тому, что Мак Кехт зачем-то осматривает его ничтожную земную оболочку вместо того, чтобы воспользоваться гадательной травой и панцирем черепахи-гуй и вывести причину болезни из расположения звезд.
* * *
На закате в комнату к Ллевелису и Гвидиону властно постучали, и в дверь, как боевой корабль, вдвинулась Пандора Клатч.
– Я занимаюсь условиями жизни! – трубным голосом объявила она. – Есть какие-нибудь жалобы?
Случилось так, что у Ллевелиса на спинке кровати как раз висело в то время два носка – один серый, другой коричневый, и он поспешно смел их в невидное место при появлении Пандоры, вскочил, расшаркался и предложил ей стул. Гвидион, занимавшийся за столом у окна, обернулся.
– Да, – сказал он. – Очень жаль, что вымерли плезиозавры и индрикотерии. Нельзя ли их как-нибудь вернуть?
– Это не моя епархия, – отрезала Пандора Клатч.
– Вы же сказали, что занимаетесь условиями жизни! – удивился Гвидион. – Это прямо касается условий жизни на Земле!
– Не обращайте на него внимания, – затараторил Ллевелис. – Он у нас недалекий малый, всегда что-нибудь такое сморозит. Взгляните лучше, какой прекрасный вид из окна!..
– Грызуны есть? – прямо спросила Пандора Клатч, не желая смотреть в окно. – Дров для камина хватает?
– Грызунов нет, к сожалению, но не ставьте это, пожалуйста, в вину нашему куратору: если по новым нормам это необходимо, мы заведем, – заверил ее Ллевелис, прижимая руку к сердцу. – А дрова для камина есть, что очень обидно, потому что тем, у кого не хватает в холодную пору дров для камина, профессор Лютгарда одалживает свои носки, а вот нам, к сожалению, не светит.
– Одалживает свои носки? – переспросила Пандора Клатч. – Как это понимать?
– Ох! – сказал Ллевелис, состроив глазки. – Я сейчас, сейчас! Я одолжу такой носок у Дилана, у него есть, он, конечно, даст, и покажу вам!..
Меньше чем через минуту Ллевелис вернулся с носком. Это был прекрасный носок из исландской шерсти, с широкой полосой орнамента по краю, теплый, пушистый, с искусно вывязанной пяткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115