Он мог, порывшись в своем саквояже, одарить вдруг всех девочек пестрыми бусами из орехов неизвестного дерева, лукаво прибавив: «Полагаю, всем известно их назначение». На многих старинных картах в библиотеке, на которых было множество белых пятен, рукой учеников последующих поколений посреди самых обширных пятен нанесена бывала карандашиком аккуратная точка с пояснением: «проф. Мэлдун». Это не было хулиганством, это была в некотором роде дань восхищения. В дальнем холле Южной четверти была древняя мозаика, на которой какой-то ирландец, уроженец северного Мюнстера, – такие лица и сейчас нетрудно увидеть там, заглянув под лавку в пабе, – плыл в ладье под парусом, стройный как кедр, веселый как жаворонок, с морскими звездами в волосах, соленой коркой на губах и двенадцатью спутниками с рожами отнюдь не христианскими. Все сначала думали, что это аллегорическое воплощение юности и отчаянного сумасбродства, пока однажды Керидвен, Морвидд и Двинвен не заметили, что это профессор Мэлдун.
Мэлдун видел своих учеников изредка, ненадолго и, как правило, в неподходящей обстановке. Уроки были слишком коротки, времени не хватало. Поэтому, встречая кого-нибудь из первокурсников в коридорах, на лестницах и переходах и пролетая мимо них, как пущенная из лука стрела, профессор Мэлдун бросал на ходу вопрос и, не притормаживая, получал ответ: «Ближайшая к Солнцу звезда?» – «Проксима Центавра!» – «Пример короткопериодической цефеиды?» – «RR Лиры!» – «Пример двойной звезды?» – «Мицар – Алькор!» – «Карликовая цефеида?» – «Дельта Щита!». И если где-то среди мирной толпы во время обеда начинались внезапно крики: «Что такое радиус Шварцшильда?» – уже было ясно, что это профессор Мэлдун на бегу встретился с первым курсом. Ученики поспешно проглатывали пшенную кашу, чтобы без каши во рту с честью принять вызов: «Кто впервые наблюдал переменную звезду?» – «Гиппарх!» «Можно подумать, что ее никто до Гиппарха не наблюдал! – строго говорил Мерлин, раскладывая черпачком добавки каши. – Коллега Мэлдун, не морочьте детям головы. Дайте спокойно поесть. Я лично наблюдал переменные звезды, когда Гиппарх еще пешком под стол ходил», – ворчливо заверял он и спроваживал полного энтузиазма Мэлдуна. «Если бы я спрашивал их, какая первая по яркости звезда в созвездии Персея, вы, вероятно, также объявили бы, что это вы, коллега?» – колко замечал Мэлдун, но уходил.
Сегодня Мэлдун отодвинул ногой свой саквояж – чтобы не сидеть совсем уж откровенно на чемоданах во время урока, – присел на верблюжье седло, вывезенное им в свое время из Феса и служившее предметом мебели, развернул на полу выделанную шкуру бизона и сказал:
– Попробуем взглянуть на наше звездное небо другим взглядом. Индейцы прерий иначе, чем мы, группируют в созвездия те звезды, которые мы видим. Перед вами звездная карта Великих Равнин. Семь Девочек – это Плеяды. Тропа Духов – Млечный Путь. А в остальном… поглядите сюда. Афарви, сын Кентигерна! Что входит в созвездие Рука Вождя?
– Пояс Ориона, меч Ориона, Ригель и бета Эридана, – отвечал Афарви, водя пальцем по карте.
– Браво. Созвездие Ящерицы, Шонед, дочь Тейрниона.
– Лебедь, почти целиком.
– Блестяще. Телери, дочь Тангвен, что относится к созвездию Черепахи?
– Четыре звезды из панциря Черепахи – это Квадрат Пегаса, – начала Телери. – А хвостик… хвостик… – Телери заволновалась, не помня названия звезды, глаза ее наполнялись слезами.
– Будем считать, что она втянула хвостик, – успокоительно сказал Мэлдун. При всей своей стремительности он был чуток к душевному состоянию учеников.
* * *
– А что, собственно, с Бервином? – спросил Мерлин Мак Кархи как-то вечером, цепко ухватив его за рукав и затаскивая к себе в кабинет.
– С Бервином?
– Да, да. С Бервином, сыном Эйлонви. Я не мог бы назвать его жизнерадостным.
– Положа руку на Библию, и я не мог бы.
– Мальчику не дается ваша варварская поэзия.
– «Не дается» – не то слово. Я бы сказал, она отчаянно отбивается. Но я же не травлю его.
– Оуэн! – укоризненно покачал головой Мерлин. – И вы еще преподаете в школе! Причина всех его неудач – в вас.
– Спасибо, – сказал Мак Кархи.
– Ах, да нет же! Не в вас как в педагоге. Он отвечал бы по предмету гораздо лучше, если бы отвечал не вам. Вы не видите, что он теряется, стоя именно перед вами?
– Когда я стою перед ним, я всегда почему-то вижу его именно перед собой, – съязвил Мак Кархи.
– А зря, – сурово оборвал его Мерлин. – Сходите на другие предметы, хоть к Финтану. И посмотрите.
…Мак Кархи исполнил этот совет и, превратившись в ворона, незаметно просидел весь урок на наследии фоморов, прикинувшись чучелом на шкафу. Он был поражен. Превращения, которые шли по программе, давались Бервину лучше всех. В то время как другие, сбившись в кучку на одной из парт, чесали задней ногой в затылке, размышляя, как бы им отделаться от внешности хомяков, Бервин свободно сменил семь обличий – от ястреба до куницы, превратился в самого себя, потом – в обезьянку, уморительно почесался, долго мельтешил у профессора Финтана перед глазами в виде сойки и под конец, по личной просьбе профессора, провисел до конца урока на потолочной балке в обличье зверя-ленивца.
Мак Кархи сидел на шкафу в виде чучела, чувствуя непреодолимое желание нахохлиться. В конце урока, выпроводив всех учеников, Финтан стащил Бервина за хвост с балки, двумя-тремя жестами стряхнул с него облик ленивца и деликатно спросил:
– Ну, что вы здесь висите? Когда же мы начнем наконец специализироваться серьезно, а, Бервин? Я предложил бы вам присоединиться к моему семинару на девятом курсе.
– Видите ли, профессор… – смущенно, но корректно отвечал Бервин, не называя Финтана учителем и, следовательно, не выказывая намерения стать его учеником, – я хочу заниматься только поэзией.
Финтан не повел и бровью. Он не выдал ни своего огорчения, ни удивления.
– Ну что ж, Бервин, – сказал он спокойно, – ваше желание свято.
Со стороны шкафа донесся какой-то сдавленный звук. Там тихо крякнул Мак Кархи.
…Сходив таким же образом еще на несколько предметов, Мак Кархи вернулся к Мерлину с тяжелым сердцем.
– На других уроках Бервин абсолютно раскован. Огромное дарование в области метаморфоз, остроумнейшие реплики по-латыни у Орбилия, почти полное отсутствие страха перед Курои!.. У меня он роняет книги из рук, он способен сесть мимо стула, и ум его не назовешь живым даже под страхом смертной казни.
– Делайте выводы из этих обстоятельств, коллега, – сказал Мерлин.
– Мне не следовало браться за преподавание? – предположил Мак Кархи.
– Ну, началось, – вздохнул Мерлин. – Все как дети малые. Вы знаете, Оуэн, как тяжело, когда вам особенно не дается именно тот предмет, преподаватель по которому нравится больше всего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Мэлдун видел своих учеников изредка, ненадолго и, как правило, в неподходящей обстановке. Уроки были слишком коротки, времени не хватало. Поэтому, встречая кого-нибудь из первокурсников в коридорах, на лестницах и переходах и пролетая мимо них, как пущенная из лука стрела, профессор Мэлдун бросал на ходу вопрос и, не притормаживая, получал ответ: «Ближайшая к Солнцу звезда?» – «Проксима Центавра!» – «Пример короткопериодической цефеиды?» – «RR Лиры!» – «Пример двойной звезды?» – «Мицар – Алькор!» – «Карликовая цефеида?» – «Дельта Щита!». И если где-то среди мирной толпы во время обеда начинались внезапно крики: «Что такое радиус Шварцшильда?» – уже было ясно, что это профессор Мэлдун на бегу встретился с первым курсом. Ученики поспешно проглатывали пшенную кашу, чтобы без каши во рту с честью принять вызов: «Кто впервые наблюдал переменную звезду?» – «Гиппарх!» «Можно подумать, что ее никто до Гиппарха не наблюдал! – строго говорил Мерлин, раскладывая черпачком добавки каши. – Коллега Мэлдун, не морочьте детям головы. Дайте спокойно поесть. Я лично наблюдал переменные звезды, когда Гиппарх еще пешком под стол ходил», – ворчливо заверял он и спроваживал полного энтузиазма Мэлдуна. «Если бы я спрашивал их, какая первая по яркости звезда в созвездии Персея, вы, вероятно, также объявили бы, что это вы, коллега?» – колко замечал Мэлдун, но уходил.
Сегодня Мэлдун отодвинул ногой свой саквояж – чтобы не сидеть совсем уж откровенно на чемоданах во время урока, – присел на верблюжье седло, вывезенное им в свое время из Феса и служившее предметом мебели, развернул на полу выделанную шкуру бизона и сказал:
– Попробуем взглянуть на наше звездное небо другим взглядом. Индейцы прерий иначе, чем мы, группируют в созвездия те звезды, которые мы видим. Перед вами звездная карта Великих Равнин. Семь Девочек – это Плеяды. Тропа Духов – Млечный Путь. А в остальном… поглядите сюда. Афарви, сын Кентигерна! Что входит в созвездие Рука Вождя?
– Пояс Ориона, меч Ориона, Ригель и бета Эридана, – отвечал Афарви, водя пальцем по карте.
– Браво. Созвездие Ящерицы, Шонед, дочь Тейрниона.
– Лебедь, почти целиком.
– Блестяще. Телери, дочь Тангвен, что относится к созвездию Черепахи?
– Четыре звезды из панциря Черепахи – это Квадрат Пегаса, – начала Телери. – А хвостик… хвостик… – Телери заволновалась, не помня названия звезды, глаза ее наполнялись слезами.
– Будем считать, что она втянула хвостик, – успокоительно сказал Мэлдун. При всей своей стремительности он был чуток к душевному состоянию учеников.
* * *
– А что, собственно, с Бервином? – спросил Мерлин Мак Кархи как-то вечером, цепко ухватив его за рукав и затаскивая к себе в кабинет.
– С Бервином?
– Да, да. С Бервином, сыном Эйлонви. Я не мог бы назвать его жизнерадостным.
– Положа руку на Библию, и я не мог бы.
– Мальчику не дается ваша варварская поэзия.
– «Не дается» – не то слово. Я бы сказал, она отчаянно отбивается. Но я же не травлю его.
– Оуэн! – укоризненно покачал головой Мерлин. – И вы еще преподаете в школе! Причина всех его неудач – в вас.
– Спасибо, – сказал Мак Кархи.
– Ах, да нет же! Не в вас как в педагоге. Он отвечал бы по предмету гораздо лучше, если бы отвечал не вам. Вы не видите, что он теряется, стоя именно перед вами?
– Когда я стою перед ним, я всегда почему-то вижу его именно перед собой, – съязвил Мак Кархи.
– А зря, – сурово оборвал его Мерлин. – Сходите на другие предметы, хоть к Финтану. И посмотрите.
…Мак Кархи исполнил этот совет и, превратившись в ворона, незаметно просидел весь урок на наследии фоморов, прикинувшись чучелом на шкафу. Он был поражен. Превращения, которые шли по программе, давались Бервину лучше всех. В то время как другие, сбившись в кучку на одной из парт, чесали задней ногой в затылке, размышляя, как бы им отделаться от внешности хомяков, Бервин свободно сменил семь обличий – от ястреба до куницы, превратился в самого себя, потом – в обезьянку, уморительно почесался, долго мельтешил у профессора Финтана перед глазами в виде сойки и под конец, по личной просьбе профессора, провисел до конца урока на потолочной балке в обличье зверя-ленивца.
Мак Кархи сидел на шкафу в виде чучела, чувствуя непреодолимое желание нахохлиться. В конце урока, выпроводив всех учеников, Финтан стащил Бервина за хвост с балки, двумя-тремя жестами стряхнул с него облик ленивца и деликатно спросил:
– Ну, что вы здесь висите? Когда же мы начнем наконец специализироваться серьезно, а, Бервин? Я предложил бы вам присоединиться к моему семинару на девятом курсе.
– Видите ли, профессор… – смущенно, но корректно отвечал Бервин, не называя Финтана учителем и, следовательно, не выказывая намерения стать его учеником, – я хочу заниматься только поэзией.
Финтан не повел и бровью. Он не выдал ни своего огорчения, ни удивления.
– Ну что ж, Бервин, – сказал он спокойно, – ваше желание свято.
Со стороны шкафа донесся какой-то сдавленный звук. Там тихо крякнул Мак Кархи.
…Сходив таким же образом еще на несколько предметов, Мак Кархи вернулся к Мерлину с тяжелым сердцем.
– На других уроках Бервин абсолютно раскован. Огромное дарование в области метаморфоз, остроумнейшие реплики по-латыни у Орбилия, почти полное отсутствие страха перед Курои!.. У меня он роняет книги из рук, он способен сесть мимо стула, и ум его не назовешь живым даже под страхом смертной казни.
– Делайте выводы из этих обстоятельств, коллега, – сказал Мерлин.
– Мне не следовало браться за преподавание? – предположил Мак Кархи.
– Ну, началось, – вздохнул Мерлин. – Все как дети малые. Вы знаете, Оуэн, как тяжело, когда вам особенно не дается именно тот предмет, преподаватель по которому нравится больше всего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115