Молочник из Мяэкюлы
Роман
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Часов в девять утра медленно, словно зевая, открывается дверь помещичьего дома и появляется сам хозяин: в это время, после раннего завтрака, Ульрич фон Кремер начинает первый обход своих владений. Так бывает летом, с юрьева по Михайлов день, когда он один живет в своем имении.
Годы не внесли в одежду и внешность мяэкюльского помещика сколько-нибудь значительных перемен: на нем все тот же темно-синий шевиотовый сюртук, вытянувшийся и мешковатый, с потертыми белесыми фалдами и залоснившимися рукавами и бортами; тот же синий жилет, в давних и свежих пятнах от различных кушаний, по некоторым следам можно заключить, что господину фон Кремеру на завтрак неизменно подают яйца всмятку; та же позеленевшая от старости черпая фуражка с тусклым козырьком и помятой, нависшей тульей; наконец, те же английские брюки в коричневую и серую полоску, сильно вытертые на коленях, обтрепанные снизу,— они столь же уныло, как и все остальное, говорят о бренности земной красы. О том, что господин фон Кремер человек обеспеченный, свидетельствует лишь массивный перстень с печатью в виде щита, что плотно сидит на непомерно толстом суставе указательного пальца, цепочка из червонного золота, красновато поблескивающая на его животе, да золотой женевский хронометр, правда, очень редко извлекаемый из кармана. Крышки этой семейной реликвии сильно погнуты, а упоры давно стерлись.
Господин фон Кремер (из-за карикатурного сходства с германским рейхсканцлером, окрестная интеллигенция прозвала его «мнэкюльским Бисмарком») достиг уже того возраста, когда ни лишний десяток морщин у глаз, ни лишняя складка под подбородком не вносят особых изменений во внешность человека; и если немножко прибавится седины в бороде, если спина станет чуть более сутулой, а колени — чуть более согнутыми, то это уже не так важно. Кремеры вообще старятся медленно,— может быть, потому, что с рождения старообразны...
Господин фон Кремер сходит с неширокой и короткой, всего в три ступени, каменной лестницы и шагает по траве — трава, густая трава устилает весь склон перед домом, от крыльца до самого болота. Он закладывает руки за спину — в одной из них толстая можжевеловая палка. Медленно и размеренно, точно перегруженный парусник, огибает он свой дом с южной стороны.
Господин фон Кремер никогда не окидывает свои владения внимательным хозяйским оком,— так, по крайней мере, утверждают люди наблюдательные. Он смотрит только себе под ноги, а если ему все же случится нечаянно взглянуть на какое-нибудь строение, он лишь пожимает плечами, сердито шевелит усами и, ускоряя шаг, бормочет про себя.
Действительно, многое здесь неприглядно. И виной тому не только малые размеры имения. Не говоря уже о хлевах и конюшне (таких ветхих, что около них пастух опасается даже в рожок затрубить), о крытой соломой людской, построенной еще во времена крепостного права и нисколько не украшающей въезд в усадьбу, не говоря уж о фруктовом саде, который совсем одичал и заглох без садовника и за лето не приносит ничего, кроме горсти смородины да червивой малины,— вид самого господского дома вызывает у мяэкюльского помещика досаду и раздражение. Правда, не часто: острота восприятия со временем притупилась, да и вообще господину фея Кремеру не свойственны сильные эмоции.
Барский дом до сих пор не достроен, хотя он и задуман был небольшим и скромным — ведь и само поместье невелико. Уже второе десятилетне, как ничего не делается. И если по наступят лучшие времена, которых — увы! —- ничто пока не предвещает, дом так и останется недостроенным. Не будь он расположен далеко от реки, на холме, его можно было бы принять за лесопилку.
Предполагалось выстроить коттедж в южнобаварском крестьянском стиле. Но удалось закончить только нижний, каменный этаж. О том, что здание это все-таки обитаемо, говорят лишь приоткрытые окна, глядящие с белых оштукатуренных стен. Верхний же, деревянным этаж, который только и мог бы придать строению нужный вид выглядит плачевно. Он напоминает недоплетенную корзину: большая круговая галерея почти не начата—лишь поставлены опоры; из незашитого фронтона торчат стропила и жерди; пустые проемы окон и дверей в бревенчатых стенах, потемневших от дождя, забиты досками, да и то не сплошь, а с просветами. Драночная крыша, залатанная в нынешнем году, и свежевыбеленные трубы делают картину еще более пестрой. Строение похоже на скелет огромного зверя, с костей которого стервятники уже ободрали все мясо.
А ведь этот дом мог бы стать главным украшением окрестного пейзажа, так как место для него выбрано со вкусом: он стоит на высоком холме, па самом верху склона, спускающегося к реке. Со второго этажа открывался бы с одной стороны вид на темную реку, что вьется между зеленых болотистых лугов, а с другой —- на окаймленные кустарником нивы и пашни и на поселок с церковью за ними; из окон, выходящих па север и запад, был бы виден холмистый простор, где дубравы чередуются с сосняком и ельником, а молодые березовые рощицы — с орешником и где даже тусклые клочки пастбищ, разбросанные между деревьев и темно-зелеными кустами барбариса, кажутся ярче и веселее.
Да, если бы здесь стоял готовый, закопченный дом! Все сестры и братья господина фон Кремера, живущие в Сяргвере, с удивительным единодушием восклицали девятнадцать лет назад: «У нашего Ульриха будет прелестный дом! Дом, который можно показывать с гордостью!» А теперь...
Бедность! Эта докучная приживалка, которую мяэкюльский помещик сейчас поминает недобрым словом, довольно редкая гостья в домах прибалтийских дворян, по в семействе Кремеров она обитает, говорят, уже около трех поколений. Явилась будто бы совсем девчонкой, росла, росла, и вот стала совсем большой, откуда только она клялась! Нет ни расточителей, ни кутил — в худшем смысле этого слова — в семье Кремеров по бывало. Остается лишь верить объяснениям управляющих: земля, мол, скудная, народ ленивый, вороватый, а кроме того, бог слишком уж щедро оделял хозяина потомством, особенно дочерьми. Впрочем, все это не мешало господам управляющим отращивать брюшко и после недолгой, по усердной службы самим арендовать имения или приобретать дома в городе.
И все-таки один из Кремеров, представитель старшего поколения, истратил, как говорят, очень много денег и тем помог злостной приживалке войти в силу. Этот Кре-мер уже с детских лет умел поразительно ловко плутовать в картах, поэтому решили пустить его по дипломатической части, надеясь, разумеется, что он прославит свой род и свое отечество.
Не следует из-за этого обвинять Кремеров в излишнем честолюбии. Напротив, они были настолько чужды тщеславия, что даже к тому, чтобы прослыть всего-навсего хорошими хозяевами, и то не особенно стремились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Роман
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Часов в девять утра медленно, словно зевая, открывается дверь помещичьего дома и появляется сам хозяин: в это время, после раннего завтрака, Ульрич фон Кремер начинает первый обход своих владений. Так бывает летом, с юрьева по Михайлов день, когда он один живет в своем имении.
Годы не внесли в одежду и внешность мяэкюльского помещика сколько-нибудь значительных перемен: на нем все тот же темно-синий шевиотовый сюртук, вытянувшийся и мешковатый, с потертыми белесыми фалдами и залоснившимися рукавами и бортами; тот же синий жилет, в давних и свежих пятнах от различных кушаний, по некоторым следам можно заключить, что господину фон Кремеру на завтрак неизменно подают яйца всмятку; та же позеленевшая от старости черпая фуражка с тусклым козырьком и помятой, нависшей тульей; наконец, те же английские брюки в коричневую и серую полоску, сильно вытертые на коленях, обтрепанные снизу,— они столь же уныло, как и все остальное, говорят о бренности земной красы. О том, что господин фон Кремер человек обеспеченный, свидетельствует лишь массивный перстень с печатью в виде щита, что плотно сидит на непомерно толстом суставе указательного пальца, цепочка из червонного золота, красновато поблескивающая на его животе, да золотой женевский хронометр, правда, очень редко извлекаемый из кармана. Крышки этой семейной реликвии сильно погнуты, а упоры давно стерлись.
Господин фон Кремер (из-за карикатурного сходства с германским рейхсканцлером, окрестная интеллигенция прозвала его «мнэкюльским Бисмарком») достиг уже того возраста, когда ни лишний десяток морщин у глаз, ни лишняя складка под подбородком не вносят особых изменений во внешность человека; и если немножко прибавится седины в бороде, если спина станет чуть более сутулой, а колени — чуть более согнутыми, то это уже не так важно. Кремеры вообще старятся медленно,— может быть, потому, что с рождения старообразны...
Господин фон Кремер сходит с неширокой и короткой, всего в три ступени, каменной лестницы и шагает по траве — трава, густая трава устилает весь склон перед домом, от крыльца до самого болота. Он закладывает руки за спину — в одной из них толстая можжевеловая палка. Медленно и размеренно, точно перегруженный парусник, огибает он свой дом с южной стороны.
Господин фон Кремер никогда не окидывает свои владения внимательным хозяйским оком,— так, по крайней мере, утверждают люди наблюдательные. Он смотрит только себе под ноги, а если ему все же случится нечаянно взглянуть на какое-нибудь строение, он лишь пожимает плечами, сердито шевелит усами и, ускоряя шаг, бормочет про себя.
Действительно, многое здесь неприглядно. И виной тому не только малые размеры имения. Не говоря уже о хлевах и конюшне (таких ветхих, что около них пастух опасается даже в рожок затрубить), о крытой соломой людской, построенной еще во времена крепостного права и нисколько не украшающей въезд в усадьбу, не говоря уж о фруктовом саде, который совсем одичал и заглох без садовника и за лето не приносит ничего, кроме горсти смородины да червивой малины,— вид самого господского дома вызывает у мяэкюльского помещика досаду и раздражение. Правда, не часто: острота восприятия со временем притупилась, да и вообще господину фея Кремеру не свойственны сильные эмоции.
Барский дом до сих пор не достроен, хотя он и задуман был небольшим и скромным — ведь и само поместье невелико. Уже второе десятилетне, как ничего не делается. И если по наступят лучшие времена, которых — увы! —- ничто пока не предвещает, дом так и останется недостроенным. Не будь он расположен далеко от реки, на холме, его можно было бы принять за лесопилку.
Предполагалось выстроить коттедж в южнобаварском крестьянском стиле. Но удалось закончить только нижний, каменный этаж. О том, что здание это все-таки обитаемо, говорят лишь приоткрытые окна, глядящие с белых оштукатуренных стен. Верхний же, деревянным этаж, который только и мог бы придать строению нужный вид выглядит плачевно. Он напоминает недоплетенную корзину: большая круговая галерея почти не начата—лишь поставлены опоры; из незашитого фронтона торчат стропила и жерди; пустые проемы окон и дверей в бревенчатых стенах, потемневших от дождя, забиты досками, да и то не сплошь, а с просветами. Драночная крыша, залатанная в нынешнем году, и свежевыбеленные трубы делают картину еще более пестрой. Строение похоже на скелет огромного зверя, с костей которого стервятники уже ободрали все мясо.
А ведь этот дом мог бы стать главным украшением окрестного пейзажа, так как место для него выбрано со вкусом: он стоит на высоком холме, па самом верху склона, спускающегося к реке. Со второго этажа открывался бы с одной стороны вид на темную реку, что вьется между зеленых болотистых лугов, а с другой —- на окаймленные кустарником нивы и пашни и на поселок с церковью за ними; из окон, выходящих па север и запад, был бы виден холмистый простор, где дубравы чередуются с сосняком и ельником, а молодые березовые рощицы — с орешником и где даже тусклые клочки пастбищ, разбросанные между деревьев и темно-зелеными кустами барбариса, кажутся ярче и веселее.
Да, если бы здесь стоял готовый, закопченный дом! Все сестры и братья господина фон Кремера, живущие в Сяргвере, с удивительным единодушием восклицали девятнадцать лет назад: «У нашего Ульриха будет прелестный дом! Дом, который можно показывать с гордостью!» А теперь...
Бедность! Эта докучная приживалка, которую мяэкюльский помещик сейчас поминает недобрым словом, довольно редкая гостья в домах прибалтийских дворян, по в семействе Кремеров она обитает, говорят, уже около трех поколений. Явилась будто бы совсем девчонкой, росла, росла, и вот стала совсем большой, откуда только она клялась! Нет ни расточителей, ни кутил — в худшем смысле этого слова — в семье Кремеров по бывало. Остается лишь верить объяснениям управляющих: земля, мол, скудная, народ ленивый, вороватый, а кроме того, бог слишком уж щедро оделял хозяина потомством, особенно дочерьми. Впрочем, все это не мешало господам управляющим отращивать брюшко и после недолгой, по усердной службы самим арендовать имения или приобретать дома в городе.
И все-таки один из Кремеров, представитель старшего поколения, истратил, как говорят, очень много денег и тем помог злостной приживалке войти в силу. Этот Кре-мер уже с детских лет умел поразительно ловко плутовать в картах, поэтому решили пустить его по дипломатической части, надеясь, разумеется, что он прославит свой род и свое отечество.
Не следует из-за этого обвинять Кремеров в излишнем честолюбии. Напротив, они были настолько чужды тщеславия, что даже к тому, чтобы прослыть всего-навсего хорошими хозяевами, и то не особенно стремились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49