– Мэдж Уайт была тоже там, – продолжала Роуз. – Бедняжка Мэдж! Все в том же темно-голубом платье в горошек. Ты ведь тоже ненавидишь это платье? Мне кажется, я не могу больше на него смотреть. Как ты думаешь, она обидится, если я пошлю ей несколько своих старых платьев? Она может их выпустить. Ты заметила, как она пополнела?
– Роуз, дорогая, я действительно должна кончить разговор. Жюль пришел домой, – говорила Паулина, но Роуз делала вид, что не слышит. Паулина послала воздушный поцелуй Жюлю, показывая на телефон и шепотом произнося имя Роуз, закатив при этом глаза. Жюль улыбался. Он подошел к бару, где Дадли уже приготовил для них бокалы, и налил вино. Это был тот час дня, который они проводили вместе.
– Уайты – бедны, как церковные крысы, – продолжала Роуз, – но Мэдж никогда в этом не признается, и мне эта черта в ней нравится. Работает как рабыня в своей конторе по продаже недвижимости и полностью содержит своего мужа, который и цента не может заработать. Он просто большая куча снега, этот Ральф Уайт, вот мое мнение. Да я только на подоходном налоге сэкономила в прошлом году столько, сколько он получает за свои биржевые делишки. А эта маленькая Мэджи – такая потаскушка, ты же знаешь. Живет Бог знает с кем. С корейцем, кажется.
– Роуз, я кладу трубку, – сказала Паулина. Жюль поставил бокал с вином перед ней на столик. – Здесь Жюль. Да, я передам ему. И он посылает тебе привет. До свидания, Роуз, до свидания, – и она повесила трубку. – О, Боже, пощади меня! – Она взяла руку Жюля и поцеловала. На его пальцах она неожиданно почувствовала аромат от прикосновений к самым сокровенным частям тела другой женщины. Пораженная, она посмотрела на мужа, словно он ударил ее.
Жюль, не замечая ее взгляда, спросил:
– Ну, как поживает старушка Роуз?
– О, прекрасно. Пьяна, как всегда, – ответила Паулина. – Давай не будем говорить о Роуз. С меня достаточно. Она сломала ногу на ленче по случаю похорон Гектора. Ты рад, что мы не дошли? – Она с трудом поднялась из кресла, как бы опасаясь, что ей станет плохо или она упадет в обморок.
– Посмотри, какого красивого цвета закат, Паулина, – сказал Жюль.
– Наплевать на закат, – сказала Паулина. Бокал с вином выпал из ее рук и разбился о мраморный пол их «комнаты закатов».
Жюль, ни разу за все двадцать два года супружества не слышавший подобных слов от Паулины, уставился на жену, ничего не понимая. А она выбежала из комнаты.
* * *
Когда Филипп Квиннелл рассказал Камилле Ибери, что был в клубе «Мисс Гарбо» и узнал имя молодого человека, с которым Гектор Парадизо ушел из клуба в ночь его смерти, она стала молчаливой и отчужденной. Они сидели на софе в библиотеке ее дома в Бель-Эйр. Она отодвинулась от него, затем взяла пульт управления и включила телевизор.
– Как ты вообще узнал о таком месте, как клуб «Мисс Гарбо»? – спросила она наконец. – Я живу в этом городе всю жизнь, но никогда не слышала о нем.
– Дворецкий Каспера Стиглица рассказал мне, – сказал Филипп, – он был в ту ночь там и видел Гектора.
– Не хочешь ли ты сказать, что чей-то дворецкий рассказал тебе подобное? – спросила Камилла.
– Но это правда, – сказал Филипп.
– Что это за клуб «Мисс Гарбо»? – спросила она.
– Где богатые пожилые мужчины за плату приглашают молодых парней.
– Просто не могу этому поверить, – сказала Камилла, покачав головой.
– Но ты ведь не думала, что твой дядя Гектор был помешан на девочках, не так ли?
– Это не смешно, Филипп.
– Чего ты боишься, Камилла? Что люди не захотят, чтобы твоя дочь в десять лет участвовала в балете дебютанток в «Лас-Мадринас» только потому, что ее двоюродный дед умер от руки голубого?
– Как звучит то грязное словечко, которое я однажды слышала от тебя? Хитрожопый, так? Так вот, не будь хитрожопым со мной, Филипп, – сказала Камилла.
– Я не хитрю с тобой, Камилла, и извини, что так получилось, но будь благоразумна.
– Хорошо, давай будем благоразумными. Почему, собственно говоря, тебя все это так чертовски волнует? – спросила она. – Смерть моего дяди не имеет к тебе ни малейшего отношения. Ты даже толком не знал его.
– А почему ты так чертовски безразлична? – спросил в свою очередь Филипп.
Он видел, что его вопрос рассердил ее. Она покраснела и когда заговорила, то в голосе послышались грубые нотки, которых он раньше у нее не замечал.
– Я не безразлична, – сказала она, взвешивая каждое слово, – мы это обсудили уже со всех сторон. Мой дядя совершил самоубийство.
– Нет, он не совершал его.
Камилла долгим взглядом посмотрела на Филиппа, прежде чем снова заговорила:
– Я знаю, что ты звонил Сэнди Понду в «Трибьюнэл». Сэнди рассказал Жюлю, что ты звонил ему. Они было подумали, что ты действуешь от моего имени. Поэтому они прислали на мой адрес копию заключения патологоанатома. Я удовлетворена. Для меня в смерти дяди нет ничего таинственного. А теперь я хочу, чтобы ты перестал вмешиваться в мои дела и занялся бы своими делами.
– Я подметил одну черту, общую для людей твоего круга: когда на них нападают, они держатся вместе.
Камилла, почувствовала себя уязвленной, поднялась с софы.
– Думаю, будет лучше, если ты покинешь мой дом, – сказала она.
– А, классический ответ богатой девицы, – сказал Филипп. – Согласись со мной или убирайся. Что ж, я ухожу, мисс Ибери.
Камилла не привыкла иметь дело с людьми, которые не благоговеют перед ее богатством. С самого начала Филипп оставался равнодушным к ее деньгам, и это было ново для нее. Она не хотела, чтобы он уходил, но не могла заставить себя остановить его. Орин, ее последний муж и отец ее дочери, всегда делал то, чего хотела она, как подобает мужу из разновидности «проданных и преданных» мужей, но Филипп был совсем другой. Она знала, что он уйдет, если его не остановить, потому что он от нее не зависит. Но она так ничего и не сказала, а молча вышла из библиотеки и направилась в спальню.
Филипп шел за ней до холла, посмотрел, как она поднимается по лестнице.
– Жюль Мендельсон пытается убедить нас, что черное – это белое, а поскольку он так богат и, несомненно, очень влиятелен, большинство людей, меня в расчет можно не брать, верят ему, во всяком случае, делают вид, что верят. А я оказался неверующим в этой системе, где человек, обладающий властью, имеет право взять телефонную трубку и, позвонив в газету, сказать: «Не публикуйте ни строчки об этом деле», а затем позвонить в полицию и заявить: «Не надо расследовать это дело». Я прекрасно осознаю, что люди твоего круга не видят в этом проблему, но я вижу.
Камилла, поднимавшаяся по лестнице, остановилась и обернулась. Ее терзали с одной стороны чувства преданности ее классу, с другой стороны более сильное чувство к человеку, который говорил ей сейчас нелицеприятные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135