оба были настолько увлечены своим занятием, что и не взглянули на проходившего барина. Из открытого окна хибарки слышался стук ткацкого станка, но через крохотное оконце не разглядеть было, кто там перебрасывает челнок.
День был такой тихий, безветренный, что ритмичное «клиц-клац» — постукиванье гребня на станке — еще долго провожало господина Кремера; ему даже казалось, что он и дома продолжает слышать этот звук. Он вошел в свою спальню, открыл окно и стал, как бы прислушиваясь, смотреть через свежевспаханное поле — туда, где на меже замерла длинная мохнатая гусеница.
Следующие два дня лил холодный дождь, Кремер не мог и за порог ступить. Первый день он провел, зевая и слоняясь по комнатам, па второй день начал ругаться, даже сыпать проклятиями, что вообще было не в его привычках. Третий день тоже выдался туманный, пасмурный, временами сеялась изморось, но это не пугало господина фон Кремера: не терпелось выйти из дому, несмотря на острую ломоту в правом бедре и левой щиколотке. Надев дождевик и глубокие калоши, он направился к воротам, а от них не раздумывая зашагал прямо к подмызку, из чего явствует, что и дождливые дни имеют свою приятную сторону...
Часа через два, когда он возвратился домой, кухарка Фил л ем и на (вернее, Вильгельмииа) Фахтрик, его единственная служанка называвшая себя мяэкюльской «фир-тии» \ носкликнула:
—- Лй-яй! Господин барон уже дома, а Мари еще с окошками не упрафилась! Я ей приказала шифее кончать, по они тут все такие непрофорпые, ушасно непрофорные!
Господин фон Кремер пробормотал в ответ нечто снисходительное и разрешил девице Филлемипе снять с него дождевик и калоши, что ввиду ее обширной и зыбкой корпуленции было проделано не так уж быстро, «Какая Мари?» — подумал он при этом: обычно окна и полы мыла Кай, жена пастуха. Но вслух он ничего не сказал. «Фир-тин» распахнула перед ним дверь, и он прошел из передней в ближайшую комнату, где уборка была, по-видимому, уже закончена.
Здесь он посидел несколько минут, отдыхая, бесцельно послонялся по комнате, потом, глубоко засунув руки в карманы, постоял у каждого из окон, точно проверял, чисты ли стекла.
Рядом, в кабинете, было тихо.
Может быть, там тоже все готово?
Он нажал на ручку двери и заглянул: да, действительно.
В этой части дома больше помещений не было; остальные две комнаты из четырех находились по ту сторону маленькой прихожей.
Какая Мари?.. Он прошел обратно, открыл дверь, ведущую в переднюю, и прислушался. Стряпуха возилась на кухне. Больше ничего не было слышно. Кремер вышел в переднюю и приоткрыл противоположную дверь. Да-а, в зале кто-то есть... Кто-то там насвистывает.
Едва ступив на порог залы (почему бы не посмотреть, кто вместо Кай моет окошки?), Кремер сразу узнал ленивицу из Приллупова двора. Узнал, несмотря на то, что еще не видел ее лица и шеи, почти скрытых от пего переплетом окна, несмотря на то, что она была сегодня в платье другого цвета. Молодуха сидела на подоконнике и вытирала стекла с наружной стороны, покачиваясь всем корпусом в такт движению руки. Вот по этим гибким движениям Кремер и узнал ее, сразу почему-то вспомнив о зеленой траве па дворе Приллупа.
Мари, по-видимому, не слышала, как Кремер вошел: она продолжала спокойно насвистывать, негромко, как бы про себя, но очень искусно. Пегие усы господина фон Кре-мера от растерянности обвисли. Наконец он решил подойти поближе и тем дать знать о своем присутствии,
— Ну-с,— начал он, заложив руки за спину.— У меня, я вижу, новая уборщица. Откуда же она явилась?
Молодуха медленно повернула голову и ответила не сразу. Сегодня она не думала молчать, как тогда,— это было видно по ее лицу,— но ей как будто надо было найти свой ответ в огромном ворохе других мыслей. Кремеру показалось, что глаза ее потому и глядят в сторону, что она душой где-то далеко-далеко.
— Здравствуйте! — как-то впезапно сказала молодая женщина.— Кай недавно родила, лежит еще.
— Вот как? Да, да, верно, этого опять нужно было ожидать. А ты откуда?
— Из Приллупы.
— Из Приллупы... так-так...— Господин фон Кремер попытался пошутить.— У Тыну, значит, теперь целых две жены?
— Нет, одна. Моя сестра умерла месяц назад.
— Приллупова Лээпа — твоя сестра?
Мари кивнула головой. Не слезая с подоконника, она принялась вытирать мокрой тряпкой другую створку окна с наружной стороны.
— За один месяц успел и жену похоронить, и другую взять!
— Ему без жены не управиться.
— Откуда же он тебя привез?
— Из лесу, откуда ж еще.
Мари и не думала шутить: Кремер знал, что «лесом» в народе называют большую, богатую лесами волость, лежащую за церковью, к юго-западу от Сяргвере.
— А-а... Да, я припоминаю — Лззиа была не из здешних мест. Вы, значит, справили свадьбу вскоре после юрьева дня?
— На николин день,— ответила молодуха и ловко прошлась у себя под носом тыльной стороной руки.
— Но Приллуповы дети не зовут тебя матерью?
—- Какая я им мать! — Мари встала с подоконника и сполоснула тряпку в ведре. Волосы ее, темно-пепельного цвета, свалявшиеся, как войлок, выбились из-под платка, а когда она опять подняла голову, стала видна одна из складочек на ее шее.
Барин нашел нужным на этом прекратить беседу и сделал вид, будто остановился здесь лишь мимоходом, идя в соседнюю комнату. Но, возвратившись оттуда, он, уже пройди через залу и взявшись за ручку двери, снова обернулся.
— Послушай, Мари, несколько дней назад я спросил тебя, кто ты такая. Почему ты не ответила?
— Не хотелось.
— Не хотелось? — Кустистые бисмарковские брови господина фон Кремера слегка приподнялись.— Ишь ты — не хотелось! Почему же тебе не хотелось?
— Да просто так,— сказала Мари, переходя с ведром и тряпкой ко второму окну.
Кремер чуть отступил от двери. Он как будто намеревался расследовать этот вопрос более основательно, но в конце концов, пожевав губами, перешел к совсем другой теме.
— Ну, и как он? Не обижает тебя?
— Кто?
— Да Приллуп.
Молодуха взяла стремянку, стоявшую у стены, пристроила ее перед окном и поднялась на несколько ступенек, чтобы протереть верхние стекла. Только оттуда она ответила на вопрос Кремера, и ему подумалось, что она, наверное, сейчас тоже смотрит куда-то в сторону.
— А когда он кого обижал!
Мари мыла окна, барин стоял тут же. Взгляд его скользнул снизу вверх по ее фигуре, от ног, обутых в постолы, до облаженных рук- и затем головы, почти упиравшейся в потолок. Наконец он спросил тем тошнотворно игривым тоном, какой бывает у людей нудных, но с потугами на остроумие:
— А вдруг ты оттуда слетишь и сломаешь себе шею?
Эффект от этих слов был неожиданный. Лицо молодухи, глядевшее на старого рыцаря из-под потолка, резко изменило выражение, щеки покраснели, редкие белые зубы впервые блеснули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
День был такой тихий, безветренный, что ритмичное «клиц-клац» — постукиванье гребня на станке — еще долго провожало господина Кремера; ему даже казалось, что он и дома продолжает слышать этот звук. Он вошел в свою спальню, открыл окно и стал, как бы прислушиваясь, смотреть через свежевспаханное поле — туда, где на меже замерла длинная мохнатая гусеница.
Следующие два дня лил холодный дождь, Кремер не мог и за порог ступить. Первый день он провел, зевая и слоняясь по комнатам, па второй день начал ругаться, даже сыпать проклятиями, что вообще было не в его привычках. Третий день тоже выдался туманный, пасмурный, временами сеялась изморось, но это не пугало господина фон Кремера: не терпелось выйти из дому, несмотря на острую ломоту в правом бедре и левой щиколотке. Надев дождевик и глубокие калоши, он направился к воротам, а от них не раздумывая зашагал прямо к подмызку, из чего явствует, что и дождливые дни имеют свою приятную сторону...
Часа через два, когда он возвратился домой, кухарка Фил л ем и на (вернее, Вильгельмииа) Фахтрик, его единственная служанка называвшая себя мяэкюльской «фир-тии» \ носкликнула:
—- Лй-яй! Господин барон уже дома, а Мари еще с окошками не упрафилась! Я ей приказала шифее кончать, по они тут все такие непрофорпые, ушасно непрофорные!
Господин фон Кремер пробормотал в ответ нечто снисходительное и разрешил девице Филлемипе снять с него дождевик и калоши, что ввиду ее обширной и зыбкой корпуленции было проделано не так уж быстро, «Какая Мари?» — подумал он при этом: обычно окна и полы мыла Кай, жена пастуха. Но вслух он ничего не сказал. «Фир-тин» распахнула перед ним дверь, и он прошел из передней в ближайшую комнату, где уборка была, по-видимому, уже закончена.
Здесь он посидел несколько минут, отдыхая, бесцельно послонялся по комнате, потом, глубоко засунув руки в карманы, постоял у каждого из окон, точно проверял, чисты ли стекла.
Рядом, в кабинете, было тихо.
Может быть, там тоже все готово?
Он нажал на ручку двери и заглянул: да, действительно.
В этой части дома больше помещений не было; остальные две комнаты из четырех находились по ту сторону маленькой прихожей.
Какая Мари?.. Он прошел обратно, открыл дверь, ведущую в переднюю, и прислушался. Стряпуха возилась на кухне. Больше ничего не было слышно. Кремер вышел в переднюю и приоткрыл противоположную дверь. Да-а, в зале кто-то есть... Кто-то там насвистывает.
Едва ступив на порог залы (почему бы не посмотреть, кто вместо Кай моет окошки?), Кремер сразу узнал ленивицу из Приллупова двора. Узнал, несмотря на то, что еще не видел ее лица и шеи, почти скрытых от пего переплетом окна, несмотря на то, что она была сегодня в платье другого цвета. Молодуха сидела на подоконнике и вытирала стекла с наружной стороны, покачиваясь всем корпусом в такт движению руки. Вот по этим гибким движениям Кремер и узнал ее, сразу почему-то вспомнив о зеленой траве па дворе Приллупа.
Мари, по-видимому, не слышала, как Кремер вошел: она продолжала спокойно насвистывать, негромко, как бы про себя, но очень искусно. Пегие усы господина фон Кре-мера от растерянности обвисли. Наконец он решил подойти поближе и тем дать знать о своем присутствии,
— Ну-с,— начал он, заложив руки за спину.— У меня, я вижу, новая уборщица. Откуда же она явилась?
Молодуха медленно повернула голову и ответила не сразу. Сегодня она не думала молчать, как тогда,— это было видно по ее лицу,— но ей как будто надо было найти свой ответ в огромном ворохе других мыслей. Кремеру показалось, что глаза ее потому и глядят в сторону, что она душой где-то далеко-далеко.
— Здравствуйте! — как-то впезапно сказала молодая женщина.— Кай недавно родила, лежит еще.
— Вот как? Да, да, верно, этого опять нужно было ожидать. А ты откуда?
— Из Приллупы.
— Из Приллупы... так-так...— Господин фон Кремер попытался пошутить.— У Тыну, значит, теперь целых две жены?
— Нет, одна. Моя сестра умерла месяц назад.
— Приллупова Лээпа — твоя сестра?
Мари кивнула головой. Не слезая с подоконника, она принялась вытирать мокрой тряпкой другую створку окна с наружной стороны.
— За один месяц успел и жену похоронить, и другую взять!
— Ему без жены не управиться.
— Откуда же он тебя привез?
— Из лесу, откуда ж еще.
Мари и не думала шутить: Кремер знал, что «лесом» в народе называют большую, богатую лесами волость, лежащую за церковью, к юго-западу от Сяргвере.
— А-а... Да, я припоминаю — Лззиа была не из здешних мест. Вы, значит, справили свадьбу вскоре после юрьева дня?
— На николин день,— ответила молодуха и ловко прошлась у себя под носом тыльной стороной руки.
— Но Приллуповы дети не зовут тебя матерью?
—- Какая я им мать! — Мари встала с подоконника и сполоснула тряпку в ведре. Волосы ее, темно-пепельного цвета, свалявшиеся, как войлок, выбились из-под платка, а когда она опять подняла голову, стала видна одна из складочек на ее шее.
Барин нашел нужным на этом прекратить беседу и сделал вид, будто остановился здесь лишь мимоходом, идя в соседнюю комнату. Но, возвратившись оттуда, он, уже пройди через залу и взявшись за ручку двери, снова обернулся.
— Послушай, Мари, несколько дней назад я спросил тебя, кто ты такая. Почему ты не ответила?
— Не хотелось.
— Не хотелось? — Кустистые бисмарковские брови господина фон Кремера слегка приподнялись.— Ишь ты — не хотелось! Почему же тебе не хотелось?
— Да просто так,— сказала Мари, переходя с ведром и тряпкой ко второму окну.
Кремер чуть отступил от двери. Он как будто намеревался расследовать этот вопрос более основательно, но в конце концов, пожевав губами, перешел к совсем другой теме.
— Ну, и как он? Не обижает тебя?
— Кто?
— Да Приллуп.
Молодуха взяла стремянку, стоявшую у стены, пристроила ее перед окном и поднялась на несколько ступенек, чтобы протереть верхние стекла. Только оттуда она ответила на вопрос Кремера, и ему подумалось, что она, наверное, сейчас тоже смотрит куда-то в сторону.
— А когда он кого обижал!
Мари мыла окна, барин стоял тут же. Взгляд его скользнул снизу вверх по ее фигуре, от ног, обутых в постолы, до облаженных рук- и затем головы, почти упиравшейся в потолок. Наконец он спросил тем тошнотворно игривым тоном, какой бывает у людей нудных, но с потугами на остроумие:
— А вдруг ты оттуда слетишь и сломаешь себе шею?
Эффект от этих слов был неожиданный. Лицо молодухи, глядевшее на старого рыцаря из-под потолка, резко изменило выражение, щеки покраснели, редкие белые зубы впервые блеснули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49