– Но самое страшное, – сказал Кервин Квирт, вдруг погрустнев, – самое страшное, что у меня завтра в три – партия в гольф с герцогом Нортумберлендским. Я не верю ни в какие предчувствия, но сейчас у меня очень яркое ощущение, что я больше не вернусь. Я люблю вас всех и… могу не увидеть вас больше.
Все взвыли очень громко. Все вдруг поняли очень отчетливо, что если Кервин Квирт не вернется, это будет большая, большая потеря.
– Дьявол разрази все это скопище кретинов, – пробормотал рафинированный аристократ Кервин Квирт, доставая из шкатулки с фамильным гербом антикварные запонки.
* * *
Чем ближе был конец января, тем шире среди мальчиков разворачивалась таинственная деятельность по вырезанию деревянных ложек. Двадцать пятое января, праздник святой Двинвен, было днем, когда всякий холостой валлиец мог подарить собственноручно сделанную ложку избранной девушке, что первоначально говорило о его желании обручиться с ней, но в последнее время, в связи с упадком нравов и общим разложением традиций, могло иногда уже означать и просто, что он ее любит.
Гвидион свободными вечерами, не привлекая к себе ничьего внимания, вырезал такую ложку, по традиции не пользуясь ничем, кроме перочинного ножика и стамески. Вот и сегодня он сидел, мурлыча что-то себе под нос, и усыпал пол стружками. Ллевелис поприставал к нему, пытаясь добиться, кому предназначается его ложка, но ничего не добился. Тогда Ллевелис порассуждал немного о том, кому бы теоретически он сам мог подарить свою ложку, – список этот длиной превосходил список наложниц ханьского императора Юань-ди, – хлопнул себя по лбу и кинулся искать Фингалла МакКольма, чтобы рассказать ему про обычай с ложками. Но оказалось, что шотландец уже и без Ллевелиса заметил, что все кругом вырезают ложки, спросил об их назначении и понял, что Гвенллиан без прекрасной ложки, вырезанной его руками, в день святой Двинвен – это абсурд. Мысль о том, что тихие, но по-своему упорные валлийцы, следуя своим народным обычаям, надарят ей ложек, а он окажется от этого в стороне, не очень-то ему улыбалась.
* * *
Во втором семестре должно было прибавиться два новых предмета. Одним из них было «Введение в сомнение», которое читал Мерлин. «Историю Британских островов» он, впрочем, тоже не прекратил читать. В одно прекрасное утро Ллевелис пришел к себе в комнату с добычей – святой Коллен выдавал учебники по «Введению в сомнение», и Ллевелис не преминул обзавестись этой книгой.
– Пойди скорее возьми тоже, – велел он Гвидиону, который еще лежал в постели и не подозревал, что где-то можно что-то взять. И Ллевелис с благоговением открыл книгу. На первой странице – там, где бывает титульный лист, – сказано было:
Некогда учитель с учениками прогуливался по мосту над рекой. Указывая на рыб в воде, он сказал: «Взгляните, как привольно резвятся в реке лососи! В этом их радость». «Откуда тебе знать, в чем их радость? – возразил один из учеников. – Ведь ты же не лосось!» «Откуда тебе знать, что я не лосось? – возразил учитель. – Ведь ты же не я!».
Перевернув страницу, Ллевелис увидел фрагмент трактата «О природе богов».
– «Как ты, друг мой, прекрасно знаешь, много еще есть в философии вещей, до сих пор не получивших объяснения. В особенности же трудным и темным является вопрос о природе богов, который не только для религии или там познания духа важен, но и вообще хотелось бы знать. Между тем по этому вопросу учеными мужами были высказаны такие мнения, что все это уже само по себе наводит на мысль, что причиной и началом философии должно быть незнание».
В этом месте на лице Ллевелиса отразились столь сильные и противоречивые чувства, что Гвидион даже приподнялся на локте и вынул воск, которым были залеплены его уши.
– «Большинство думает, что боги существуют, – это ведь и правдоподобнее, и сама природа нас к этому приводит. Хотя Протагор сомневался, а Диагор Мелосский и Феодор из Кирены считали, что и вовсе нет никаких богов. Карнеад же, возражавший им, выдвинул против них столь многое, что и по сей день невозможно просто так от него отмахнуться. Спроси же на улице трех-четырех человек из тех, что признают существование богов, – и они настолько разойдутся между собой в суждениях, что ты едва сумеешь их разнять. Многие повествуют и о внешнем виде богов, и о месте их пребывания, и об их образе жизни, и во всем этом между философами царит величайшее разногласие. Главное же в этом вопросе: взаправду ли боги с самого начала все сотворили, и установили, и всем правят, и все приводят в движение, или же они живут в полном бездействии, совсем не заботясь о мире и об управлении им и ни во что не вмешиваясь, – как будто можно не вмешиваться, когда возле тебя устраивают безобразную возню и обливают тебя компотом, или когда в кабинет к тебе забрели гуси и все там загадили, или когда учащиеся до сих пор не могут взять в библиотеке нужные учебники, хотя второй семестр на носу!».
C компотом – это было вчера, – сказал, не веря своим глазам, Ллевелис. – Я сам видел.
– А гуси вовсе ничего не успели загадить, – прибавил Гвидион. – Он сразу их выгнал.
– «Многие философы исследуют это, надеясь вызволить людей из заблуждений и невежества, – читал дальше Ллевелис. – Другие же возражают им: а нужно ли посвящать этому время при том, что существует кругом нас такое количество вещей наиважнейших: когда полно яблочной кожуры, которую некуда девать, или, к примеру, посреди двора лужа, через которую уже впору мост перекидывать?..»
– Да, насчет яблочной кожуры – это он точно, – согласился Гвидион. – Сколько еще мешков на кухне! Никак не разгрести.
– Но через лужу в Южной четверти я спокойно вчера перешел. Даже до колен нигде не дошла.
– Там хлебопечке знаешь покуда будет? – сказал Гвидион.
– А профессор Морган недавно шел задумавшись, вообще не понял, что это лужа, и прошел по воде как посуху, – сказал Ллевелис. – К тому же весной она все равно сама высохнет.
«Всеми этими спорами философы добились наконец того, – продолжил он чтение, – что во всяком человеке неленивого ума возбудили желание отыскать истину, ибо стало ясно, что это вопрос, по которому расходятся во мнениях не только неученые люди, но также и ученые. Мнения же эти столь различны и противоречивы, что хотя, возможно, и не все они ложны, верным из них, разумеется, не может быть ни одно».
– Я совсем запутался, – сказал Гвидион. – И зачем начинать сразу с такого сложного вопроса, как природа богов? Мы же еще пока ничего не знаем!
– Именно поэтому, – предположил Ллевелис. – В природе богов легко усомниться, а попробуй-ка усомнись в яблочной кожуре, когда она везде!
* * *
Вторым новым для первокурсников предметом была рунология. Посвежевшая, только что вернувшаяся с ФПК профессор Лютгарда, бодро засучив рукава, взялась за них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115