А вместо этого передо мной предстала юная красавица, отвечающая людям той же признательностью, какую они дарили ей. Люди чувствуют, когда ты искренне их любишь, и тогда так же относятся к тебе. И если это правда, твоя задача станет гораздо проще. Очень трудно быть верховной королевой женщине застенчивой и скрытной, – добавила она очень тихо.
Королева-мать поставила чашку и безмятежно скрестила руки на коленях, будто забыв о моем присутствии. Но когда она наконец посмотрела на меня, улыбка была ослепительной и лукавой.
– Мне бы хотелось, дорогая, чтобы твоим свадебным даром было умение ценить то, что дано тебе судьбой. Это лучше, чем сильная страсть, или чрезмерное честолюбие, или всепоглощающая преданность другому человеку. Тогда, похоже, народу повезет с королевой, а ты самой природой рождена, чтобы радоваться своей судьбе. А Артуру… не знаю, понимает он это или нет… ему необыкновенно повезло.
Она ласково засмеялась, словно забавляясь слепотой мужчин, и я поймала себя на том, что смеюсь вместе с ней.
Затем Игрейна сказала, что пришел ее черед слушать, и стала расспрашивать меня обо всех событиях моей жизни, и прошлой, и настоящей. Я рассказала ей о матери и Регеде, о Кети и Нонни, о Быстроногой и Эйлбе, и, конечно, о Винни, Бригит и моем отце. Мы проговорили до вечера, и она потребовала передать моим домашним, что я остаюсь у нее обедать.
Для женщины, отрекшейся от мира и заточившей себя в монастыре, она обладала удивительным умением быстро распознавать характер человека, и ее оценки были проницательными и трезвыми.
– Тебе очень повезло, дитя, – сказала она, когда я рассказала о сватовстве короля Марка. – Я знала Марка много лет и не пожелала бы ни одной женщине оказаться в его постели. Он хвастун и трус, не любимый своим народом и сам не любящий его. До сих пор ни одна женщина не удовлетворяла его запросам, и я сомневаюсь, что когда-нибудь такая найдется. Хотя, – добавила она с лукавой улыбкой, – если бы я оставалась язычницей, то была бы склонна думать, что богиня запутает Марка в сети его собственных требований и превратит на старости лет в игрушку для какой-нибудь стройной девчонки. Такое бывало и раньше, богине это известно.
Я не рассказала ей только о Кевине и о своей встрече с Владычицей. Мне было любопытно поговорить и о Моргане, и о Моргаузе, но я не решалась. С этой ясноглазой женщиной было очень приятно и интересно беседовать, и я не хотела вносить напряженность в наши отношения. Поэтому Игрейна застала меня врасплох, сама заговорив о дочерях.
– Тебя уже познакомили с моей дочерью Морганой? – неожиданно спросила она. Я покачала головой. – Ну, не важно, вскоре это случится. С Морганой довольно… трудно общаться… ее нелегко понять. Не то чтобы она была намеренно жестокой или сеяла раздоры, подобно Моргаузе… нет, я не думаю, что Моргану можно назвать человеком, сознательно склонным к обману. Моргана попадает в неприятное положение из-за того, как она выражает свои убеждения. Она глубоко религиозная, истовая язычница, не имеющая ни времени, ни терпения для тех, кто не разделяет ее верований, которые, по ее мнению, неопровержимы. Возможно, она и не считает людей порочными… просто слепыми или упрямыми для того, чтобы раскрыть сердца старым богам и принять их милость. Я уверена, что она не понимает, как отпугивает от себя людей. – Игрейна вздохнула. – Ну, ладно, это становится похожим на желание заставить других следовать близкой мне вере. То, что начинается с духовного рвения, слишком часто превращается в самонадеянность и фанатизм.
Меня восхитила четкость, с которой Игрейна определила характер своей дочери, и я поблагодарила королеву-мать за то, что она поделилась со мной сокровенными мыслями.
– Возможно, тебе станет немного проще, если ты будешь предупреждена заранее, – ответила она.
Мне хотелось узнать и о Моргаузе, но уже опускались мягкие весенние сумерки, и пора было уходить.
– Моя дорогая, – сказала Игрейна, держа меня за руки и ласково улыбаясь. – Уже много лет я с таким удовольствием не болтала с молодой женщиной. Утер отослал моих дочерей, когда они были маленькими, поэтому мне не удалось порадоваться их взрослению от девичества до того, как они стали королевами. Я счастлива, что у нас состоялось такое милое знакомство, и надеюсь, что тебе тоже было приятно.
– О да, – сказала я. – Буду с нетерпением ждать следующей встречи.
По настоянию Игрейны Ульфин подал мне длинную накидку, потому что для такого позднего времени я оказалась слишком легко одетой. Это был красивый плащ, щедро подбитый мехом.
– Смотри, чтобы она не простудилась, – предостерегла она Ульфина, когда тот накинул плащ мне на плечи. Я было запротестовала, но она тихонько рассмеялась. – Наша южная погода очень переменчива, дитя, и будет плохо, если на свою свадьбу ты попадешь с насморком.
Итак, я тепло поблагодарила ее и по дороге домой заметила, что она оказалась гораздо дружелюбнее, чем я ожидала. Ульфин довольно усмехнулся:
– Обычно Игрейна ведет себя иначе. Она, кажется, действительно полюбила тебя, и многие сказали бы, что ты получила от нее наилучшую похвалу.
Мы миновали таверну, из которой высыпали на площадь гуляки, хвастаясь, ругаясь и поднимая кубки в бесконечных тостах за своего короля. На мой взгляд, они не слишком отличались от северян – кельт тоже всегда найдет повод лишний разок зачерпнуть из бочки. Я подумала о том, что Артур был бы доволен исходом моего посещения королевы-матери, как осталась довольна я.
37
ПАЛОМИД
– Как приятно, что сегодня не надо раскачиваться в паланкине, – с улыбкой сказала Бригит за завтраком на следующее утро. – Не верится, что бывает так хорошо проснуться и знать, что никуда не надо ехать!
Мы с Винни охотно с ней согласились, и все пришли к выводу, что поздний утренний сон является честно заработанной роскошью.
– Кроме того, – вздохнула матрона, рассматривая оставшиеся кучи вещей, – будет справедливо дать нам отдохнуть, пока есть возможность. Понадобится много дней, чтобы все это разобрать.
– Ровно столько, чтобы к воскресенью разыскать мое платье, – поддразнила ее я, лениво потягиваясь и трогая пальцами ног стебли камыша под столом. Если вспомнить время и труды, потраченные на шитье свадебного платья, можно было не сомневаться в том, что Лавиния точно знает, где оно.
Еще тогда, когда о браке только договорились, Винни требовала, чтобы на церемонии бракосочетания я появилась в белом платье. Это платье когда-то было свадебным нарядом ее матери, и за многие годы ткань приобрела нежный оттенок слоновой кости, но сохранила блеск шелка. Оно оказалось мне слишком коротко, и бесчисленные сборки его допотопного фасона повисли на моей долговязой фигуре, как складки шатра, но Винни с Бригит полностью распороли его и сотворили совершенно новый наряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Королева-мать поставила чашку и безмятежно скрестила руки на коленях, будто забыв о моем присутствии. Но когда она наконец посмотрела на меня, улыбка была ослепительной и лукавой.
– Мне бы хотелось, дорогая, чтобы твоим свадебным даром было умение ценить то, что дано тебе судьбой. Это лучше, чем сильная страсть, или чрезмерное честолюбие, или всепоглощающая преданность другому человеку. Тогда, похоже, народу повезет с королевой, а ты самой природой рождена, чтобы радоваться своей судьбе. А Артуру… не знаю, понимает он это или нет… ему необыкновенно повезло.
Она ласково засмеялась, словно забавляясь слепотой мужчин, и я поймала себя на том, что смеюсь вместе с ней.
Затем Игрейна сказала, что пришел ее черед слушать, и стала расспрашивать меня обо всех событиях моей жизни, и прошлой, и настоящей. Я рассказала ей о матери и Регеде, о Кети и Нонни, о Быстроногой и Эйлбе, и, конечно, о Винни, Бригит и моем отце. Мы проговорили до вечера, и она потребовала передать моим домашним, что я остаюсь у нее обедать.
Для женщины, отрекшейся от мира и заточившей себя в монастыре, она обладала удивительным умением быстро распознавать характер человека, и ее оценки были проницательными и трезвыми.
– Тебе очень повезло, дитя, – сказала она, когда я рассказала о сватовстве короля Марка. – Я знала Марка много лет и не пожелала бы ни одной женщине оказаться в его постели. Он хвастун и трус, не любимый своим народом и сам не любящий его. До сих пор ни одна женщина не удовлетворяла его запросам, и я сомневаюсь, что когда-нибудь такая найдется. Хотя, – добавила она с лукавой улыбкой, – если бы я оставалась язычницей, то была бы склонна думать, что богиня запутает Марка в сети его собственных требований и превратит на старости лет в игрушку для какой-нибудь стройной девчонки. Такое бывало и раньше, богине это известно.
Я не рассказала ей только о Кевине и о своей встрече с Владычицей. Мне было любопытно поговорить и о Моргане, и о Моргаузе, но я не решалась. С этой ясноглазой женщиной было очень приятно и интересно беседовать, и я не хотела вносить напряженность в наши отношения. Поэтому Игрейна застала меня врасплох, сама заговорив о дочерях.
– Тебя уже познакомили с моей дочерью Морганой? – неожиданно спросила она. Я покачала головой. – Ну, не важно, вскоре это случится. С Морганой довольно… трудно общаться… ее нелегко понять. Не то чтобы она была намеренно жестокой или сеяла раздоры, подобно Моргаузе… нет, я не думаю, что Моргану можно назвать человеком, сознательно склонным к обману. Моргана попадает в неприятное положение из-за того, как она выражает свои убеждения. Она глубоко религиозная, истовая язычница, не имеющая ни времени, ни терпения для тех, кто не разделяет ее верований, которые, по ее мнению, неопровержимы. Возможно, она и не считает людей порочными… просто слепыми или упрямыми для того, чтобы раскрыть сердца старым богам и принять их милость. Я уверена, что она не понимает, как отпугивает от себя людей. – Игрейна вздохнула. – Ну, ладно, это становится похожим на желание заставить других следовать близкой мне вере. То, что начинается с духовного рвения, слишком часто превращается в самонадеянность и фанатизм.
Меня восхитила четкость, с которой Игрейна определила характер своей дочери, и я поблагодарила королеву-мать за то, что она поделилась со мной сокровенными мыслями.
– Возможно, тебе станет немного проще, если ты будешь предупреждена заранее, – ответила она.
Мне хотелось узнать и о Моргаузе, но уже опускались мягкие весенние сумерки, и пора было уходить.
– Моя дорогая, – сказала Игрейна, держа меня за руки и ласково улыбаясь. – Уже много лет я с таким удовольствием не болтала с молодой женщиной. Утер отослал моих дочерей, когда они были маленькими, поэтому мне не удалось порадоваться их взрослению от девичества до того, как они стали королевами. Я счастлива, что у нас состоялось такое милое знакомство, и надеюсь, что тебе тоже было приятно.
– О да, – сказала я. – Буду с нетерпением ждать следующей встречи.
По настоянию Игрейны Ульфин подал мне длинную накидку, потому что для такого позднего времени я оказалась слишком легко одетой. Это был красивый плащ, щедро подбитый мехом.
– Смотри, чтобы она не простудилась, – предостерегла она Ульфина, когда тот накинул плащ мне на плечи. Я было запротестовала, но она тихонько рассмеялась. – Наша южная погода очень переменчива, дитя, и будет плохо, если на свою свадьбу ты попадешь с насморком.
Итак, я тепло поблагодарила ее и по дороге домой заметила, что она оказалась гораздо дружелюбнее, чем я ожидала. Ульфин довольно усмехнулся:
– Обычно Игрейна ведет себя иначе. Она, кажется, действительно полюбила тебя, и многие сказали бы, что ты получила от нее наилучшую похвалу.
Мы миновали таверну, из которой высыпали на площадь гуляки, хвастаясь, ругаясь и поднимая кубки в бесконечных тостах за своего короля. На мой взгляд, они не слишком отличались от северян – кельт тоже всегда найдет повод лишний разок зачерпнуть из бочки. Я подумала о том, что Артур был бы доволен исходом моего посещения королевы-матери, как осталась довольна я.
37
ПАЛОМИД
– Как приятно, что сегодня не надо раскачиваться в паланкине, – с улыбкой сказала Бригит за завтраком на следующее утро. – Не верится, что бывает так хорошо проснуться и знать, что никуда не надо ехать!
Мы с Винни охотно с ней согласились, и все пришли к выводу, что поздний утренний сон является честно заработанной роскошью.
– Кроме того, – вздохнула матрона, рассматривая оставшиеся кучи вещей, – будет справедливо дать нам отдохнуть, пока есть возможность. Понадобится много дней, чтобы все это разобрать.
– Ровно столько, чтобы к воскресенью разыскать мое платье, – поддразнила ее я, лениво потягиваясь и трогая пальцами ног стебли камыша под столом. Если вспомнить время и труды, потраченные на шитье свадебного платья, можно было не сомневаться в том, что Лавиния точно знает, где оно.
Еще тогда, когда о браке только договорились, Винни требовала, чтобы на церемонии бракосочетания я появилась в белом платье. Это платье когда-то было свадебным нарядом ее матери, и за многие годы ткань приобрела нежный оттенок слоновой кости, но сохранила блеск шелка. Оно оказалось мне слишком коротко, и бесчисленные сборки его допотопного фасона повисли на моей долговязой фигуре, как складки шатра, но Винни с Бригит полностью распороли его и сотворили совершенно новый наряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130