Ух,
удобно... Уши донесли, что переливания еще будут. У него третья
группа, а мы ему четвертую, по ошибке, подпихнем. С маркировкой
проблем не будет, тут отработано хорошо, не проследят. И пара
человек ответят за халатность -- всего делов... На том и порешим.
Проще дела надо делать, без вывертов. А уж с этой гнидой, которая
теперь наш новый Президент, разберемся без хлопот и без Службы,
точнее без Дофферовских выкормышей, потому что Служба и Доффер --
это не синонимы. Презус, Аксельбант Паркетный, как поговаривают,
любит лично водить мотор на специальных кортах и с ветерком...
Время есть и люди есть.
Фридрих Мастертон, новый Президент, пребывал в страхе за свою
жизнь со второго же дня своего президентства, когда кончился
хмельной угар от ощущения исполненной мечты, но был настроен
решительно и по-боевому..
Он бы мигом поубирал любимчиков подлеца Кутона, зарвавшихся
вельмож Доффера и Сабборга. Их и некоторых других, из гвардии,
МИДа... Но не время: в армии ропот, старые враги плетут интриги и
не обойтись без поддержки их естественных недругов -- Службы и
Конторы. Генералы требуют войны за Фолкленды, завещанной им
Адмиралом, но нельзя воевать, когда в руководстве такая каша. В
любой момент уязвленное самолюбие может толкнуть очередного
Бонапарта на попытку путча... В убийстве Кутона есть нечто
странное. Откуда вылез этот Ларей и чей заказ он реально
выполнял? Он должен выжить и дать показания, прежде чем
отправится на виселицу. Именно на виселицу, с показом по
национальному телевидению. Не нужно быть Сенекой, чтобы понимать:
есть круги, заинтересованные в молчании Ларея. Никому в этом
вопросе нет веры, ни своим, ни забугорным. Только гвардия и
военная контрразведка гарантировано смогут до поры обеспечит его
сохранность. Именно с этой целью Мастертон распорядился очистить
и переоборудовать по мировым стандартам небольшой армейский
госпиталь на правом берегу Тикса, вплотную примыкающем к
центральной части города, досконально проверить и заменить
персонал, закрыть туда доступ всем, кроме лиц, занесенных в
список им лично, дабы ничто не мешало поставить на ноги одного,
но крайне важного пациента. Обеспечить максимальную секретность и
надежную охрану. Этот Ларей -- мелкая сошка, но с его помощью он
стал Президентом и с его же помощью сумеет вывести на чистую воду
или дискредитировать очень многих замаскированных негодяев.
Пятьдесят лет -- это зрелость, но отнюдь не старость, многое
можно сделать для истории и державы, Фридрих! Сегодня ты
опасаешься своих врагов, завтра они будут трепетать перед тобою.
И никакой хунты: военный-президент -- старая добрая традиция
нашей страны. А если отчизне привить порядок и четкость,
свойственные армии, то республика Бабилон, ее граждане -- только
выиграют от этого. В Британии свои традиции, у нас свои.
Фолкленды не Гонконг, подождут годик-другой, далеко не уплывут за
это время...
@BL =
...На краю огромного Гигаполиса, на унылом и плоском
юго-западе его, путаясь серыми вершинами в облаках, а корнями
вцепившись в неведомые глубины, тлеет вечно гнилой Мегаполис, то
ли давший имя своему владению, то ли названный так в его
честь... В омертвевших складках его грязного и жирного нутра
затерялся каменный ларец. В том ларце заточено существо, зверек
не зверек, муравей не муравей, вирус не вирус... Человечек.
Зачем он там, для чего -- Мегаполис не знает. И зачем ему знать
бесполезное: мириады подобных существ-однодневок вместе
составляют липкий аморфный Термитник-симбиот, одновременно
жрущий и питающий его, Мегаполиса, увечную плоть. Исчезнет
Термитник и Мегаполис умрет вместе с ним. Исчезнет человечек --
ничего ни с кем не случится, значит пусть умирает... То же
считает и Термитник, коему человечек, странный выродок племени
своего, в досаду. Уничтожить -- так велят ему инстинкт и
Терраполис, который ничей не симбиот, скорее -- паразит, в
огромном чреве которого и сам Гигаполис -- вонючая частичка.
...На берегу реки Океан, омывающей Землю, развлекаются с удочками
сестры-двойняшки. Они хотя и сестры, но мало в них сходства:
Старшая вечно прекрасна во всесильной юности своей, она
благоухает весенним лесом, звездами, радостью. Младшая курноса,
одета в саван, измождена вечным гладом, от нее исходят волны
тлена и сырого холода. Но нет в ней дряхлости, и силы ее
безмерны. Обе они длиннокосы, обе они девы, ибо никому еще не
удавалось овладеть ими сполна: только дерзнет герой-любовник,
коснется десницы десницей -- а пыл и разум его уже распались на
атомы или угасли...
На крючке у каждой добыча: бьется, трепыхается, исходит
раздирающей болью сердечко, наколотое на оба крючка.
-Он мой, -- говорит одна. Он всегда меня любил и не скупился на
преданность и подарки. Я приголублю его, успокою. Он заслужил
меня. Он и зачат был вопреки тебе.
-И вопреки тебе тоже. Я старшая, значит твоя очередь еще не
пришла. Меня он любит больше. Стоит мне подмигнуть, намекнуть на
улыбку -- и он безогляден.
-Твой крючок всегда пуст. Я же люблю -- без лукавства и наживку
не забываю. И старшинство твое ничтожно -- одно жалкое
перводеление первохромосомы...
Звонкий, серебристый смех старшей сестры столь свеж и ласков, что
младшая не выдерживает и оскаливается в ответной улыбке.
-Ну, что ты еще придумала, уж говори...
-Сестрица, решим спор случаем: давай тянуть, каждая в свою
сторону, у кого крючок сорвется, та и проиграла?
-Все бы тебе играться, щебетать, да машкарадиться... Будь
по-твоему, хотя и с обманом твой крючок. Тянем...
В каменном гнезде нахохлилась над добычей царственная птица
Анзуд, потомства не ведающая. Вознесен клюв над спящим то ли
зерном, то ли яйцом, но в раздумьях свирепая птица Анзуд: клюнуть
или погодить, дождаться, ибо жертва, ужасом объятая, вдвое
вкуснее бесчувственной... И не ведает могучая птица Анзуд, что
серый в янтарную крапинку камень из стенки гнезда не камень
вовсе, а одна из голов ядовитой гидры, которая притаилась в одном
выдохе от нее и вожделенного плода. Точный бросок, и если гидра
не погибнет в когтях осторожной птицы Анзуд, то яда хватит, чтобы
упокоить навеки ее вместе с диковинной добычей. Но и гидре
неведомо, что земляные черви, чуя близкую обильную поживу,
изгрызли, источили весь отвесный склон, на котором стоит гнездо,
так что может оно рухнуть в любую минуту, раздавив всех, в том
числе и червей, истекающих алчной слизью...
...Но очнулась, забеспокоилась всегда равнодушная Гея, почуяв
боль и зов хтонической крови, пришедшей к ней из чужого мира.
Последнее и случайное дитя, затерянное исчадие поздней любви Геи
и Урана, нашлось и теперь взывало о помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
удобно... Уши донесли, что переливания еще будут. У него третья
группа, а мы ему четвертую, по ошибке, подпихнем. С маркировкой
проблем не будет, тут отработано хорошо, не проследят. И пара
человек ответят за халатность -- всего делов... На том и порешим.
Проще дела надо делать, без вывертов. А уж с этой гнидой, которая
теперь наш новый Президент, разберемся без хлопот и без Службы,
точнее без Дофферовских выкормышей, потому что Служба и Доффер --
это не синонимы. Презус, Аксельбант Паркетный, как поговаривают,
любит лично водить мотор на специальных кортах и с ветерком...
Время есть и люди есть.
Фридрих Мастертон, новый Президент, пребывал в страхе за свою
жизнь со второго же дня своего президентства, когда кончился
хмельной угар от ощущения исполненной мечты, но был настроен
решительно и по-боевому..
Он бы мигом поубирал любимчиков подлеца Кутона, зарвавшихся
вельмож Доффера и Сабборга. Их и некоторых других, из гвардии,
МИДа... Но не время: в армии ропот, старые враги плетут интриги и
не обойтись без поддержки их естественных недругов -- Службы и
Конторы. Генералы требуют войны за Фолкленды, завещанной им
Адмиралом, но нельзя воевать, когда в руководстве такая каша. В
любой момент уязвленное самолюбие может толкнуть очередного
Бонапарта на попытку путча... В убийстве Кутона есть нечто
странное. Откуда вылез этот Ларей и чей заказ он реально
выполнял? Он должен выжить и дать показания, прежде чем
отправится на виселицу. Именно на виселицу, с показом по
национальному телевидению. Не нужно быть Сенекой, чтобы понимать:
есть круги, заинтересованные в молчании Ларея. Никому в этом
вопросе нет веры, ни своим, ни забугорным. Только гвардия и
военная контрразведка гарантировано смогут до поры обеспечит его
сохранность. Именно с этой целью Мастертон распорядился очистить
и переоборудовать по мировым стандартам небольшой армейский
госпиталь на правом берегу Тикса, вплотную примыкающем к
центральной части города, досконально проверить и заменить
персонал, закрыть туда доступ всем, кроме лиц, занесенных в
список им лично, дабы ничто не мешало поставить на ноги одного,
но крайне важного пациента. Обеспечить максимальную секретность и
надежную охрану. Этот Ларей -- мелкая сошка, но с его помощью он
стал Президентом и с его же помощью сумеет вывести на чистую воду
или дискредитировать очень многих замаскированных негодяев.
Пятьдесят лет -- это зрелость, но отнюдь не старость, многое
можно сделать для истории и державы, Фридрих! Сегодня ты
опасаешься своих врагов, завтра они будут трепетать перед тобою.
И никакой хунты: военный-президент -- старая добрая традиция
нашей страны. А если отчизне привить порядок и четкость,
свойственные армии, то республика Бабилон, ее граждане -- только
выиграют от этого. В Британии свои традиции, у нас свои.
Фолкленды не Гонконг, подождут годик-другой, далеко не уплывут за
это время...
@BL =
...На краю огромного Гигаполиса, на унылом и плоском
юго-западе его, путаясь серыми вершинами в облаках, а корнями
вцепившись в неведомые глубины, тлеет вечно гнилой Мегаполис, то
ли давший имя своему владению, то ли названный так в его
честь... В омертвевших складках его грязного и жирного нутра
затерялся каменный ларец. В том ларце заточено существо, зверек
не зверек, муравей не муравей, вирус не вирус... Человечек.
Зачем он там, для чего -- Мегаполис не знает. И зачем ему знать
бесполезное: мириады подобных существ-однодневок вместе
составляют липкий аморфный Термитник-симбиот, одновременно
жрущий и питающий его, Мегаполиса, увечную плоть. Исчезнет
Термитник и Мегаполис умрет вместе с ним. Исчезнет человечек --
ничего ни с кем не случится, значит пусть умирает... То же
считает и Термитник, коему человечек, странный выродок племени
своего, в досаду. Уничтожить -- так велят ему инстинкт и
Терраполис, который ничей не симбиот, скорее -- паразит, в
огромном чреве которого и сам Гигаполис -- вонючая частичка.
...На берегу реки Океан, омывающей Землю, развлекаются с удочками
сестры-двойняшки. Они хотя и сестры, но мало в них сходства:
Старшая вечно прекрасна во всесильной юности своей, она
благоухает весенним лесом, звездами, радостью. Младшая курноса,
одета в саван, измождена вечным гладом, от нее исходят волны
тлена и сырого холода. Но нет в ней дряхлости, и силы ее
безмерны. Обе они длиннокосы, обе они девы, ибо никому еще не
удавалось овладеть ими сполна: только дерзнет герой-любовник,
коснется десницы десницей -- а пыл и разум его уже распались на
атомы или угасли...
На крючке у каждой добыча: бьется, трепыхается, исходит
раздирающей болью сердечко, наколотое на оба крючка.
-Он мой, -- говорит одна. Он всегда меня любил и не скупился на
преданность и подарки. Я приголублю его, успокою. Он заслужил
меня. Он и зачат был вопреки тебе.
-И вопреки тебе тоже. Я старшая, значит твоя очередь еще не
пришла. Меня он любит больше. Стоит мне подмигнуть, намекнуть на
улыбку -- и он безогляден.
-Твой крючок всегда пуст. Я же люблю -- без лукавства и наживку
не забываю. И старшинство твое ничтожно -- одно жалкое
перводеление первохромосомы...
Звонкий, серебристый смех старшей сестры столь свеж и ласков, что
младшая не выдерживает и оскаливается в ответной улыбке.
-Ну, что ты еще придумала, уж говори...
-Сестрица, решим спор случаем: давай тянуть, каждая в свою
сторону, у кого крючок сорвется, та и проиграла?
-Все бы тебе играться, щебетать, да машкарадиться... Будь
по-твоему, хотя и с обманом твой крючок. Тянем...
В каменном гнезде нахохлилась над добычей царственная птица
Анзуд, потомства не ведающая. Вознесен клюв над спящим то ли
зерном, то ли яйцом, но в раздумьях свирепая птица Анзуд: клюнуть
или погодить, дождаться, ибо жертва, ужасом объятая, вдвое
вкуснее бесчувственной... И не ведает могучая птица Анзуд, что
серый в янтарную крапинку камень из стенки гнезда не камень
вовсе, а одна из голов ядовитой гидры, которая притаилась в одном
выдохе от нее и вожделенного плода. Точный бросок, и если гидра
не погибнет в когтях осторожной птицы Анзуд, то яда хватит, чтобы
упокоить навеки ее вместе с диковинной добычей. Но и гидре
неведомо, что земляные черви, чуя близкую обильную поживу,
изгрызли, источили весь отвесный склон, на котором стоит гнездо,
так что может оно рухнуть в любую минуту, раздавив всех, в том
числе и червей, истекающих алчной слизью...
...Но очнулась, забеспокоилась всегда равнодушная Гея, почуяв
боль и зов хтонической крови, пришедшей к ней из чужого мира.
Последнее и случайное дитя, затерянное исчадие поздней любви Геи
и Урана, нашлось и теперь взывало о помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129