Я
знал, что между мною и пирамидой много стоячих камней и что туда не менее
тысячи футов. Но я не только видел Пирамиду так, будто стою в нескольких
футах от нее. Я видел и внутри нее.
Странно также, что хотя на скале ветер ревел и сбивал нас с ног, у
пирамиды огни горели ровно; они начинали колебаться, только когда их
подкармливали, сбрызгивали из черных кувшинов.. и хоть ветер, казалось,
дул со стороны моря, дым от костров уходил навстречу ему.
И странно, как тихо среди монолитов, а рев ветра и гром волн
становятся все громче... молнии вспыхивают все ярче, но пламя костров от
этого не меркнет, и рев волн не вторгается в тишину равнины...
Те, кто подкармливал огни, были не в белом, а в красном. И де
Керадель тоже в красной одежде, а не в белой, как во время прошлого
жертвоприношения.
На нем черный пояс, но движущиеся символы на нем блестят не серебром,
но красным...
Всего десять костров окружают три алтаря перед входом в Пирамиду.
Каждый чуть выше человеческого роста, и все горят коническим, неподвижным
пламенем. Из вершины каждого костра поднимается столб дыма. Толщиной в
руку человека, эти столбы поднимаются прямо на двойную высоту костра и
затем изгибаются, устремляясь к порогу Пирамиды. Как десять черных
артерий, отходящих от десяти сердец, и они перевиты алыми нитями, словно
кровавыми сосудами.
Почерневший камень с углублением закрыт большим костром, горящим не
только красным, но и черным. И пламя это, в отличие от остальных, не
неподвижно. Оно медленно и ритмично пульсирует, как будто и на самом деле
это сердцем. Между ним и большой гранитной плитой, на которую укладывали
жертвы, стоит де Керадель.
Что-то лежало на поверхности камня жертвоприношений, накрывая его.
Вначале мне показалось, что там лежит человек, гигант. Потом я увидел, что
это огромный сосуд, странной формы. Чан.
Я не видел, что в нем. Он был наполовину заполнен свернувшейся
красновато-черной жидкостью, на поверхности которой плясали крошечные
огоньки. Не бледные и мертвенные, как огни святого Эльма, а алые и полные
злой жизнью. Именно из этого чана наполняли свои кувшины люди,
подкармливавшие огни. И отсюда брал де Керадель то, чем обрызгивал
пульсирующее пламя... и его руки были красны от этого.
На пороге Пирамиды стоял другой сосуд, большая чаша, похожая на
крещенскую купель. Она была полна, и по ее поверхности пробегали алые
огоньки. Дым от меньших огней, десять алых артерий, сливался с более
толстым столбом, поднимавшимся от пульсирующего огня, и все они,
смешавшись, устремлялись в Пирамиду...
Тишину на равнине нарушил шепот, слабый вопль, и от основания
монолитов начали подниматься тени. Они вставали на колени... их вырывало
из земли, со стонами, с воплями втягивало в пирамиду... они пытались
сбежать, но их несло к Пирамиде, било о нее.
А в Пирамиде был Собиратель... Чернота.
Я с самого начала знал, что Он здесь. Он больше не был бесформенным,
туманным - часть чего-то неизмеримо большего, живущего в космосе и вне
космоса. Собиратель высвобождался... принимал форму. Маленькие алые
огоньки пробегали в нем, как частицы злой крови. Он конденсировался,
становился материальным.
Купель перед Пирамидой опустела. Де Керадель вновь наполнил ее из
чана... и снова... и снова. Собиратель пил из купели и питался тенями и
дымом костров, которых подкармливали кровью. И становился все более
четким.
Я отступил, закрывая глаза.
Рикори спросил:
- Что вы увидели? Я вижу там, далеко, только людей в красном, они
поддерживают костры... и еще один стоит перед каменным сооружением... а вы
что видите, Карнак?
Я прошептал:
- Я вижу вход в ад.
Я заставил себя еще раз взглянуть на то, что рождалось в каменном
чреве Пирамиды... и стоял, не в силах отвести взгляд... услышал
собственный голос, кричащий:
- Дахут!.. Дахут!.. пока еще не поздно!
И как бы в ответ море стихло. На хребте слева от нас появился яркий
зеленый свет... далеко ли до него, я не мог сказать с тем колдовским
зрением, которое дала мне Дахут. Свет стал овальным изумрудом.
Он стал... Дахут!
Дахут... одетая в бледно-зеленые морские огни, глаза ее как
фиолетовые морские бассейны, широкие, такие широкие, что их окаймляет
белое; ее стройные черные брови - как брус над ними; лицо белое, как пена,
жестокое и насмешливое; волосы как серебряная морская пена. Она казалась
так же близко от меня, как и де Керадель. Как будто она стоит прямо над
Пирамидой... может дотянуться до нее и коснуться де Кераделя. Для меня
этой ночью, как и в теневой земле, не существовало расстояний.
Я схватил Рикори за руку, показал и прошептал:
- Дахут!
Он ответил:
- Я вижу там далеко какую-то светящуюся фигуру. Мне показалось, что
это женщина. Когда вы меня держите за руку, я вижу ее яснее. Что вы
видите, Карнак?
- Я вижу Дахут. Она смеется. Глаза ее не похожи на женские... лицо
тоже не женское. Она смеется, говорю я... разве вы не слышите этого,
Рикори? Она кричит де Кераделю... голос ее сладок и жесток... как море!
Она кричит: "Отец мой, я здесь!" Он видит ее... Существо в Пирамиде знает
о ней... де Керадель кричит ей: "Слишком поздно, дочь моя!" Он насмешлив,
презрителен... но Существо в Пирамиде нет. Оно напрягается... торопится
завершить свое формирование. Дахут снова кричит: "Родился ли мой жених?
Выполнена ли работа? Успешно ли действовала повитуха? Получу ли я спутника
в постель?" Разве вы не слышите этого, Рикори? Она как будто стоит рядом
со мной...
Он сказал:
- Я ничего не слышу.
- Мне не нравятся эти шутки, Рикори. Они... ужасны. И Существу в
Пирамиде они не нравятся... хотя де Керадель смеется. Существо
высовывается из Пирамиды... оно тянется к чану и камню жертвоприношений...
Оно пьет... растет... Боже! Дахут! Дахут!
Как будто услышав, сияющая фигура подняла руку... протянула ко мне...
я почувствовал прикосновение ее пальцев к своим глазам и ушам, губы ее
коснулись моих. Она посмотрела на море и широко развела руки.
Выкрикнула Имя, негромко... ветер на море стих... Снова, как будто
имела право вызывать... волны стихли... и в третий раз - торжествующе.
Крик волн, гром прибоя, рев ветра, весь шум моря и воздуха смешались
в могучем диапазоне. Все смешалось в хаотическом вопле, первобытном,
страшном. Неожиданно все море покрылось гривами белых морских коней...
армией белых морских коней... белых коней Посейдона... ряд за рядом эти
кони устремлялись из глубины океана и обрушивались на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
знал, что между мною и пирамидой много стоячих камней и что туда не менее
тысячи футов. Но я не только видел Пирамиду так, будто стою в нескольких
футах от нее. Я видел и внутри нее.
Странно также, что хотя на скале ветер ревел и сбивал нас с ног, у
пирамиды огни горели ровно; они начинали колебаться, только когда их
подкармливали, сбрызгивали из черных кувшинов.. и хоть ветер, казалось,
дул со стороны моря, дым от костров уходил навстречу ему.
И странно, как тихо среди монолитов, а рев ветра и гром волн
становятся все громче... молнии вспыхивают все ярче, но пламя костров от
этого не меркнет, и рев волн не вторгается в тишину равнины...
Те, кто подкармливал огни, были не в белом, а в красном. И де
Керадель тоже в красной одежде, а не в белой, как во время прошлого
жертвоприношения.
На нем черный пояс, но движущиеся символы на нем блестят не серебром,
но красным...
Всего десять костров окружают три алтаря перед входом в Пирамиду.
Каждый чуть выше человеческого роста, и все горят коническим, неподвижным
пламенем. Из вершины каждого костра поднимается столб дыма. Толщиной в
руку человека, эти столбы поднимаются прямо на двойную высоту костра и
затем изгибаются, устремляясь к порогу Пирамиды. Как десять черных
артерий, отходящих от десяти сердец, и они перевиты алыми нитями, словно
кровавыми сосудами.
Почерневший камень с углублением закрыт большим костром, горящим не
только красным, но и черным. И пламя это, в отличие от остальных, не
неподвижно. Оно медленно и ритмично пульсирует, как будто и на самом деле
это сердцем. Между ним и большой гранитной плитой, на которую укладывали
жертвы, стоит де Керадель.
Что-то лежало на поверхности камня жертвоприношений, накрывая его.
Вначале мне показалось, что там лежит человек, гигант. Потом я увидел, что
это огромный сосуд, странной формы. Чан.
Я не видел, что в нем. Он был наполовину заполнен свернувшейся
красновато-черной жидкостью, на поверхности которой плясали крошечные
огоньки. Не бледные и мертвенные, как огни святого Эльма, а алые и полные
злой жизнью. Именно из этого чана наполняли свои кувшины люди,
подкармливавшие огни. И отсюда брал де Керадель то, чем обрызгивал
пульсирующее пламя... и его руки были красны от этого.
На пороге Пирамиды стоял другой сосуд, большая чаша, похожая на
крещенскую купель. Она была полна, и по ее поверхности пробегали алые
огоньки. Дым от меньших огней, десять алых артерий, сливался с более
толстым столбом, поднимавшимся от пульсирующего огня, и все они,
смешавшись, устремлялись в Пирамиду...
Тишину на равнине нарушил шепот, слабый вопль, и от основания
монолитов начали подниматься тени. Они вставали на колени... их вырывало
из земли, со стонами, с воплями втягивало в пирамиду... они пытались
сбежать, но их несло к Пирамиде, било о нее.
А в Пирамиде был Собиратель... Чернота.
Я с самого начала знал, что Он здесь. Он больше не был бесформенным,
туманным - часть чего-то неизмеримо большего, живущего в космосе и вне
космоса. Собиратель высвобождался... принимал форму. Маленькие алые
огоньки пробегали в нем, как частицы злой крови. Он конденсировался,
становился материальным.
Купель перед Пирамидой опустела. Де Керадель вновь наполнил ее из
чана... и снова... и снова. Собиратель пил из купели и питался тенями и
дымом костров, которых подкармливали кровью. И становился все более
четким.
Я отступил, закрывая глаза.
Рикори спросил:
- Что вы увидели? Я вижу там, далеко, только людей в красном, они
поддерживают костры... и еще один стоит перед каменным сооружением... а вы
что видите, Карнак?
Я прошептал:
- Я вижу вход в ад.
Я заставил себя еще раз взглянуть на то, что рождалось в каменном
чреве Пирамиды... и стоял, не в силах отвести взгляд... услышал
собственный голос, кричащий:
- Дахут!.. Дахут!.. пока еще не поздно!
И как бы в ответ море стихло. На хребте слева от нас появился яркий
зеленый свет... далеко ли до него, я не мог сказать с тем колдовским
зрением, которое дала мне Дахут. Свет стал овальным изумрудом.
Он стал... Дахут!
Дахут... одетая в бледно-зеленые морские огни, глаза ее как
фиолетовые морские бассейны, широкие, такие широкие, что их окаймляет
белое; ее стройные черные брови - как брус над ними; лицо белое, как пена,
жестокое и насмешливое; волосы как серебряная морская пена. Она казалась
так же близко от меня, как и де Керадель. Как будто она стоит прямо над
Пирамидой... может дотянуться до нее и коснуться де Кераделя. Для меня
этой ночью, как и в теневой земле, не существовало расстояний.
Я схватил Рикори за руку, показал и прошептал:
- Дахут!
Он ответил:
- Я вижу там далеко какую-то светящуюся фигуру. Мне показалось, что
это женщина. Когда вы меня держите за руку, я вижу ее яснее. Что вы
видите, Карнак?
- Я вижу Дахут. Она смеется. Глаза ее не похожи на женские... лицо
тоже не женское. Она смеется, говорю я... разве вы не слышите этого,
Рикори? Она кричит де Кераделю... голос ее сладок и жесток... как море!
Она кричит: "Отец мой, я здесь!" Он видит ее... Существо в Пирамиде знает
о ней... де Керадель кричит ей: "Слишком поздно, дочь моя!" Он насмешлив,
презрителен... но Существо в Пирамиде нет. Оно напрягается... торопится
завершить свое формирование. Дахут снова кричит: "Родился ли мой жених?
Выполнена ли работа? Успешно ли действовала повитуха? Получу ли я спутника
в постель?" Разве вы не слышите этого, Рикори? Она как будто стоит рядом
со мной...
Он сказал:
- Я ничего не слышу.
- Мне не нравятся эти шутки, Рикори. Они... ужасны. И Существу в
Пирамиде они не нравятся... хотя де Керадель смеется. Существо
высовывается из Пирамиды... оно тянется к чану и камню жертвоприношений...
Оно пьет... растет... Боже! Дахут! Дахут!
Как будто услышав, сияющая фигура подняла руку... протянула ко мне...
я почувствовал прикосновение ее пальцев к своим глазам и ушам, губы ее
коснулись моих. Она посмотрела на море и широко развела руки.
Выкрикнула Имя, негромко... ветер на море стих... Снова, как будто
имела право вызывать... волны стихли... и в третий раз - торжествующе.
Крик волн, гром прибоя, рев ветра, весь шум моря и воздуха смешались
в могучем диапазоне. Все смешалось в хаотическом вопле, первобытном,
страшном. Неожиданно все море покрылось гривами белых морских коней...
армией белых морских коней... белых коней Посейдона... ряд за рядом эти
кони устремлялись из глубины океана и обрушивались на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59