Как чудесно!» – повторила Гортензия слова Сирила, имитируя его напыщенный голос.
– Я понимаю ваше состояние, и, возможно, сейчас неподходящий момент, но я хочу дать вам рукопись, о которой говорил за обедом, – сказал Филипп.
– Что вы хотите, чтобы я с ней сделала? – спросила она.
– Просто прочтите, – сказал он, – и скажите, кто, по вашему мнению, написал ее. Я живу в «Шато Мармон».
* * *
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 14.
«Многие думают, что я хочу к Пуки, парикмахеру, только потому, что он причесывает Паулину Мендельсон, но это не так. Я бы никогда не стала этого делать. Я знаю Пуки еще со времен, когда работала в кафе «Вайсрой». Он был постоянным посетителем. Приходил каждое утро. Сок, тосты из хлеба грубого помола, чай. Всегда одно и то же. Однажды он сказал мне: «Ронда», – тогда меня еще звали Ронда, потом я стала Фло – у тебя очень красивые волосы, но тебе этот стиль прически не идет. Приходи ко мне, и я сделаю, как следует». Я чуть не умерла. Я хочу сказать, что о Пуки писали в газетах, как и обо всех этих знаменитых леди, которым он делал прически, например, Фей Конверс, Сильвии Лески и Паулине Мендельсон. Я сказала ему: «Ты шутишь? Я не могу столько заплатить.» А он сказал: «За мой счет».
Конечно, я пошла. С тех пор я ношу эту прическу. И было это до того, как я встретила Жюля Мендельсона. Когда я начала встречаться с Жюлем, когда начала носить всю эту дорогую одежду, ездить на «мерседесе» и жить в Беверли-Хиллз, я стала платить ему столько же, сколько платят светские дамы и кинозвезды. Я знаю, он, должно быть, удивляется, откуда у меня деньги, но никогда не спрашивает об этом. Я знала, что для меня он был бы счастьем, избери я его своим любовником, но я поступила по-своему.
Он всегда делает прически Паулине Мендельсон у нее дома. Только раз я видела этот дом, даже наверх не поднималась, но, думаю, у нее есть все, даже красивый собственный салон рядом с гардеробной, потому что она не любит приходить в салон Пуки. Но однажды, когда меня причесывали, вошла она. Я чуть не умерла. Она собиралась лететь на Восток, навестить отца, собралась, как я догадываюсь, неожиданно, и ей надо было срочно сделать прическу. Ты знаешь, что я делала в это время? Сидела и читала о ней в колонке Сирила Рэтбоуна.
Тогда впервые я подумала, что Пуки, возможно, догадался обо мне и Жюле, потому что он быстро задернул занавеску, словно не хотел, чтобы она увидела меня, потом вышел из-за занавески и заговорил с ней. Когда он вернулся, чтобы закончить мою прическу, он не сказал ни слова.»
ГЛАВА 15
– Дадли, пожалуйста, выбросите пионы, что стоят на столике в верхнем холле. Там полно опавших лепестков, – сказала Паулина на следующее утро, стоя на верху лестницы.
– Хорошо, миссис Мендельсон, – ответил Дадли, взбегая по ступенькам.
Дадли очень ценил свою службу у прославленной семьи Мендельсонов и хотел, чтобы его служба продолжалась как можно дольше. Среди слуг известных домов города не было секретом, что Дадли за свою работу получает намного большую зарплату, чем они, отчего в кругах домашней прислуги он был возведен в ранг знаменитостей. Он знал, что устраиваемые много лет приемы у Мендельсонов посещают самые известные и влиятельные гости, и ему льстило, что многие из них называли его по имени, особенно несколько бывших президентов страны, которые были постоянными посетителями в доме. Мерилом высшей степени доверия, с которым Жюль Мендельсон относился к нему, было то, что только ему, и никому другому, разрешалось вытирать пыль с картины Ван Гога «Белые розы», поскольку она была самым любимым приобретением среди произведений искусства, заполнявших дом.
Когда Паулина спустилась вниз, чтобы позавтракать с Жюлем, она была одета в дорожный костюм из твида. Норковое манто, которое она носила только на Востоке, лежало на позолоченном стуле в парадном холле. Размер двух ее чемоданов, которые Дадли принес сверху, говорил о том, что она планирует короткую поездку. В руке Паулина держала лист бумаги с перечнем того, что должны делать слуги в ее отсутствие.
– И вот что, Дадли, я забыла сказать Блонделл, что туалетная бумага в ванной комнате мистера Мендельсона должна быть белая, а не розовая. Проверьте, чтобы она поменяла ее.
– Да, миссис Мендельсон, – ответил Дадли.
Жюль, услышав, что Паулина спустилась вниз, вышел из библиотеки, где он вел переговоры по телефону с разными конторами, принадлежащими ему, поджидая жену. В руке у него была чашка кофе.
– Куда ты едешь? – удивленно спросил он, увидев чемоданы и ее дорожный костюм. Он ожидал увидеть ее в прозрачном неглиже, которое она предпочитала носить дома по утрам.
– Собираюсь на несколько дней на Восток, навестить папу, – ответила Паулина.
– Он болен?
– Не больше, чем обычно, но я не видала его несколько месяцев, и, думаю, сейчас самое подходящее время.
Накануне вечером он не слышал от нее об этих планах.
– Когда ты решила это?
– Ночью.
Он повернулся и направился в библиотеку.
– Я распоряжусь, чтобы тебе подготовили самолет, – сказал он.
– Нет, нет, не беспокойся. Я уже сделала распоряжения через мисс Мейпл, – сказала Паулина. – Самолет доставит меня в Бангор и тут же вернется, чтобы ты смог вылететь в Форт-Уорт на встречу с работниками музея сегодня вечером.
– Ты очень деловая, Паулина, – сказал он.
– Ты говорил мне это вчера вечером, Жюль.
– Ты позавтракала?
– Конечно, нет. Я думала, что мы назначили свидание за завтраком.
Жюля беспокоила ее холодная деловитость. Он привык видеть свою жену другой, мягкой и уступчивой, и растерялся перед ее холодностью. Идя впереди Жюля, она пересекла холл и вошла в «комнату восходов», которой они никогда не пользовались для завтраков, поскольку свои утренние часы они проводили по-разному. Паулина оценивающе посмотрела на стол и кивнула. Ее письменная инструкция Блонделл, написанная ночью, была выполнена точно. Стол был накрыт скатертью от «Портхолта» с такими же салфетками. Свежесрезанные розы из ее сада стояли в низкой вазе в центре стола. Ее любимый минтонский сервиз с узором, передающим утреннее сияние, сервирован на двоих. Утренние газеты из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса стопкой лежали на боковом столике. Даже при том, что в ее жизни начинался разлад, ни одна деталь в хозяйственном распорядке дома не казалась ей недостойной внимания.
Жюль наблюдал за ней. Потом сказал:
– Выглядит очень красиво.
– Так и должно быть, не правда ли? – ответила она.
Дадли, будучи проницательным, был удивлен необычностью завтрака. С подобающей церемонностью он вошел, неся поднос с серебряными чайником и кофейником и налил сначала чай Паулине, потом кофе Жюлю.
– Спасибо, Дадли, – сказала Паулина. – Принесите мне ломтик дыни и тосты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
– Я понимаю ваше состояние, и, возможно, сейчас неподходящий момент, но я хочу дать вам рукопись, о которой говорил за обедом, – сказал Филипп.
– Что вы хотите, чтобы я с ней сделала? – спросила она.
– Просто прочтите, – сказал он, – и скажите, кто, по вашему мнению, написал ее. Я живу в «Шато Мармон».
* * *
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 14.
«Многие думают, что я хочу к Пуки, парикмахеру, только потому, что он причесывает Паулину Мендельсон, но это не так. Я бы никогда не стала этого делать. Я знаю Пуки еще со времен, когда работала в кафе «Вайсрой». Он был постоянным посетителем. Приходил каждое утро. Сок, тосты из хлеба грубого помола, чай. Всегда одно и то же. Однажды он сказал мне: «Ронда», – тогда меня еще звали Ронда, потом я стала Фло – у тебя очень красивые волосы, но тебе этот стиль прически не идет. Приходи ко мне, и я сделаю, как следует». Я чуть не умерла. Я хочу сказать, что о Пуки писали в газетах, как и обо всех этих знаменитых леди, которым он делал прически, например, Фей Конверс, Сильвии Лески и Паулине Мендельсон. Я сказала ему: «Ты шутишь? Я не могу столько заплатить.» А он сказал: «За мой счет».
Конечно, я пошла. С тех пор я ношу эту прическу. И было это до того, как я встретила Жюля Мендельсона. Когда я начала встречаться с Жюлем, когда начала носить всю эту дорогую одежду, ездить на «мерседесе» и жить в Беверли-Хиллз, я стала платить ему столько же, сколько платят светские дамы и кинозвезды. Я знаю, он, должно быть, удивляется, откуда у меня деньги, но никогда не спрашивает об этом. Я знала, что для меня он был бы счастьем, избери я его своим любовником, но я поступила по-своему.
Он всегда делает прически Паулине Мендельсон у нее дома. Только раз я видела этот дом, даже наверх не поднималась, но, думаю, у нее есть все, даже красивый собственный салон рядом с гардеробной, потому что она не любит приходить в салон Пуки. Но однажды, когда меня причесывали, вошла она. Я чуть не умерла. Она собиралась лететь на Восток, навестить отца, собралась, как я догадываюсь, неожиданно, и ей надо было срочно сделать прическу. Ты знаешь, что я делала в это время? Сидела и читала о ней в колонке Сирила Рэтбоуна.
Тогда впервые я подумала, что Пуки, возможно, догадался обо мне и Жюле, потому что он быстро задернул занавеску, словно не хотел, чтобы она увидела меня, потом вышел из-за занавески и заговорил с ней. Когда он вернулся, чтобы закончить мою прическу, он не сказал ни слова.»
ГЛАВА 15
– Дадли, пожалуйста, выбросите пионы, что стоят на столике в верхнем холле. Там полно опавших лепестков, – сказала Паулина на следующее утро, стоя на верху лестницы.
– Хорошо, миссис Мендельсон, – ответил Дадли, взбегая по ступенькам.
Дадли очень ценил свою службу у прославленной семьи Мендельсонов и хотел, чтобы его служба продолжалась как можно дольше. Среди слуг известных домов города не было секретом, что Дадли за свою работу получает намного большую зарплату, чем они, отчего в кругах домашней прислуги он был возведен в ранг знаменитостей. Он знал, что устраиваемые много лет приемы у Мендельсонов посещают самые известные и влиятельные гости, и ему льстило, что многие из них называли его по имени, особенно несколько бывших президентов страны, которые были постоянными посетителями в доме. Мерилом высшей степени доверия, с которым Жюль Мендельсон относился к нему, было то, что только ему, и никому другому, разрешалось вытирать пыль с картины Ван Гога «Белые розы», поскольку она была самым любимым приобретением среди произведений искусства, заполнявших дом.
Когда Паулина спустилась вниз, чтобы позавтракать с Жюлем, она была одета в дорожный костюм из твида. Норковое манто, которое она носила только на Востоке, лежало на позолоченном стуле в парадном холле. Размер двух ее чемоданов, которые Дадли принес сверху, говорил о том, что она планирует короткую поездку. В руке Паулина держала лист бумаги с перечнем того, что должны делать слуги в ее отсутствие.
– И вот что, Дадли, я забыла сказать Блонделл, что туалетная бумага в ванной комнате мистера Мендельсона должна быть белая, а не розовая. Проверьте, чтобы она поменяла ее.
– Да, миссис Мендельсон, – ответил Дадли.
Жюль, услышав, что Паулина спустилась вниз, вышел из библиотеки, где он вел переговоры по телефону с разными конторами, принадлежащими ему, поджидая жену. В руке у него была чашка кофе.
– Куда ты едешь? – удивленно спросил он, увидев чемоданы и ее дорожный костюм. Он ожидал увидеть ее в прозрачном неглиже, которое она предпочитала носить дома по утрам.
– Собираюсь на несколько дней на Восток, навестить папу, – ответила Паулина.
– Он болен?
– Не больше, чем обычно, но я не видала его несколько месяцев, и, думаю, сейчас самое подходящее время.
Накануне вечером он не слышал от нее об этих планах.
– Когда ты решила это?
– Ночью.
Он повернулся и направился в библиотеку.
– Я распоряжусь, чтобы тебе подготовили самолет, – сказал он.
– Нет, нет, не беспокойся. Я уже сделала распоряжения через мисс Мейпл, – сказала Паулина. – Самолет доставит меня в Бангор и тут же вернется, чтобы ты смог вылететь в Форт-Уорт на встречу с работниками музея сегодня вечером.
– Ты очень деловая, Паулина, – сказал он.
– Ты говорил мне это вчера вечером, Жюль.
– Ты позавтракала?
– Конечно, нет. Я думала, что мы назначили свидание за завтраком.
Жюля беспокоила ее холодная деловитость. Он привык видеть свою жену другой, мягкой и уступчивой, и растерялся перед ее холодностью. Идя впереди Жюля, она пересекла холл и вошла в «комнату восходов», которой они никогда не пользовались для завтраков, поскольку свои утренние часы они проводили по-разному. Паулина оценивающе посмотрела на стол и кивнула. Ее письменная инструкция Блонделл, написанная ночью, была выполнена точно. Стол был накрыт скатертью от «Портхолта» с такими же салфетками. Свежесрезанные розы из ее сада стояли в низкой вазе в центре стола. Ее любимый минтонский сервиз с узором, передающим утреннее сияние, сервирован на двоих. Утренние газеты из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса стопкой лежали на боковом столике. Даже при том, что в ее жизни начинался разлад, ни одна деталь в хозяйственном распорядке дома не казалась ей недостойной внимания.
Жюль наблюдал за ней. Потом сказал:
– Выглядит очень красиво.
– Так и должно быть, не правда ли? – ответила она.
Дадли, будучи проницательным, был удивлен необычностью завтрака. С подобающей церемонностью он вошел, неся поднос с серебряными чайником и кофейником и налил сначала чай Паулине, потом кофе Жюлю.
– Спасибо, Дадли, – сказала Паулина. – Принесите мне ломтик дыни и тосты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135