– Ах да, чуть не забыл: в школе работает комиссия Зануцкого, вы знакомы с ним?
Кервин сглотнул. Он был слегка знаком.
– Вас могут вызвать на переаттестацию – в любой момент, в том числе и с урока. Министерские комиссии имеют такие полномочия, – это чтобы у вас было правильное представление о происходящем. Рекомендую вам вести себя с ними предельно корректно.
– А что там за переаттестация? – безрадостно спросил Кервин Квирт.
– Ну, вас там ненадолго вздернут на дыбу и познакомят с расплавленным свинцом, – отвечал Змейк.
– Ваши шутки, дорогой учитель… – начал было Кервин Квирт, но так как на лице Змейка написано было: «имеют много общего с истиной», он махнул рукой и сказал только: – Я буду вести себя корректно.
* * *
– Доктор Кервин, вы вернулись! – и визг первого курса потряс двор. После Змейка первокурсники были, бесспорно, вторыми, кто имел право знать, что произошло. Кервин Квирт условно раскрыл им навстречу объятия, поскольку их было так много, что реально обнять он мог не более десяти процентов, и сказал:
– Я останусь с вами до конца времен, еще успею надоесть вам, вы еще будете избегать меня и считать докучливой помехой в вашей жизни, – и с прорывающимся в голосе счастьем он потрепал по волосам всех, до кого смог дотянуться. – Льщу себя надеждой, что вы хоть пощадите меня и не вынесете через месяц на свалку как старый хлам.
– Вы ничуть не старомодны, доктор Кервин! – горячо заверили его. – Вы наоборот – выглядите шикарно!
– А что – сейчас так носят? – притворно удивился Кервин Квирт, делая вид, что не понимает, что их оценка относится к его душе, а не к одежде, которая по случайности была шедевром венецианского карнавального костюма.
– Да! Сейчас именно так и носят! – завопили первокурсники, не желая отступать от сказанного и своим шумом привлекая наконец Мерлина, который высунул свой нос из-за оконной ставни наверху и, не сразу сориентировавшись, что происходит, на всякий случай сообщил:
– Три часа дополнительного мытья полов.
– Мне? – спросил с улыбкой Кервин Квирт.
Ставня захлопнулась.
Внезапно из-за угла показался Зануцки с молчаливым кортежем из методистов. При виде Кервина Квирта лицо его прояснилось.
– Доктор Квирт? – уточнил он. – Ко мне.
* * *
Дочитав в сто восьмой раз пьесу, в которую он был абсолютно влюблен, Ллевелис задумчиво сказал Гвидиону:
– Ты знаешь, по-моему, они тоже имели его в виду. Судя по ремаркам. Смотри: «рассеянно», «по-птичьи склоняя голову набок», «вдруг рассердившись», «величественно», «роняя туфли на бегу», «решительным жестом отметая все возможные возражения и одновременно окончательно теряя нить беседы». Они точно хотели намекнуть на него еще тогда. В семнадцатом веке.
– У них тоже наболело, – отозвался Гвидион. – Ты лучше подумай, что вам нужно из реквизита.
– Так, кровь не нужна. Крови здесь нет вообще, – стал соображать Ллевелис. – Но вот для второй пьесы… вспомни, как она начинается.
…Идти парламентером к Змейку в одиночестве никто не отважился, поэтому подошли все вместе.
– Вы не могли бы помочь нам со спектаклем? – выпалили первокурсники нестройным хором.
– Вы хотите, чтобы я сыграл Ричарда Третьего? – безразличным тоном спросил Змейк, не отрываясь от работы. – Пожалуйста, я с удовольствием.
– Нет, нам нужна гроза. То есть нам нужно устроить бурю! – рискнул МакКольм.
Змейк поднял голову и посмотрел на них.
– Пиротехническими средствами хорошей грозы не добьешься, – в раздумье сказал он. – Я глубоко убежден, что самую лучшую бурю вам может устроить профессор Курои, – и когда все приуныли, Змейк добавил: – Или, если качество грозы вас не очень волнует и вы согласны удовольствоваться внешним подобием, можно, на худой конец, обратиться к Кервину Квирту.
* * *
Двинвен играла в спектакле Крейдиладд, к которой сватались три чужеземца. Двое из них были совершенно экзотические, – согласно тексту пьесы, из Бенгалии и из Аравии, – а третий был всего-навсего из Франции, и, собственно, он-то и получал в конце концов руку Крейдиладд.
На первой репетиции Афарви, игравший будущего супруга Крейдиладд, заглянул в листы с текстом пьесы и разочарованно сказал: «А почему француз?» «А что?» – сказали все. «А может быть, вот так?» – предложил Афарви. Он сложил руки ладонями внутрь и начал с небольшим акцентом, заключавшимся в нелюбви к закрытым слогам:
– Поистине, ваш стан подобен побегам бамбука, ножка – бутону лотоса, лицо – чистейшая яшма!.. Позвольте мне преподнести вам на память безделицу – золотые шпильки с фениксами, – рука Афарви нырнула за ними в широкий рукав. – Мне стыдно за эту ничтожную поделку, не стоящую и минутного вашего внимания. Буду счастлив, если они сгодятся на гостинцы вашей прислуге.
Уже на второй минуте все участники спектакля бросили свои дела и, столпившись перед сценой, задумчиво смотрели на игру Афарви. Он кланялся, улыбался, откидывал назад длинную косу, подбирал полы какой-то будто бы длинной одежды и доставал какие-то шпильки и нефритовые диски из рукавов. Игра его была столь выразительна, что все ясно представляли себе его в чем-то ниспадающем до пола, с широкими рукавами, с поясом, на концы которого он, по-видимому, опасался наступить, и с веером на длинной ручке. На лице его иногда отражались необъяснимые эмоции. Когда он поднес Крейдиладд личную печать из нефрита и зимний домик для сверчка, сделанный из тыквы, плотину общего терпения прорвало.
– Должны ль мы нашу дочь, красу Уэльса, отдать за это вот не знаю что? – трагически спросил Ллевелис. – Не лучше ль ей остаться незамужней иль вовсе схорониться в монастырь?
– Да кто сказал, что он был из Парижа? – возразил Афарви. – Тебе какая разница вообще?
– А та мне разница, что ты как хочешь, но я за ней в Китай не потащусь, – отрезал Ллевелис.
– Тебе зачем в Китай?
– Да по сюжету! Ты пьесу до конца вообще читал?..
Все замолчали, обдумывая сказанное. Тем временем рядом, где репетировали вторую пьесу, тоже происходила ссора. Там МакКольм, игравший шотландского военачальника, был недоволен своим королем.
– Да что же здесь не нравится тебе? – мирно спрашивал его Бервин, игравший короля. – Ведь добрым королем он назван в пьесе.
– Когда король на добром скакуне и добрый меч чуть что пускает в дело, он и зовется добрым королем! Такой король с налета рассекает и всадника, и лошадь пополам, и перед ним трепещет все живое, – возражал МакКольм. – А ты тут что сейчас изобразил? Да ведь тебе никто не подчинится! Тебя любой шотландец осмеет и отодвинет в угол вместе с троном, чтоб место для танцулек изыскать! – издевательски сказал он.
– Так ведь король и впрямь уже немолод, – робко рассуждал Бервин. – Лета военной доблести прошли, теперь он светоч мудрости на троне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115