Ты думаешь, он случайно туда нападал? Это символ Шотландии, девушка.
«Ха» в шотландском языке означало и «да», и «нет», и «как поживаете?», и «спасибо, хорошо».
– Как сюда записаться? – спросил Фингалл, беря быка за рога.
– Здесь нужно сдать экзамен такому старенькому профессору, – обьяснила Гвенллиан. – Только он очень молодо выглядит, – поспешно добавила она.
– Разберемся, – сказал МакКольм.
– Юбка у тебя очень, – сказала Гвенллиан.
– Что очень? – с интересом переспросил Фингалл.
– Мне бы такую, – сказала Гвенллиан. – Темно-зеленая клетка, с синей полосой… Здорово.
– …ничего проще, – живо отозвался Фингалл, сглотнув остальную часть предложения. – Выходи за меня, и тебя завалят такой клеткой на юбки. Ярдов сто к свадьбе наткут. Это цвета моего клана.
– А что за свадьба? – удивилась Гвенллиан.
– Отличнейшая свадьба, – убежденно сказал МакКольм. – Весь север Шотландии всколыхнем.
– Да мы друг друга еще не видели, – слабо возразила Гвенллиан, не привыкшая к такому напору.
– Пойдем под свет, – потребовал МакКольм, взял ее за руку и потянул из-под арки во двор.
– Я повторяю свое предложение, – сказал он через секунду. – И я сложу к твоим ногам цветы Лохри, туманы Куан, и солнца луч в Глен-Велен.
– Это стихи? – зарделась Гвенллиан.
– В оригинале – да, – сурово сказал Фингалл.
Немногословность и железная хватка шотландца поразили Гвенллиан в самое сердце. Однако, чтобы не нарушать традиции, она все-таки нашла в себе силы покраснеть до ушей, глупо захихикать и убежать.
А вот Мерлин попался в руки Фингалла почти сразу же. Он опрометчиво высунулся из боковой дверцы в арке и сразу же был замечен. «Ха! – громогласно сказал Фингалл. – Где тут у вас профессор, из которого уже песок сыплется? Которому экзамен сдают?» Мерлин, полагавший, что он чудесно выглядел сегодня с утра, опешил и начал копаться в карманах робы, стараясь отыскать билет.
Относительно Гвенллиан Фингалл был с тех пор настолько твердо уверен, что им самой судьбой суждено пожениться, что не обращался больше к ней ни с какими речами на эту тему, считая вопрос решенным.
Едва появившись в классе, Фингалл сразу же затеял беседу с валлийцами относительно воинской доблести их предков. Среди тихих валлийцев он выделялся как смерч на фоне неба.
– Почему валлийцы всегда проигрывали все битвы? – напрямую спросил он. – Вы что, не умеете драться?
– Нет, ну почему же? – робко попытался возразить Афарви. – …А разве все?
– Назовите хоть одну битву, которую бы вы не проиграли, – требовательно сказал МакКольм.
– Э-э… Да, странно, – задумался Афарви. – Но все ведь знают, что наши предки всегда очень храбро шли на бой!..
– Очень храбро шли на убой, – решительно подытожил МакКольм.
И МакКольм принялся за учебу – не менее решительно, чем за все, что он делал в своей жизни. На наследии фоморов профессор Финтан хотел было показать всем, какими рисунками украшен знаменитый котел Дагды, но оказалось, что котел ужасно закопчен. Финтан покачал головой и велел его отчищать. Огромный котел перевернули и целый урок драили всем, чем ни попадя. Когда стала видна чеканка на серебре, время урока подошло к концу. Фингалл МакКольм смутно вздохнул. Он надеялся на что-то большее, но не подал виду.
На истории Британии Мерлин мутил воду. Он пытался рассказать об избрании одного из королей. «И вот, представьте себе, накануне коронации я на своем пони въезжаю в Лондон… да, любил я в то время пустить пыль в глаза!.. На мне балахон такой… серый с зеленоватым отливом… из очень прочного шелка. Практически парашютного. Сейчас такого шелка уже не делают. Да-а… Народ меня обожает. Все бегут за мной, стишок такой выкрикивают… мол, „Мерлин, Мерлин, длинный нос…“ Ну да бог с ними. Словом, легенды обо мне слагают». После этого урока МакКольм вышел с довольно странным выражением лица.
После уроков Ллевелис взялся отвести Фингалла к Курои – ему надо было договориться о сдаче всех долгов.
Курои гонял чаи. Перед ним стояла большая кружка, и он помешивал в ней бронзовой палочкой, на конце которой была когтистая лапа.
– Извините, профессор, а какой учебник мне взять? Я на первом курсе, – выпалил МакКольм. – И можно узнать, какие темы я уже пропустил?
– Что-о?! – спросил Курои, машинально принимая свой истинный облик. Посох его превратился в копье, и он метнул под ноги МакКольму молнию, от удара которой по полу зазмеились трещины. – Я занимаюсь с вами полтора месяца, и вы только сейчас озаботились проблемой учебника?..
Ллевелис ожидал под дверью и, услышав грохот, приготовился уже приводить перепуганного Фингалла в чувство. Тот выскочил ровно через минуту и, уставившись на Ллевелиса во все глаза, воскликнул:
– Ллеу! Профессор метнул мне под ноги настоящую молнию и превратился в великана!
– Ты не думай, – начал Ллевелис. – Это он так, ничего личного…
– Да Ллеу же! – нетерпеливо сказал МакКольм, и только сейчас Ллевелис понял, что шотландец сияет от счастья. – Наконец-то я увидел здесь хоть что-то необычное!!!
И когда в тот же вечер Фингаллу довелось увидеть, как Змейк беседует в сумерках на галерее с болотными огнями, а архивариус Хлодвиг присаживается на перила, и через мгновение с перил вспархивает и скрывается в сумеречном небе большая сова, это окончательно укрепило его хорошее мнение о школе и убежденность в том, что он попал куда следует.
* * *
Дион Хризостом, родоначальник второй софистики, любил провести вечер в кругу старших учеников, обильно заливая хорошим вином скорбь о гибели древней Эллады. С утра, проснувшись в не очень хорошем самочувствии, он небрежным жестом отменял все занятия по древнегреческому, а пришедшим призвать его к порядку коллегам говорил:
– Какие сегодня могут быть уроки? Сейчас время каникул! Как раз четвертого числа – праздник Посейдона, седьмого – праздник в святилищах Аполлона Кипарисия и двенадцати богов!..
Дион, окруженный учениками, прохлаждался в Винной башне, в перистиле – скромном дворике, окруженном колоннадой три на четыре колонны, который он потребовал соорудить себе на греческий манер. Перед глазами Диона на дне небольшого бассейна был выложен мозаикой календарь, и он наловчился, почти не глядя, справляться с ним и, не сводя, казалось бы, взгляда с собеседника, сыпать в изобилии названиями полузабытых древнегреческих праздников разного калибра и именами богов с такими эпиклезами, что все только диву давались:
– А праздник Диониса Сминфейского, по-вашему, вздор? – вопил он. – К тому же близятся анфестерии!..
Против анфестерий возразить было нечего, все расходились.
Но однажды Диона вывели на чистую воду. Во время очередных Дионовых каникул и очередной перебранки его с коллегами кто-то из старших учеников Диона случайно стал напротив нагло развалившегося на скамье учителя и заслонил от него бассейн, а вместе с ним и календарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
«Ха» в шотландском языке означало и «да», и «нет», и «как поживаете?», и «спасибо, хорошо».
– Как сюда записаться? – спросил Фингалл, беря быка за рога.
– Здесь нужно сдать экзамен такому старенькому профессору, – обьяснила Гвенллиан. – Только он очень молодо выглядит, – поспешно добавила она.
– Разберемся, – сказал МакКольм.
– Юбка у тебя очень, – сказала Гвенллиан.
– Что очень? – с интересом переспросил Фингалл.
– Мне бы такую, – сказала Гвенллиан. – Темно-зеленая клетка, с синей полосой… Здорово.
– …ничего проще, – живо отозвался Фингалл, сглотнув остальную часть предложения. – Выходи за меня, и тебя завалят такой клеткой на юбки. Ярдов сто к свадьбе наткут. Это цвета моего клана.
– А что за свадьба? – удивилась Гвенллиан.
– Отличнейшая свадьба, – убежденно сказал МакКольм. – Весь север Шотландии всколыхнем.
– Да мы друг друга еще не видели, – слабо возразила Гвенллиан, не привыкшая к такому напору.
– Пойдем под свет, – потребовал МакКольм, взял ее за руку и потянул из-под арки во двор.
– Я повторяю свое предложение, – сказал он через секунду. – И я сложу к твоим ногам цветы Лохри, туманы Куан, и солнца луч в Глен-Велен.
– Это стихи? – зарделась Гвенллиан.
– В оригинале – да, – сурово сказал Фингалл.
Немногословность и железная хватка шотландца поразили Гвенллиан в самое сердце. Однако, чтобы не нарушать традиции, она все-таки нашла в себе силы покраснеть до ушей, глупо захихикать и убежать.
А вот Мерлин попался в руки Фингалла почти сразу же. Он опрометчиво высунулся из боковой дверцы в арке и сразу же был замечен. «Ха! – громогласно сказал Фингалл. – Где тут у вас профессор, из которого уже песок сыплется? Которому экзамен сдают?» Мерлин, полагавший, что он чудесно выглядел сегодня с утра, опешил и начал копаться в карманах робы, стараясь отыскать билет.
Относительно Гвенллиан Фингалл был с тех пор настолько твердо уверен, что им самой судьбой суждено пожениться, что не обращался больше к ней ни с какими речами на эту тему, считая вопрос решенным.
Едва появившись в классе, Фингалл сразу же затеял беседу с валлийцами относительно воинской доблести их предков. Среди тихих валлийцев он выделялся как смерч на фоне неба.
– Почему валлийцы всегда проигрывали все битвы? – напрямую спросил он. – Вы что, не умеете драться?
– Нет, ну почему же? – робко попытался возразить Афарви. – …А разве все?
– Назовите хоть одну битву, которую бы вы не проиграли, – требовательно сказал МакКольм.
– Э-э… Да, странно, – задумался Афарви. – Но все ведь знают, что наши предки всегда очень храбро шли на бой!..
– Очень храбро шли на убой, – решительно подытожил МакКольм.
И МакКольм принялся за учебу – не менее решительно, чем за все, что он делал в своей жизни. На наследии фоморов профессор Финтан хотел было показать всем, какими рисунками украшен знаменитый котел Дагды, но оказалось, что котел ужасно закопчен. Финтан покачал головой и велел его отчищать. Огромный котел перевернули и целый урок драили всем, чем ни попадя. Когда стала видна чеканка на серебре, время урока подошло к концу. Фингалл МакКольм смутно вздохнул. Он надеялся на что-то большее, но не подал виду.
На истории Британии Мерлин мутил воду. Он пытался рассказать об избрании одного из королей. «И вот, представьте себе, накануне коронации я на своем пони въезжаю в Лондон… да, любил я в то время пустить пыль в глаза!.. На мне балахон такой… серый с зеленоватым отливом… из очень прочного шелка. Практически парашютного. Сейчас такого шелка уже не делают. Да-а… Народ меня обожает. Все бегут за мной, стишок такой выкрикивают… мол, „Мерлин, Мерлин, длинный нос…“ Ну да бог с ними. Словом, легенды обо мне слагают». После этого урока МакКольм вышел с довольно странным выражением лица.
После уроков Ллевелис взялся отвести Фингалла к Курои – ему надо было договориться о сдаче всех долгов.
Курои гонял чаи. Перед ним стояла большая кружка, и он помешивал в ней бронзовой палочкой, на конце которой была когтистая лапа.
– Извините, профессор, а какой учебник мне взять? Я на первом курсе, – выпалил МакКольм. – И можно узнать, какие темы я уже пропустил?
– Что-о?! – спросил Курои, машинально принимая свой истинный облик. Посох его превратился в копье, и он метнул под ноги МакКольму молнию, от удара которой по полу зазмеились трещины. – Я занимаюсь с вами полтора месяца, и вы только сейчас озаботились проблемой учебника?..
Ллевелис ожидал под дверью и, услышав грохот, приготовился уже приводить перепуганного Фингалла в чувство. Тот выскочил ровно через минуту и, уставившись на Ллевелиса во все глаза, воскликнул:
– Ллеу! Профессор метнул мне под ноги настоящую молнию и превратился в великана!
– Ты не думай, – начал Ллевелис. – Это он так, ничего личного…
– Да Ллеу же! – нетерпеливо сказал МакКольм, и только сейчас Ллевелис понял, что шотландец сияет от счастья. – Наконец-то я увидел здесь хоть что-то необычное!!!
И когда в тот же вечер Фингаллу довелось увидеть, как Змейк беседует в сумерках на галерее с болотными огнями, а архивариус Хлодвиг присаживается на перила, и через мгновение с перил вспархивает и скрывается в сумеречном небе большая сова, это окончательно укрепило его хорошее мнение о школе и убежденность в том, что он попал куда следует.
* * *
Дион Хризостом, родоначальник второй софистики, любил провести вечер в кругу старших учеников, обильно заливая хорошим вином скорбь о гибели древней Эллады. С утра, проснувшись в не очень хорошем самочувствии, он небрежным жестом отменял все занятия по древнегреческому, а пришедшим призвать его к порядку коллегам говорил:
– Какие сегодня могут быть уроки? Сейчас время каникул! Как раз четвертого числа – праздник Посейдона, седьмого – праздник в святилищах Аполлона Кипарисия и двенадцати богов!..
Дион, окруженный учениками, прохлаждался в Винной башне, в перистиле – скромном дворике, окруженном колоннадой три на четыре колонны, который он потребовал соорудить себе на греческий манер. Перед глазами Диона на дне небольшого бассейна был выложен мозаикой календарь, и он наловчился, почти не глядя, справляться с ним и, не сводя, казалось бы, взгляда с собеседника, сыпать в изобилии названиями полузабытых древнегреческих праздников разного калибра и именами богов с такими эпиклезами, что все только диву давались:
– А праздник Диониса Сминфейского, по-вашему, вздор? – вопил он. – К тому же близятся анфестерии!..
Против анфестерий возразить было нечего, все расходились.
Но однажды Диона вывели на чистую воду. Во время очередных Дионовых каникул и очередной перебранки его с коллегами кто-то из старших учеников Диона случайно стал напротив нагло развалившегося на скамье учителя и заслонил от него бассейн, а вместе с ним и календарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115