Потом он уехал в другой город и поступил в колледж, по окончании которого остался там работать. Вернулся Джадд мрачным и совсем чужим. Он мог быть лучшим мастером у Оливера, но Нолан был прав: в отличие от своей собаки Джадд не был общительным.
Нолан легонько прикоснулся к щеке Донны:
– Мне пора уходить. Зайду попозже.
Он нежно прикоснулся пальцем к ее губам, и на секунду она затаила дыхание. Затем он пожал ей на прощание руку и направился вдоль стеллажей к выходу. Она почувствовала, как хлопнула входная дверь, и хотя не могла услышать шум его машины, живо представила всю картину. Вот он выходит из магазина, открывает дверцу, садится, захлопнув ее за собой, дает полный газ и скрывается в одной из боковых улиц. Донне всегда становилось грустно в такую минуту.
Она утешала себя мыслью о его возвращении. Нолан заезжал к ней, как только ему выдавалась такая возможность. Правда, он редко заставал ее одну в магазине, но когда это происходило, Донне было особенно приятно видеть его. Ей нравилось быть рядом с ним. Когда она касалась его плеча, то чувствовала себя защищенной, как бы нелепо это ни звучало. Ведь Норвич Нотч был самым уютным и спокойным местом на свете. Город заботился о своих жителях, и в первую очередь о таких, как Донна. Если кто-нибудь и был в безопасности, так это она.
В безопасности. Да, в полной безопасности.
Она вздохнула и отвернулась от витрины.
На окне второго этажа здания, в котором располагался городской суд, полукругом была выведена надпись: "Парикмахерская Зи". Из него двое представительного вида мужчин обозревали центральный городской сквер. Оба седые, в застегнутых наглухо рубашках с короткими рукавами, в темных брюках на подтяжках, обутые в полуботинки, они хранили на лицах стоическое выражение.
Со стороны могло показаться, что их отрешенность объясняется умиротворяющим видом, открывающимся из окна. Джадд Стриттер не был сторонним наблюдателем. Он знал больше. Эти люди были обеспокоены поворотом событий в жизни Норвич Нотча. Об этом говорили их размеренные движения, сжатые губы и неестественно спокойные интонации голосов. Они были раздражены, и не на шутку. Оливер Плам, даже не посоветовавшись с ними, продал половину компании, что само по себе было неслыханным событием. То, что Оливер являлся хозяином "Плам Гранит", не имело никакого значения. Жизнь города была неразрывно связана с судьбой компании. Такие решения должны были приниматься отцами города совместно, так было заведено со дня его основания. Фарр не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Пламом, Плам не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Фарром и т. д. Так было всегда.
– Странная особа, – произнес Эмери Фарр.
В старомодном пенсне, с белыми, как снег, волосами и румянцем на щеках, он напоминал доброго Санта-Клауса. Но сейчас он выглядел очень злым.
Джордж Джемиссон, чей ежик жестких седых волос отливал платиной, казался еще злее.
– У нее на лбу написано, что она из сити.
– Лучше бы она там и оставалась.
– Тогда она не смогла бы развлекаться у нас. Она для этого и приехала. Ты посмотри на ее автомобиль. Должно быть, чувствует себя очень важной.
Джадд подумал, что же это за автомобиль, когда Эмери сказал:
– Интересно, что она будет делать с ним зимой. Она же перевернется здесь на первом повороте.
– Хорошо бы, – заметил Джордж.
– Погоди радоваться. Вот увидишь, она потребует, чтобы мы сыпали больше песка на улицах.
– Пусть требует что угодно. Нам совсем не обязательно ее слушать.
– Ради бога, Джордж, нельзя же ее игнорировать. Не забывай – она владеет половиной компании.
– А кто в этом виноват?
Оба джентльмена одновременно обернулись и посмотрели на сидящего в кресле Оливера, лицо которого было наполовину покрыто пеной для бритья. Визит в парикмахерскую был частью ежедневного ритуала для отцов города. Каждое утро в девять они встречались здесь, чтобы почитать газеты, выпить чашечку кофе, обсудить события городской жизни, поочередно усаживаясь в старенькое кожаное кресло парикмахера. Все это время на окне висела табличка с надписью: «Открыто», но никто в городе не отважился бы заглянуть в парикмахерскую раньше одиннадцати часов.
Джадд, который зашел сюда по просьбе Оливера, тоже был исключением, но думал сейчас не об этом. Почтенная троица забавляла его своей перебранкой, и, кроме того, Оливер мог назначить ему встречу и в гораздо менее приятном месте. Запах крема для бритья, смешанный с ароматом кофе, горячие лучи солнца, жужжащий вентилятор в форточке возвращали его во времена почти забытого детства. Джадд вспоминал, как он держался за сильную руку отца, поднимаясь по высоким ступеням лестницы, как отец подсаживал его в огромное кресло и подмигивал ему в зеркале. Теперь кресло уже не казалось ему таким большим, а ступени высокими, и он давно уже перестал держаться за руку отца, но вспоминать об этом было приятно.
Настоящее имя Зи было Антонио Поззи. Отец Оливера выговаривал его итальянскую фамилию на английский манер, и прозвище закрепилось за ним с тех далеких времен, а стриг Антонио уже сорок пять лет. Тот факт, что за все эти годы Зи так и не выучился правильному английскому, нисколько не волновал ни Оливера, ни Джорджа, ни Эмери. Никто из них и не хотел, чтобы Зи разговаривал. Он просто аккуратно выполнял свою работу, почти не отличаясь от настенных часов, с точностью отбивающих каждые полчаса.
– Дрянная экономика, – наконец ответил Оливер, почти не раскрывая рта, в то время как Зи скоблил его левую щеку.
– "Дрянная экономика", – передразнил его Джордж. – Затем добавил резким тоном: – Никакая экономика нас не возьмет. Норвич Нотч тверд, как скала, всегда был и будет таким. Тебе нужно было подождать, Олли. Посоветоваться с нами, подумать прежде, чем откалывать такие штучки. – Джордж отвернулся и, сузив глаза, посмотрел на сквер. – А ты бросился сломя голову за первым попавшимся долларом, и теперь мы должны смотреть в рот этой размалеванной девице. Мы бы сами могли поправить дела в компании, не так ли, Джадд?
Джадд прислонился к стене:
– Ребята слушаются меня, я всегда могу договориться с ними.
– Ты бы сначала лучше взглянул на нее, – посоветовал Эмери.
Джадд уже успел посмотреть на нее. В тот самый день, когда она впервые приехала в Нотч, он мог не торопясь рассмотреть ее. С тех пор она не выходила у него из головы.
– Ну и платье, – поморщился Джордж. – У нас никто не носит ничего подобного. И что она себе воображает?
Эмери чихнул.
– Не знает еще, что здесь можно, а чего нельзя. Что хорошо для сити, плохо для нас. Ты, Джадд, жил в сити, мог бы объяснить ей разницу. Еще лучше, если это сделает Олли, ведь он сам ее сюда притащил.
– На кой черт мне нужно учить ее чему-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Нолан легонько прикоснулся к щеке Донны:
– Мне пора уходить. Зайду попозже.
Он нежно прикоснулся пальцем к ее губам, и на секунду она затаила дыхание. Затем он пожал ей на прощание руку и направился вдоль стеллажей к выходу. Она почувствовала, как хлопнула входная дверь, и хотя не могла услышать шум его машины, живо представила всю картину. Вот он выходит из магазина, открывает дверцу, садится, захлопнув ее за собой, дает полный газ и скрывается в одной из боковых улиц. Донне всегда становилось грустно в такую минуту.
Она утешала себя мыслью о его возвращении. Нолан заезжал к ней, как только ему выдавалась такая возможность. Правда, он редко заставал ее одну в магазине, но когда это происходило, Донне было особенно приятно видеть его. Ей нравилось быть рядом с ним. Когда она касалась его плеча, то чувствовала себя защищенной, как бы нелепо это ни звучало. Ведь Норвич Нотч был самым уютным и спокойным местом на свете. Город заботился о своих жителях, и в первую очередь о таких, как Донна. Если кто-нибудь и был в безопасности, так это она.
В безопасности. Да, в полной безопасности.
Она вздохнула и отвернулась от витрины.
На окне второго этажа здания, в котором располагался городской суд, полукругом была выведена надпись: "Парикмахерская Зи". Из него двое представительного вида мужчин обозревали центральный городской сквер. Оба седые, в застегнутых наглухо рубашках с короткими рукавами, в темных брюках на подтяжках, обутые в полуботинки, они хранили на лицах стоическое выражение.
Со стороны могло показаться, что их отрешенность объясняется умиротворяющим видом, открывающимся из окна. Джадд Стриттер не был сторонним наблюдателем. Он знал больше. Эти люди были обеспокоены поворотом событий в жизни Норвич Нотча. Об этом говорили их размеренные движения, сжатые губы и неестественно спокойные интонации голосов. Они были раздражены, и не на шутку. Оливер Плам, даже не посоветовавшись с ними, продал половину компании, что само по себе было неслыханным событием. То, что Оливер являлся хозяином "Плам Гранит", не имело никакого значения. Жизнь города была неразрывно связана с судьбой компании. Такие решения должны были приниматься отцами города совместно, так было заведено со дня его основания. Фарр не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Пламом, Плам не мог ничего решать, не посоветовавшись с Джемиссоном и Фарром и т. д. Так было всегда.
– Странная особа, – произнес Эмери Фарр.
В старомодном пенсне, с белыми, как снег, волосами и румянцем на щеках, он напоминал доброго Санта-Клауса. Но сейчас он выглядел очень злым.
Джордж Джемиссон, чей ежик жестких седых волос отливал платиной, казался еще злее.
– У нее на лбу написано, что она из сити.
– Лучше бы она там и оставалась.
– Тогда она не смогла бы развлекаться у нас. Она для этого и приехала. Ты посмотри на ее автомобиль. Должно быть, чувствует себя очень важной.
Джадд подумал, что же это за автомобиль, когда Эмери сказал:
– Интересно, что она будет делать с ним зимой. Она же перевернется здесь на первом повороте.
– Хорошо бы, – заметил Джордж.
– Погоди радоваться. Вот увидишь, она потребует, чтобы мы сыпали больше песка на улицах.
– Пусть требует что угодно. Нам совсем не обязательно ее слушать.
– Ради бога, Джордж, нельзя же ее игнорировать. Не забывай – она владеет половиной компании.
– А кто в этом виноват?
Оба джентльмена одновременно обернулись и посмотрели на сидящего в кресле Оливера, лицо которого было наполовину покрыто пеной для бритья. Визит в парикмахерскую был частью ежедневного ритуала для отцов города. Каждое утро в девять они встречались здесь, чтобы почитать газеты, выпить чашечку кофе, обсудить события городской жизни, поочередно усаживаясь в старенькое кожаное кресло парикмахера. Все это время на окне висела табличка с надписью: «Открыто», но никто в городе не отважился бы заглянуть в парикмахерскую раньше одиннадцати часов.
Джадд, который зашел сюда по просьбе Оливера, тоже был исключением, но думал сейчас не об этом. Почтенная троица забавляла его своей перебранкой, и, кроме того, Оливер мог назначить ему встречу и в гораздо менее приятном месте. Запах крема для бритья, смешанный с ароматом кофе, горячие лучи солнца, жужжащий вентилятор в форточке возвращали его во времена почти забытого детства. Джадд вспоминал, как он держался за сильную руку отца, поднимаясь по высоким ступеням лестницы, как отец подсаживал его в огромное кресло и подмигивал ему в зеркале. Теперь кресло уже не казалось ему таким большим, а ступени высокими, и он давно уже перестал держаться за руку отца, но вспоминать об этом было приятно.
Настоящее имя Зи было Антонио Поззи. Отец Оливера выговаривал его итальянскую фамилию на английский манер, и прозвище закрепилось за ним с тех далеких времен, а стриг Антонио уже сорок пять лет. Тот факт, что за все эти годы Зи так и не выучился правильному английскому, нисколько не волновал ни Оливера, ни Джорджа, ни Эмери. Никто из них и не хотел, чтобы Зи разговаривал. Он просто аккуратно выполнял свою работу, почти не отличаясь от настенных часов, с точностью отбивающих каждые полчаса.
– Дрянная экономика, – наконец ответил Оливер, почти не раскрывая рта, в то время как Зи скоблил его левую щеку.
– "Дрянная экономика", – передразнил его Джордж. – Затем добавил резким тоном: – Никакая экономика нас не возьмет. Норвич Нотч тверд, как скала, всегда был и будет таким. Тебе нужно было подождать, Олли. Посоветоваться с нами, подумать прежде, чем откалывать такие штучки. – Джордж отвернулся и, сузив глаза, посмотрел на сквер. – А ты бросился сломя голову за первым попавшимся долларом, и теперь мы должны смотреть в рот этой размалеванной девице. Мы бы сами могли поправить дела в компании, не так ли, Джадд?
Джадд прислонился к стене:
– Ребята слушаются меня, я всегда могу договориться с ними.
– Ты бы сначала лучше взглянул на нее, – посоветовал Эмери.
Джадд уже успел посмотреть на нее. В тот самый день, когда она впервые приехала в Нотч, он мог не торопясь рассмотреть ее. С тех пор она не выходила у него из головы.
– Ну и платье, – поморщился Джордж. – У нас никто не носит ничего подобного. И что она себе воображает?
Эмери чихнул.
– Не знает еще, что здесь можно, а чего нельзя. Что хорошо для сити, плохо для нас. Ты, Джадд, жил в сити, мог бы объяснить ей разницу. Еще лучше, если это сделает Олли, ведь он сам ее сюда притащил.
– На кой черт мне нужно учить ее чему-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145