Челси казалось, что в эти минуты душа его полностью раскрылась перед ней. Он стремился вобрать в себя всю ее, чтобы заполнить ею зиявшую в его душе пустоту, и она с радостью шла навстречу его желанию.
Движения его были исполнены неистовой, нетерпеливой страсти, но вместе с тем так бережны и осторожны, что он, не причинил ей ни боли, ни даже малейшего неудобства.
Уже под утро, вконец изможденный, он уснул тяжелым сном, держа Челси в объятиях. Ей казалось, что она способна часами лежать подле него, не шевелясь, и любоваться им. Все эти месяцы вынужденной разлуки ей так недоставало его близости, тепла его сильного, мускулистого тела. Эту потерю ей не могли возместить одеяла и пледы, в которые она куталась, работа, которая поглощала почти все ее время, и даже ожидание ребенка, день ото дня становившееся все нетерпеливее. Она не могла отвести взгляда от его бледного лица с заострившимся носом и резко обозначившимися скулами. Глаза ее то и дело наполнялись слезами радости и скорби, и слабая улыбка, полная нежной горечи, не сходила с ее губ.
Но вот веки ее отяжелели и, поцеловав его в плечо, она прошептала:
– Я люблю тебя, Джадд! – и в то же мгновение уснула.
ГЛАВА XXII
Донна редко обращалась за чем-либо к Оливеру. Она не считала его ни отзывчивым человеком, ни внимательным, любящим отцом. Но теперь она как никогда прежде нуждалась в его поддержке.
Она была уверена, что застанет его одного, поскольку Маргарет все дни напролет пропадала на бесконечных заседаниях, собраниях и дружеских встречах тех обществ и комитетов, членом которых она состояла. Донна не отрываясь смотрела в широкое окно витрины, пока не убедилась, что к величественному каменному дому, фасадом выходившему на площадь, подъехал грузовик компании "Плам Гранит". Оливер вернулся домой.
Мэтью сидел за кассой. Двух недель оказалось достаточно, чтобы неглубокая рана на бедре, нанесенная ему братом-рогоносцем, почти полностью зажила.
Но душевные раны не затягиваются так быстро, и Донна до сих пор не могла оправиться от случившегося. Остальные члены их клана вскоре после происшествия зажили своей прежней жизнью, но для Донны День Благодарения оказался своего рода поворотным рубежом. Она наконец приняла решение, которому так долго – слишком долго – противилась.
– Я пошла к отцу, – сказала она Мэтью и, не дожидаясь его ответа, направилась к выходу из магазина. После кровавого скандала в доме Фарров Мэтью не стал относиться к ней иначе, напротив, он держался даже более самоуверенно и при каждом удобном случае старался оскорбить и унизить Донну. Зато ее реакция на эти каждодневные проявления его грубой, низменной натуры в корне изменилась. Она просто перестала реагировать на его поступки, твердо решив в самое ближайшее время возбудить дело о разводе.
В тот памятный День Благодарения она с беспощадной ясностью поняла, что их неудавшийся брак полностью изжил себя.
Оливер всем комнатам своего просторного дома предпочитал библиотеку. В ней всегда было сумрачно, и к запаху книжной пыли примешивался тонкий аромат дорогой кожи, в которую были переплетены многочисленные толстенные фолианты, годами не снимаемые с полок. Образование Оливера исчерпывалось шестью классами городской школы. Он никогда ничего не читал, за исключением книг и брошюр, посвященных добыче и обработке гранита. Но мечта о специальной комнате, отведенной под библиотеку, не покидала его с юности. И вот, когда отец его умер и они с Маргарет перебрались в дом на площади, он с жаром принялся за дело. Просторную гостиную уставили высокими, от пола до потолка, книжными полками, Оливер заказал множество книг, приобрел роскошный письменный стол, дорогие стулья, уютные кресла и огромный ковер. Таким образом библиотека стала самой нарядной и богато обставленной комнатой в доме Пламов. Оливер чрезвычайно гордился ею. Все долгие годы, прошедшие со дня обустройства им библиотеки, он, сидя по вечерам в мягком кресле за письменным столом, то и дело обводил комнату удовлетворенным взором, любуясь и восхищаясь ее убранством. Библиотека стала для него одним из главных олицетворений его успеха и процветания, мечтой, воплощенной в жизнь.
Донна застала его в любимом кресле со стаканом виски в руках.
При появлении дочери Оливер не шелохнулся, и лишь его белесые брови слегка дернулись вверх.
– Почему ты не на работе? – резко спросил он. Донна подошла к столу и оперлась ладонями о его гладкую поверхность. За те две недели, что минули со Дня Благодарения, она неузнаваемо изменилась, став гораздо смелее и независимее. Изменилось и ее отношение к Оливеру. Она перестала бояться его гнева, перестала болезненно реагировать на его холодность и эгоизм. Узнав об измене Мэтью, она отрешилась от иллюзий, в плену которых находилась всю свою жизнь. Но она не могла не признать, что ей пришлось дорого заплатить за ту внутреннюю свободу, которой ей всегда так не хватало. Обретя ее, она навсегда утратила какую-то очень важную, хрупкую и драгоценную частицу своей души, и ей нечем было восполнить эту потерю.
– Я хочу подать на развод, – громко и отчетливо произнесла она. – И обращаюсь к тебе за поддержкой и одобрением, поскольку ты – глава нашей семьи.
Оливер поболтал виски в высоком стакане и равнодушно, как если бы она спросила, стоит ли ей подавать на обед свиные котлеты, ответил:
– Ничего у тебя не выйдет. – Глотнув из стакана, он столь же невозмутимо добавил: – Ты ведь давала супружеский обет. А Пламы не нарушают своих клятв.
– О да! В отличие от Фарров. Вот Мэтью так ничего не стоило нарушить супружеский долг!
Оливер отмахнулся от этих слов. В воздухе мелькнула его костлявая ладонь.
– Мужчины всегда не прочь позабавиться на стороне. Всегда так было и всегда так будет. Это ровным счетом ничего не значит.
– Для меня это значит очень многое. Скажи, ведь ты знал о его связи с Джоан?
– Глупая бабья болтовня все это! Сплетни, и больше ничего!
– Неправда! – знаками показала она, затем, спохватившись, – ведь она решила во что бы то ни стало разговаривать с Оливером вслух, – отчетливо проговорила: – Никакие это не сплетни! Монти застал их вдвоем. Не зря же он накинулся на Мэтью с ножом!
Оливер, выпятив губу, некоторое время изучал содержимое своего стакана.
– Монти ведь не разводится с Джоан! – произнес он наконец.
– Это его личное дело. Ему не пришлось терпеть того, что вынесла я!
Слова ее по непонятной ей самой причине задели Оливера за живое.
– Откуда ты знаешь, что ему довелось пережить? – возмущенно воскликнул он. – Как ты можешь судить о его чувствах? Чужая душа – потемки! Вот так-то, миссис! И не говорите о том, чего не знаете!
– Я знаю гораздо больше, чем вы думаете! – ответила Донна, чувствуя, как в душе ее поднимается холодная ярость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Движения его были исполнены неистовой, нетерпеливой страсти, но вместе с тем так бережны и осторожны, что он, не причинил ей ни боли, ни даже малейшего неудобства.
Уже под утро, вконец изможденный, он уснул тяжелым сном, держа Челси в объятиях. Ей казалось, что она способна часами лежать подле него, не шевелясь, и любоваться им. Все эти месяцы вынужденной разлуки ей так недоставало его близости, тепла его сильного, мускулистого тела. Эту потерю ей не могли возместить одеяла и пледы, в которые она куталась, работа, которая поглощала почти все ее время, и даже ожидание ребенка, день ото дня становившееся все нетерпеливее. Она не могла отвести взгляда от его бледного лица с заострившимся носом и резко обозначившимися скулами. Глаза ее то и дело наполнялись слезами радости и скорби, и слабая улыбка, полная нежной горечи, не сходила с ее губ.
Но вот веки ее отяжелели и, поцеловав его в плечо, она прошептала:
– Я люблю тебя, Джадд! – и в то же мгновение уснула.
ГЛАВА XXII
Донна редко обращалась за чем-либо к Оливеру. Она не считала его ни отзывчивым человеком, ни внимательным, любящим отцом. Но теперь она как никогда прежде нуждалась в его поддержке.
Она была уверена, что застанет его одного, поскольку Маргарет все дни напролет пропадала на бесконечных заседаниях, собраниях и дружеских встречах тех обществ и комитетов, членом которых она состояла. Донна не отрываясь смотрела в широкое окно витрины, пока не убедилась, что к величественному каменному дому, фасадом выходившему на площадь, подъехал грузовик компании "Плам Гранит". Оливер вернулся домой.
Мэтью сидел за кассой. Двух недель оказалось достаточно, чтобы неглубокая рана на бедре, нанесенная ему братом-рогоносцем, почти полностью зажила.
Но душевные раны не затягиваются так быстро, и Донна до сих пор не могла оправиться от случившегося. Остальные члены их клана вскоре после происшествия зажили своей прежней жизнью, но для Донны День Благодарения оказался своего рода поворотным рубежом. Она наконец приняла решение, которому так долго – слишком долго – противилась.
– Я пошла к отцу, – сказала она Мэтью и, не дожидаясь его ответа, направилась к выходу из магазина. После кровавого скандала в доме Фарров Мэтью не стал относиться к ней иначе, напротив, он держался даже более самоуверенно и при каждом удобном случае старался оскорбить и унизить Донну. Зато ее реакция на эти каждодневные проявления его грубой, низменной натуры в корне изменилась. Она просто перестала реагировать на его поступки, твердо решив в самое ближайшее время возбудить дело о разводе.
В тот памятный День Благодарения она с беспощадной ясностью поняла, что их неудавшийся брак полностью изжил себя.
Оливер всем комнатам своего просторного дома предпочитал библиотеку. В ней всегда было сумрачно, и к запаху книжной пыли примешивался тонкий аромат дорогой кожи, в которую были переплетены многочисленные толстенные фолианты, годами не снимаемые с полок. Образование Оливера исчерпывалось шестью классами городской школы. Он никогда ничего не читал, за исключением книг и брошюр, посвященных добыче и обработке гранита. Но мечта о специальной комнате, отведенной под библиотеку, не покидала его с юности. И вот, когда отец его умер и они с Маргарет перебрались в дом на площади, он с жаром принялся за дело. Просторную гостиную уставили высокими, от пола до потолка, книжными полками, Оливер заказал множество книг, приобрел роскошный письменный стол, дорогие стулья, уютные кресла и огромный ковер. Таким образом библиотека стала самой нарядной и богато обставленной комнатой в доме Пламов. Оливер чрезвычайно гордился ею. Все долгие годы, прошедшие со дня обустройства им библиотеки, он, сидя по вечерам в мягком кресле за письменным столом, то и дело обводил комнату удовлетворенным взором, любуясь и восхищаясь ее убранством. Библиотека стала для него одним из главных олицетворений его успеха и процветания, мечтой, воплощенной в жизнь.
Донна застала его в любимом кресле со стаканом виски в руках.
При появлении дочери Оливер не шелохнулся, и лишь его белесые брови слегка дернулись вверх.
– Почему ты не на работе? – резко спросил он. Донна подошла к столу и оперлась ладонями о его гладкую поверхность. За те две недели, что минули со Дня Благодарения, она неузнаваемо изменилась, став гораздо смелее и независимее. Изменилось и ее отношение к Оливеру. Она перестала бояться его гнева, перестала болезненно реагировать на его холодность и эгоизм. Узнав об измене Мэтью, она отрешилась от иллюзий, в плену которых находилась всю свою жизнь. Но она не могла не признать, что ей пришлось дорого заплатить за ту внутреннюю свободу, которой ей всегда так не хватало. Обретя ее, она навсегда утратила какую-то очень важную, хрупкую и драгоценную частицу своей души, и ей нечем было восполнить эту потерю.
– Я хочу подать на развод, – громко и отчетливо произнесла она. – И обращаюсь к тебе за поддержкой и одобрением, поскольку ты – глава нашей семьи.
Оливер поболтал виски в высоком стакане и равнодушно, как если бы она спросила, стоит ли ей подавать на обед свиные котлеты, ответил:
– Ничего у тебя не выйдет. – Глотнув из стакана, он столь же невозмутимо добавил: – Ты ведь давала супружеский обет. А Пламы не нарушают своих клятв.
– О да! В отличие от Фарров. Вот Мэтью так ничего не стоило нарушить супружеский долг!
Оливер отмахнулся от этих слов. В воздухе мелькнула его костлявая ладонь.
– Мужчины всегда не прочь позабавиться на стороне. Всегда так было и всегда так будет. Это ровным счетом ничего не значит.
– Для меня это значит очень многое. Скажи, ведь ты знал о его связи с Джоан?
– Глупая бабья болтовня все это! Сплетни, и больше ничего!
– Неправда! – знаками показала она, затем, спохватившись, – ведь она решила во что бы то ни стало разговаривать с Оливером вслух, – отчетливо проговорила: – Никакие это не сплетни! Монти застал их вдвоем. Не зря же он накинулся на Мэтью с ножом!
Оливер, выпятив губу, некоторое время изучал содержимое своего стакана.
– Монти ведь не разводится с Джоан! – произнес он наконец.
– Это его личное дело. Ему не пришлось терпеть того, что вынесла я!
Слова ее по непонятной ей самой причине задели Оливера за живое.
– Откуда ты знаешь, что ему довелось пережить? – возмущенно воскликнул он. – Как ты можешь судить о его чувствах? Чужая душа – потемки! Вот так-то, миссис! И не говорите о том, чего не знаете!
– Я знаю гораздо больше, чем вы думаете! – ответила Донна, чувствуя, как в душе ее поднимается холодная ярость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145