..
Но Кремер не верит ни единому слову из того, что смущенно лепечет Тыну, и решает прекратить разговор.
— Ладно, покончим па том, что ты в следующий раз придешь ко мне с ответом.
Уже повернувшись и приподняв палку, он добавляет:
— Можешь ей сказать: насчет сплетен пусть не беспокоится, лишь бы сама держала язык за зубами, и ты, Приллуп, тоже.
А потом, уже сделав несколько шагов, заканчивает:
— Она могла бы и сама как-нибудь вечером прийти мне сказать.
Тыну видит еще, как барин трет себя левой рукой по груди, бокам и спине, словно что-то счищая, затем его мерно движущаяся фигура теряется в темной зелени рощи...
С этого дня Тыну Приллуп начал действовать по-другому: не обиняком, не намеками, а прямо, в открытую. Од не настаивал, не упрашивал, не требовал — этот путь казался ему неверным, хотя смелости ему, пожалуй, хватило бы,— он неутомимо, неустанно рисовал жене ту соблазнительную цель, ради которой стоило принести жертву. Он расписывал эту цель все новыми и новыми красками, выставлял ее в самом привлекательном свете, заканчивая всегда одним и тем же выводом: «Ну как, Маииь, не плохо бы, а?» Л так как Мари, к сожалению, была еще только Маппь и того, чтобы желанная цель не казалась ей слишком далекой, он и своих речах все больше сокращал сроки между такой хлопотной для пик обоих молочной и достижением цели. Может, достаточно будет и ниш лег, а семи наперники хватит: разве им целое имение нужно! Можно для начала и что-нибудь нескромнее, чтобы потом с меньшими трудами, пусть хоть и не так скоро, достигнуть в конце концов того же самого. Мечтая об этом первом, ближайшем этапе, его себе по-разному; если говорить о второстепенных подробностях — то это была обыкновенная и усадьба, то участок с, то хутор с товарным чесом, то усадьба, при которой можно открыть ланку; но он нерок плодоносящей земле, нивы и луга никогда не исчезали представлений; ведь он хотел чувствовать под йогами свою землю, как и куруский Мак, слова которого он охотно повторял.
Мари при этом стояла тихо, как собака, у которой ищут блох. Ока но говорила пи «да», ни «нет», у нее пропала охота далее пяло отшучиваться, как раньше. Ничто не могло поколебать ее спокойствия, она только улыбалась или рассеянно смотрела в сторону, почесывала у себя за ухом или вдруг принималась тихонько напевать. Дятел долбит дерево, и оно сразу отзывается там, где внутри, думал Тыну, а я долблю изо дня в день — и никакого было трудно понять: Тыну и в голову не приходило, что не иго деревья с готовностью отзываются на стук дятла и говорит ему «да». Помещик тому не верил, не верил, в сущности, и недоверие его еще больше возросло теперь, когда он нашел ему подтверждение в недоверии барина.
Наконец настала минута, когда Приллупу показалось, будто дупло в дереве найдено.
Они сидели во дворе у летнего очага. Мари варила на ужин молодой картофель, Тыну точил косу. Тыну уже снова пропел свою песенку, снова ступил хозяйской ногой жирную черную землю обширного хутора. Зная, кате молодуха скучает по родным местам, он на этот раз закончил так:
— А потом переехали бы в лесной край, в Руйзу... Как ты думаешь, Маннь? Взяли бы да и переехали в Руйзу?
— А почему не в город? — спросила Мари, искоса глядя на огонь.
— В город?.. А что нам в городе?..
— Там — всякие люди и есть на что посмотреть.
Только через минуту Тыну открылось все значение вопроса жены. Он широко разинул рот, коса скользнула у него между колен на землю, нож так и остался торчком в правой руке.
Ему живо вспомнился один случай, вспомнилось, как вела себя тогда Мари, и это помогло ему понять ее мысль, Мари первый раз в жизни увидела город (в этом она не была исключением среди женщин «лесной стороны») лишь в тот день, как он поехал туда с ней перед свадьбой, чтобы купить ей подвенечный наряд и угощение для гостей. Девушка как будто попала в иной мир, где на каждом шагу ее ждали все новые и новые чудеса. С ней не было никакого сладу: она поминутно останавливалась и глазела по сторонам, раза два даже потерялась в толпе, так что ее пришлось разыскивать, словно ребенка. А после того как Тыну, оставив ее, сходил купить то, что можно было выбрать и без невесты, Мари явилась к их телеге только часа через четыре: не заметила, мол, как и время пролетело, разглядывала людей и все прочее. А у самой щеки горят...
Всю дорогу она молчала, задумчивая и серьезная, только дома оттаяла. И тогда у нее оказался целый ворох всяких новостей и историй, их хватило на много дней. Да и теперь она пет-пет да и вспомнит что-то еще не рассказанное, и тогда ребятишки слушают ее, разинув рот и развесив уши. За два-три часа Мари увидела и узнала в городе больше, чем Тыну за всю свою жизнь, хотя он и бывал там по нескольку раз в год.
В город, значит...
Правда, ничто не было так чуждо Приллупу, как мысль поселиться в городе. Там он всегда чувствовал себя лишним, теснота его давила. Зло брало на людей, которые, казалось, нарочно, будто их кто так научил или заставил, путались у него под ногами, задевали его и толкали. Выбравшись оттуда, он всякий раз благодарил бога и удивлялся про себя: как это люди мирятся с такой вечной ярмаркой и продолжают там жить. И что еще хуже: всю снедь изволь покупать за наличные деньги, кошелек так и держи наготове, с земли и зернышка не возьмешь... так прямо и проедай свои кровные!.. Но что мог значить его страх перед городом? Пока дойдет до того, чтобы решать этот вопрос, еще столько воды утечет. К тому времени Мари станет более разумным человеком, а если даже ее желание не изменится, что ж, в конце концов, и в городе можно жить. Дорсио отозвалось на стук дятла, дятел теперь, как добраться до личинок и червячков, а это было что, можно бы и город...
Но больше ничего но сказал точно ножом обрезало. И не на один день, а на несколько.
Тыну махнул рукой — дескать, успеем еще все обсудить, нетал и ушел на гумно, как будто ему там что-то понадобилось.
Он и сам по знал, что с ним произошло. Но он вдруг мстил пород нопрооом: да или нет? Перед глупейшим, сделаться ли куруским Яаиом или Тыну Приллупом? Теперь, когда жена, казалось, склонна уплатить смою долю издержек, он сам так сильно заколебался, точно сделка сулила ему чистейший убыток. Он топтался на месте, как курица в куче пакли, и т» мог отделаться от наивной мысли; неужели одну из троих ты отдашь другому! Он действительно ловил себя им той мелочной жадности, в которой его сердито упрекнул щедрый барии.
И мучительных колебаниях, которые чуть не лишили сна и аппетита, Тыну наконец обратился к богу, моли у него сонета. Но этот всеобщий поверенный и советчик по горло запаленный работой, занимался, по-видимому, никого то другого бобыля: ответа все не было. Тогда Ириллуи решил пойти к знахарке.
ЖИЛИ м Тану и сразу же дала ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Но Кремер не верит ни единому слову из того, что смущенно лепечет Тыну, и решает прекратить разговор.
— Ладно, покончим па том, что ты в следующий раз придешь ко мне с ответом.
Уже повернувшись и приподняв палку, он добавляет:
— Можешь ей сказать: насчет сплетен пусть не беспокоится, лишь бы сама держала язык за зубами, и ты, Приллуп, тоже.
А потом, уже сделав несколько шагов, заканчивает:
— Она могла бы и сама как-нибудь вечером прийти мне сказать.
Тыну видит еще, как барин трет себя левой рукой по груди, бокам и спине, словно что-то счищая, затем его мерно движущаяся фигура теряется в темной зелени рощи...
С этого дня Тыну Приллуп начал действовать по-другому: не обиняком, не намеками, а прямо, в открытую. Од не настаивал, не упрашивал, не требовал — этот путь казался ему неверным, хотя смелости ему, пожалуй, хватило бы,— он неутомимо, неустанно рисовал жене ту соблазнительную цель, ради которой стоило принести жертву. Он расписывал эту цель все новыми и новыми красками, выставлял ее в самом привлекательном свете, заканчивая всегда одним и тем же выводом: «Ну как, Маииь, не плохо бы, а?» Л так как Мари, к сожалению, была еще только Маппь и того, чтобы желанная цель не казалась ей слишком далекой, он и своих речах все больше сокращал сроки между такой хлопотной для пик обоих молочной и достижением цели. Может, достаточно будет и ниш лег, а семи наперники хватит: разве им целое имение нужно! Можно для начала и что-нибудь нескромнее, чтобы потом с меньшими трудами, пусть хоть и не так скоро, достигнуть в конце концов того же самого. Мечтая об этом первом, ближайшем этапе, его себе по-разному; если говорить о второстепенных подробностях — то это была обыкновенная и усадьба, то участок с, то хутор с товарным чесом, то усадьба, при которой можно открыть ланку; но он нерок плодоносящей земле, нивы и луга никогда не исчезали представлений; ведь он хотел чувствовать под йогами свою землю, как и куруский Мак, слова которого он охотно повторял.
Мари при этом стояла тихо, как собака, у которой ищут блох. Ока но говорила пи «да», ни «нет», у нее пропала охота далее пяло отшучиваться, как раньше. Ничто не могло поколебать ее спокойствия, она только улыбалась или рассеянно смотрела в сторону, почесывала у себя за ухом или вдруг принималась тихонько напевать. Дятел долбит дерево, и оно сразу отзывается там, где внутри, думал Тыну, а я долблю изо дня в день — и никакого было трудно понять: Тыну и в голову не приходило, что не иго деревья с готовностью отзываются на стук дятла и говорит ему «да». Помещик тому не верил, не верил, в сущности, и недоверие его еще больше возросло теперь, когда он нашел ему подтверждение в недоверии барина.
Наконец настала минута, когда Приллупу показалось, будто дупло в дереве найдено.
Они сидели во дворе у летнего очага. Мари варила на ужин молодой картофель, Тыну точил косу. Тыну уже снова пропел свою песенку, снова ступил хозяйской ногой жирную черную землю обширного хутора. Зная, кате молодуха скучает по родным местам, он на этот раз закончил так:
— А потом переехали бы в лесной край, в Руйзу... Как ты думаешь, Маннь? Взяли бы да и переехали в Руйзу?
— А почему не в город? — спросила Мари, искоса глядя на огонь.
— В город?.. А что нам в городе?..
— Там — всякие люди и есть на что посмотреть.
Только через минуту Тыну открылось все значение вопроса жены. Он широко разинул рот, коса скользнула у него между колен на землю, нож так и остался торчком в правой руке.
Ему живо вспомнился один случай, вспомнилось, как вела себя тогда Мари, и это помогло ему понять ее мысль, Мари первый раз в жизни увидела город (в этом она не была исключением среди женщин «лесной стороны») лишь в тот день, как он поехал туда с ней перед свадьбой, чтобы купить ей подвенечный наряд и угощение для гостей. Девушка как будто попала в иной мир, где на каждом шагу ее ждали все новые и новые чудеса. С ней не было никакого сладу: она поминутно останавливалась и глазела по сторонам, раза два даже потерялась в толпе, так что ее пришлось разыскивать, словно ребенка. А после того как Тыну, оставив ее, сходил купить то, что можно было выбрать и без невесты, Мари явилась к их телеге только часа через четыре: не заметила, мол, как и время пролетело, разглядывала людей и все прочее. А у самой щеки горят...
Всю дорогу она молчала, задумчивая и серьезная, только дома оттаяла. И тогда у нее оказался целый ворох всяких новостей и историй, их хватило на много дней. Да и теперь она пет-пет да и вспомнит что-то еще не рассказанное, и тогда ребятишки слушают ее, разинув рот и развесив уши. За два-три часа Мари увидела и узнала в городе больше, чем Тыну за всю свою жизнь, хотя он и бывал там по нескольку раз в год.
В город, значит...
Правда, ничто не было так чуждо Приллупу, как мысль поселиться в городе. Там он всегда чувствовал себя лишним, теснота его давила. Зло брало на людей, которые, казалось, нарочно, будто их кто так научил или заставил, путались у него под ногами, задевали его и толкали. Выбравшись оттуда, он всякий раз благодарил бога и удивлялся про себя: как это люди мирятся с такой вечной ярмаркой и продолжают там жить. И что еще хуже: всю снедь изволь покупать за наличные деньги, кошелек так и держи наготове, с земли и зернышка не возьмешь... так прямо и проедай свои кровные!.. Но что мог значить его страх перед городом? Пока дойдет до того, чтобы решать этот вопрос, еще столько воды утечет. К тому времени Мари станет более разумным человеком, а если даже ее желание не изменится, что ж, в конце концов, и в городе можно жить. Дорсио отозвалось на стук дятла, дятел теперь, как добраться до личинок и червячков, а это было что, можно бы и город...
Но больше ничего но сказал точно ножом обрезало. И не на один день, а на несколько.
Тыну махнул рукой — дескать, успеем еще все обсудить, нетал и ушел на гумно, как будто ему там что-то понадобилось.
Он и сам по знал, что с ним произошло. Но он вдруг мстил пород нопрооом: да или нет? Перед глупейшим, сделаться ли куруским Яаиом или Тыну Приллупом? Теперь, когда жена, казалось, склонна уплатить смою долю издержек, он сам так сильно заколебался, точно сделка сулила ему чистейший убыток. Он топтался на месте, как курица в куче пакли, и т» мог отделаться от наивной мысли; неужели одну из троих ты отдашь другому! Он действительно ловил себя им той мелочной жадности, в которой его сердито упрекнул щедрый барии.
И мучительных колебаниях, которые чуть не лишили сна и аппетита, Тыну наконец обратился к богу, моли у него сонета. Но этот всеобщий поверенный и советчик по горло запаленный работой, занимался, по-видимому, никого то другого бобыля: ответа все не было. Тогда Ириллуи решил пойти к знахарке.
ЖИЛИ м Тану и сразу же дала ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49