– Его интересуют не переговоры, а роль, которую я буду в них играть, представляя Соединенные Штаты, – медленно произнес Жюль.
– Не заставляй меня выдавливать из тебя все по капле, Жюль. Расскажи все, чтобы я поняла суть, – сказала Паулина. Она свернула «бентли» с бульвара Сансет на каньон Бенедикт и поехала на Анджело Драйв, где свернула налево. Дорога шла вдоль холма, где было много крутых поворотов, отчего приезжие опасались ездить здесь по ночам. Паулине редко приходилось водить машину вместо Жюля, и он, немного пьяный, был восхищен ее водительскими способностями.
– По всему видно, что мистер Цвиллман связан с перевозками наркотиков и имеет огромные суммы наличных денег на руках, ты даже не представляешь, какие огромные суммы, которые, как он считает, я мог бы помочь ему пустить в оборот через европейский Общий рынок, – сказал Жюль, икнув.
– Почему он думает, что ты согласишься на это?
– Он угрожал мне.
– Чем?
Жюль посмотрел в окно и не ответил. Паулина взглянула на него.
– Что ты ему сказал? – спросила она.
– Послал к черту.
– Когда я вошла в комнату мне не показалось, что ты послал мистера Цвиллмана к черту, – сказала Паулина. – У меня создалось совсем другое впечатление.
Жюль не ответил.
– Ты собираешься сообщить об этом в полицию, в ФБР или в ЦРУ? Или президенту, вообще кому-нибудь? – спросила Паулина.
Они посмотрели друг на друга.
– Нет, – тихо ответил Жюль.
– Много лет назад, когда мы только что поженились, ты сказал мне, что в прошлом, когда ты был молодым, что-то случилось.
– Не хочу говорить об этом, – отрезал Жюль.
– Ты не доверяешь мне, Жюль? После двадцати двух лет, что мы прожили вместе? – спросила Паулина.
– Я тебе полностью доверяю, Паулина, но об этом говорить не хочу.
– Тогда скажи мне одно. Арни Цвиллман знает о том, что случилось?
Жюль снова посмотрел в окно.
– Ты думаешь он использует это против тебя? – спросила Паулина.
– Не знаю, – ответил Жюль. – Никогда не думал об этом.
Несколько минут они ехали молча, пока Паулина маневрировала на крутых поворотах.
– Тебе не приходило в голову, что наша жизнь, так называемая идеальная жизнь, разваливается? – спросила она.
– Да.
– И это тебя не беспокоит?
– Конечно, беспокоит, Паулина. Я не хочу, чтобы это случилось, – ответил Жюль, – но что же делать?
– У меня нет делишек, вроде твоих, – сказала Паулина. В этот момент она круто повернула машину направо к воротам «Облаков». Она опустила стекло и набрала семизначный номер кода электронного замочного устройства, вделанного в красную кирпичную стену. Ворота медленно отворились.
Жюль, наблюдавший за ней, сказал:
– Ты удивительно деловая женщина, Паулина.
С холма, на котором стоял дом, послышался неистовый лай сторожевых собак.
Паулина посмотрела на Жюля.
– Я знаю, – сказала она.
Машина двинулась по направлению к дому, ворота закрылись.
Когда они въехали на вымощенный камнем двор, бешено лающие сторожевые собаки окружили машину. Жюль открыл дверцу машины.
– Хорошо, дружище, хорошо, а теперь пошел, пошел. Смитти! Ты здесь, Смитти?
– Здесь, мистер Мендельсон, – ответил сторож.
– Отгони собак, пожалуйста, – сказал Жюль.
– Замолчите, успокойтесь, пошли вон. Я открою вам дверцу, миссис Мендельсон, – сказал Смитти. – Надеюсь, вы хорошо провели вечер?
– Спасибо, Смитти, поистине хороший вечер, – сказала Паулина. Ее отец научил трех своих дочерей держать себя с достоинством перед слугами, что бы ни случилось в жизни.
– Вы поставите машину в гараж, Смитти? – спросил Жюль.
– Понятное дело.
Войдя в холл, где не стенах висели шесть полотен Моне, Паулина подошла к лестнице и начала подниматься по ковровой дорожке, держась рукой за перила.
Жюль, шедший за ней седом, положил руку поверх ее руки.
– Может быть, мы позавтракаем вместе? – сказал он. Предложение было необычным, так как Жюль уходил из дома по утрам намного раньше, чем Паулина звонила, прося Блонделль принести поднос с завтраком. Они ни разу не воспользовались «комнатой восходов» для завтраков, как планировали, когда пристраивали к дому «комнату восходов» и «комнату закатов».
– Я решила поспать подольше, – ответила Паулина, вынимая руку из-под руки Жюля. Она продолжала подниматься по лестнице, когда взгляд ее привлекла третья по счету картина Моне, висевшая криво. Она остановилась и поправила раму.
– Когда бы ты ни встала утром, – сказал Жюль, глядя на нее снизу, – я буду ждать.
Она обернулась и посмотрела на него. Оба понимали, что пришло время поговорить и объясниться. Затем голосом, в котором прозвучала властность – черта характера, неожиданно проявившаяся в ней в последнее время, когда она взяла на себя смелость принимать решения, чтобы утвердить свой авторитет в доме, она высказала свое первое из этих решений:
– Я не хочу отсылать картины Моне в музей Карнеги в Питтсбург на выставку.
– Но мы же обещали, – сказал Жюль. – Уверен, что они уже напечатали каталог.
– Меня это не волнует, – сказала она. – Я не хочу отсылать их. Я хочу, чтобы они были на месте, когда придут члены садоводческого клуба.
– Хорошо, – сказал Жюль, нахмурив брови. Ее решение огорчило его, потому что он очень серьезно относился к своим обязательствам перед миром искусства, но он также знал, будучи опытным человеком, когда можно уступить. Смотря на жену, он уже мысленно обдумывал подходящую причину отказа, о которой сообщит утром куратору музея Карнеги.
Паулина тоже смотрела на него, впервые задумавшись о том, что муж начал стареть.
* * *
Гости, отсидевшие просмотр фильма в доме Каспера Стиглица, начали разъезжаться. Каспер, обрадованный тем, что избавился от них, не вышел во двор, чтобы проводить их, а прямиком пошел в спальню, где Ина Рей, Дарлин и Лонни ждали его.
Филипп Квиннелл, открыв дверцу взятой напрокат машины, увидел лежащий на сиденье большой конверт. Он взял его, отметив, что имя его написано на конверте неправильно, и сразу понял, от кого он и что в нем находится.
– Эй! Кто-то врезался в мою машину и осталась вмятина! – закричала Гортензия Медден, подойдя к своей «хонде». – Голову могу дать на отсечение, что это сделал подлиза Сирил Рэтбоун. Как только Паулина Мендельсон ушла из демонстрационной комнаты, он наплевал на все и смылся. Только он мог врезаться в машину и уехать, не оставив даже записки. Доберусь я до этого мерзавца завтра и заставлю все оплатить.
Филипп захлопнул дверцу своей машины и подошел к Гортензии с конвертом в руке.
– Скверно. А дверь открывается? – спросил он.
– Сейчас попробую, – сказала Гортензия, пытаясь открыть дверцу, и открыла.
– Могло быть хуже, – сказал Филипп.
– Ну и поганец, этот Сирил Рэтбоун, – сказала Гортензия, кипя от злобы. – «Паулина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135