Всякая женщина, если только она не совершеннейшая дура, простит тебе то, что ты всего лишь мужчина, если последнее действительно так; может статься, она поймет, что ни один портной в мире не мог бы приноровиться к той воображаемой фигуре, которою она тебя наделила, и что в действительности, как ей ни тягостно это сознавать, идеальное существо, взлелеянное ее воображением, всего-навсего приютский мальчик-переросток в форменной куртке и брюках. По этому случаю она сначала бранит неумелого портного, а потом начинает подсмеиваться уже и над самой персоной. Но если, когда жизнь без обиняков говорит тебе «Будь самим собой» и когда женщина готова принять тебя таким, каков ты есть, если ты все равно захочешь во что бы то ни стало дотянуться до того однажды выдуманного ею образца, – не станешь ли ты тогда достоин презрения и насмешки? А случись тебе пасть, то разве ты не шлепнешься об землю, вместо того чтобы сравняться ростом с человеком обыкновенным? Ты можешь пасть на многие мили ниже той меры, которою она тебя меряет, и останешься цел, пострадает при этом только мальчик-переросток; но если ты падешь ниже уровня обыкновенного мужчины, то приготовься к тому, что она зашуршит платьем, поглядится украдкою в зеркало, и от преданности ее не останется и следа. Вывод из этого таков: если мы стараемся казаться иными, чем мы есть на самом деле, женщина, ради которой затеян весь этот спектакль, выведет нас на чистую воду и жестоко накажет. И этим, как правило, всякий раз кончается нежная дружба.
Если бы сэр Остин дал волю страданию, и боли, и гневу, которые, разумеется, его охватили, он мог бы дойти до неподобающих философу крайностей, и, однако, как бы низко ни уронил он свою репутацию мудреца, леди Блендиш его бы простила: она бы не стала меньше любить его, разглядев его ближе. Однако несчастный баронет поднатужил душу и напряг все мускулы тела, дабы поступать в соответствии с тем образом его, который она себе создала. Ему, великому знатоку жизни, которому не положено было чему бы то ни было удивляться, полагалось только поднять брови и сжать губы, когда прилетевшая в Рейнем зловещая птица – Риптон Томсон принес ему это неожиданное известие.
Единственное, что он сказал, когда Риптон вручил ему письма и, одолеваемый искупительной головною болью, он отправился спать, – были слова:
– Вы видите, Эммелина, никакую систему нельзя строить на столь зыбкой основе, как человеческое существо.
Поистине философическое замечание в устах того, кто вложил в это около двадцати лет напряженной работы. Может быть, даже чересчур философическое для того, чтобы его можно было счесть безыскусственным. Оно позволяло судить о том, что больше всего его уязвило. Ричард перестал быть в его глазах тем, чем он его сотворил, – предметом его гордости, а вместе с тем и радости: он превратился в обыкновенное человеческое существо, стал таким, как все остальные. Ярко сиявшая в небе звезда скатилась вниз.
И все-таки, что же худого содеял наш юноша? И в чем оказалась несостоятельною Система?
Вот какие вопросы задавала себе леди Блендиш, выказывая сочувствие оскорбленному отцу.
– Друг мой, – сказала она, нежно взяв его за руку перед тем как уйти. – Я знаю, как вам тяжело. Я знаю, какое это для вас разочарование. Я не прошу, чтобы вы простили его сейчас. В том, что он любит эту молодую особу, сомневаться не приходится, а если встать на его место, то разве он не вел себя благородно и именно так, как вы сами того бы хотели, и не опозорил эту девушку? Вы еще подумайте об этом. Это непредвиденный случай… несчастье… страшное несчастье…
– На этом свете бог внутри машины, а не вне ее,– оборвал ее сэр Остин, пожимая ей руку.
В любое другое время она бы любовно удержала в памяти эти слова и потом восхищалась ими: теперь они показались ей извращением, тщетою, ложью, и, несмотря на то, что она по-прежнему жалела его, у нее явилось искушение обратить их против него.
– Знаете, Эммелина, – добавил он, – я очень мало верю в счастье или несчастье, которым люди приписывают свои успехи и промахи. Это вершители судеб, весьма полезные для романистов; что до меня, то я достаточно высокого мнения о плоти и крови и верю, что историю свою мы творим сами, не прибегая ни к какому вмешательству извне. Непредвиденные случаи?.. Ужасные несчастья?.. Что это такое?.. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила она взволнованно и печально. – Когда я сказала «несчастье», я, разумеется, имела в виду, что виноват он сам… только… можно вам оставить письмо, которое он мне написал?
– Полагаю, что у меня и без этого достаточно всего, над чем поразмыслить, – ответил он и сухо ей поклонился.
– Да благословит вас господь, – прошептала она. – И… позвольте вам сказать… не затворяйте своего сердца наглухо.
Сэр Остин заверил ее, что надеется, что этого не произойдет, но едва только она ушла, он запер его так крепко, как только мог.
Если бы, вместо того чтобы сказать: «Никакую систему нельзя строить на столь зыбкой основе, как человеческое существо», он сказал: «Никогда не экспериментируйте над человеком», – он в отношении себя самого был бы все-таки ближе к правде. Предметом его опыта было все человечество, воплотившееся для него в образе сына, которого он любил больше всего на свете, и сразу же после того, как появились все основания думать, что этот опыт не удался, он взвалил неудачи всего человечества на плечи сына. Теперь он начинал понимать, почему Ричард так безудержно хохотал, сев в поезд и распрощавшись с ним; этот смех звучал у него в ушах как издевательство низших элементов человеческой натуры над каждым усилием возвысить ее и облагородить. Юноша действовал по заранее продуманному плану. Сэр Остин мог теперь проследить каждый его шаг. Та странная маска, которую сын носил после болезни; то, что он выбрал себе в спутники вместо Адриена ни на что не годного дядюшку Гиппиаса, – все свидетельствовало о совершенно явном, тщательно продуманном плане. Ничто не могло заглушить теперь тот его отвратительный смех. Низкое, как и все остальные, вероломное, сотканное из страстей существо, употребляющее все силы только на то, чтобы удовлетворить эти страсти… – пример, который как нельзя лучше выражал все слабости человеческой натуры! Манихейство, с которым сей назидательный апологет человеческой природы пытался справиться в течение долгих лет (и которое в какой-то степени было положено в основание всей Системы), теперь застилало все остальное и завладевало его душой. В то время как он сидел у себя в библиотеке один, окруженный мертвою тишиной, перед ним вдруг предстал дьявол.
Как же нам удостовериться, вершим мы или нет судьбы тех, кого любим, причастны ли мы к их истокам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Если бы сэр Остин дал волю страданию, и боли, и гневу, которые, разумеется, его охватили, он мог бы дойти до неподобающих философу крайностей, и, однако, как бы низко ни уронил он свою репутацию мудреца, леди Блендиш его бы простила: она бы не стала меньше любить его, разглядев его ближе. Однако несчастный баронет поднатужил душу и напряг все мускулы тела, дабы поступать в соответствии с тем образом его, который она себе создала. Ему, великому знатоку жизни, которому не положено было чему бы то ни было удивляться, полагалось только поднять брови и сжать губы, когда прилетевшая в Рейнем зловещая птица – Риптон Томсон принес ему это неожиданное известие.
Единственное, что он сказал, когда Риптон вручил ему письма и, одолеваемый искупительной головною болью, он отправился спать, – были слова:
– Вы видите, Эммелина, никакую систему нельзя строить на столь зыбкой основе, как человеческое существо.
Поистине философическое замечание в устах того, кто вложил в это около двадцати лет напряженной работы. Может быть, даже чересчур философическое для того, чтобы его можно было счесть безыскусственным. Оно позволяло судить о том, что больше всего его уязвило. Ричард перестал быть в его глазах тем, чем он его сотворил, – предметом его гордости, а вместе с тем и радости: он превратился в обыкновенное человеческое существо, стал таким, как все остальные. Ярко сиявшая в небе звезда скатилась вниз.
И все-таки, что же худого содеял наш юноша? И в чем оказалась несостоятельною Система?
Вот какие вопросы задавала себе леди Блендиш, выказывая сочувствие оскорбленному отцу.
– Друг мой, – сказала она, нежно взяв его за руку перед тем как уйти. – Я знаю, как вам тяжело. Я знаю, какое это для вас разочарование. Я не прошу, чтобы вы простили его сейчас. В том, что он любит эту молодую особу, сомневаться не приходится, а если встать на его место, то разве он не вел себя благородно и именно так, как вы сами того бы хотели, и не опозорил эту девушку? Вы еще подумайте об этом. Это непредвиденный случай… несчастье… страшное несчастье…
– На этом свете бог внутри машины, а не вне ее,– оборвал ее сэр Остин, пожимая ей руку.
В любое другое время она бы любовно удержала в памяти эти слова и потом восхищалась ими: теперь они показались ей извращением, тщетою, ложью, и, несмотря на то, что она по-прежнему жалела его, у нее явилось искушение обратить их против него.
– Знаете, Эммелина, – добавил он, – я очень мало верю в счастье или несчастье, которым люди приписывают свои успехи и промахи. Это вершители судеб, весьма полезные для романистов; что до меня, то я достаточно высокого мнения о плоти и крови и верю, что историю свою мы творим сами, не прибегая ни к какому вмешательству извне. Непредвиденные случаи?.. Ужасные несчастья?.. Что это такое?.. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила она взволнованно и печально. – Когда я сказала «несчастье», я, разумеется, имела в виду, что виноват он сам… только… можно вам оставить письмо, которое он мне написал?
– Полагаю, что у меня и без этого достаточно всего, над чем поразмыслить, – ответил он и сухо ей поклонился.
– Да благословит вас господь, – прошептала она. – И… позвольте вам сказать… не затворяйте своего сердца наглухо.
Сэр Остин заверил ее, что надеется, что этого не произойдет, но едва только она ушла, он запер его так крепко, как только мог.
Если бы, вместо того чтобы сказать: «Никакую систему нельзя строить на столь зыбкой основе, как человеческое существо», он сказал: «Никогда не экспериментируйте над человеком», – он в отношении себя самого был бы все-таки ближе к правде. Предметом его опыта было все человечество, воплотившееся для него в образе сына, которого он любил больше всего на свете, и сразу же после того, как появились все основания думать, что этот опыт не удался, он взвалил неудачи всего человечества на плечи сына. Теперь он начинал понимать, почему Ричард так безудержно хохотал, сев в поезд и распрощавшись с ним; этот смех звучал у него в ушах как издевательство низших элементов человеческой натуры над каждым усилием возвысить ее и облагородить. Юноша действовал по заранее продуманному плану. Сэр Остин мог теперь проследить каждый его шаг. Та странная маска, которую сын носил после болезни; то, что он выбрал себе в спутники вместо Адриена ни на что не годного дядюшку Гиппиаса, – все свидетельствовало о совершенно явном, тщательно продуманном плане. Ничто не могло заглушить теперь тот его отвратительный смех. Низкое, как и все остальные, вероломное, сотканное из страстей существо, употребляющее все силы только на то, чтобы удовлетворить эти страсти… – пример, который как нельзя лучше выражал все слабости человеческой натуры! Манихейство, с которым сей назидательный апологет человеческой природы пытался справиться в течение долгих лет (и которое в какой-то степени было положено в основание всей Системы), теперь застилало все остальное и завладевало его душой. В то время как он сидел у себя в библиотеке один, окруженный мертвою тишиной, перед ним вдруг предстал дьявол.
Как же нам удостовериться, вершим мы или нет судьбы тех, кого любим, причастны ли мы к их истокам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171