От этого рассказа Адриена и Ричарда одолел безудержный смех. У него, однако, нашелся внимательный слушатель в лице Восемнадцатого Столетия; старуха объявила, что это какой-то новый недуг, что в ее время такого не знали и что стоит его как следует изучить. Она рада была сопоставить собственные ощущения с тем, что испытывал он, но у нее все складывалось иначе, и выпитая микстура приносила ей известное облегчение. В самом деле, ее организм как будто становился ареной, где кушанья сражались с лекарствами, и по окончании этого поединка она оставалась такою же, как была, и она с радостью сообщала об этом Гиппиасу. Никогда, должно быть, селянин не смотрел с такой завистью на принца или деревенская девушка на придворную красавицу, как Гиппиас – несчастное дитя девятнадцатого века – глядел на Восемнадцатое Столетие. Он слишком был поглощен собою и не очень-то замечал, как молодые люди над ним смеются.
Эта «кухонная трагедия», как Адриен называл болезнь Гиппиаса, вечер за вечером повторялась. Было совершенно естественно, что юноше хочется поскорее унести ноги от стола, за которым так горячо обсуждалась деятельность желудка.
Адриен относился к поведению своего подопечного довольно терпимо, пока баронет не прислал письма, где рассказывалось о Системе воспитания девушек, созданной миссис Каролиной Грандисон, описывался ее дом и сообщалось о пока еще смутных надеждах, возлагаемых на младшую дочь, и тем самым заставил Адриена вспомнить о возложенных на него обязанностях и посмотреть, что же все-таки происходит с вверенным его попечительству юношей. Он дал Ричарду уйти, а спустя полчаса надел шляпу и пустился за ним по горячему следу, оставив Гиппиаса и Восемнадцатое Столетие пререкаться вдвоем.
На тропинке близ Белторпа ему повстречалась молодая молочница с фермы; он ее знал. Звали ее Молли Дейвенпорт, это была полногрудая здоровая девка. Завидев его, она разразилась шумными восклицаниями, как то принято у таких, как она, и, словно вспоминая о чем-то хоть и давнем, но еще свежем в памяти, захихикала.
– Вы никак молодого господина ищете? – сразу же спросила Молли.
Адриен огляделся вокруг, словно заправский разбойник, и, убедившись, что вокруг нет ни души, ответил:
– Да, ищу. Расскажи-ка мне, что ты о нем знаешь.
– Вот те на! – вскричала девушка. – Это вы затем и шагали сюда, чтобы разузнать?
Адриен отчитал ее, надо полагать, за ее нескладную речь.
– Потому как толковать с вами мне сегодня некогда, – сказала Молли, относя его издевательства исключительно к своему неумению правильно выражаться.
– Ну что же, поговорим в другой раз, красотка. А что, идет разве кто? Завернем-ка вот сюда, в тень.
– А ну вас! – возмутилась Молли. Адриен заговорил с ней решительным тоном.
– Вот что, Молли Дейвенпорт! – Тут он сунул ей в руку монету, чем сразу ее успокоил и заставил прислушаться к его словам. – Я хочу знать, видела ты его или нет?
– Кого это? Вашего молодого господина? Еще бы не видать! Сегодня вот я его тут увидала. И красавчик же он стал. Сейчас он все время в Белторпе торчит. Скирды-то уж больше не поджигает. Теперь он сам весь горит. Не видали вы, что ли, их вместе? Он тут за нашей девицей увивается…
Адриен попросил мисс Дейвенпорт выражаться уважительно и придерживаться одних только фактов. Толстушка сказала ему тогда, что ее барышня и интересующий Адриена молодой господин хорошая пара и что видятся они каждый вечер. Она побожилась, что худого ничего между ними не было.
– Что до мисс Люси, не горазда она на всякие хитрости, да и он, видать, тоже.
– Что и говорить, оба они – сама простота, – согласился Адриен. – А чего же это я никогда ее в церкви не вижу?
– Не то она католичка, не то еще кто, – пояснила Молли. – Отец-то у нее был католик, и лейтенант. В комнате у нее распятие висит. В церковь она не ходит. Я вот намедни в воскресенье вас там видала; такой вы были важный, – и Молли провела рукою по подбородку, оттягивая его вниз.
Адриен продолжал настаивать на том, чтобы она не отклонялась от существа дела. Было темно, и в этой темноте он был совершенно равнодушен к неожиданностям, которые подносила ему его собеседница, – ему надо было знать факты, и он снова пошел на подкуп, дабы она сообщила ему одни только факты. После этого она поведала ему, что юная госпожа – невинное бесхитростное создание, что она года три проучилась в монастыре, что у нее есть кое-какие собственные деньги, что она достаточно красива, чтобы, выйдя замуж за благородного, сделаться настоящей леди, и что она еще девочкой влюбилась в мастера Ричарда. Помнится, Молли раздобыла тогда от приятельницы своей Мери Гарнер, что служила в Рейнеме и убирала комнату мастера Ричарда, клочок бумаги, исписанной его почерком, и передала его мисс Люси, а мисс Люси заплатила ей за это золотой соверен, – и все только потому, что это был его почерк! Мисс Люси не очень-то хорошо живется на ферме из-за этого парня Тома; тот все время к ней пристает, а ведь что там говорить: она все равно что настоящая леди и может играть и петь, и наряжаться не хуже благородных девиц.
– Поглядеть на нее в ночной сорочке, так сущий ангел! – заключила Молли.
И тут же, в первый раз обратившись к нему так, как того требовало различие в их положении, она принялась упрашивать:
– Мистер Харли! Вы не станете делать им ничего худого из-за того, что я вам тут наговорила, не правда ли? Обещайте мне, что не станете, мистер Харли! Она девушка добрая, хоть и католичка. Так ходила за мной, когда я занемогла, и не дай бог я вреда наделаю… лучше пусть я бы наместо нее за все ответила.
Мудрый юноша ничего определенного не обещал, и ей оставалось только угадать, что он соглашается это сделать, по тому, что он изменил тон и заговорил с ней не так сурово. Чьи-то тяжелые громыхающие шаги на тропинке заставили девушку сразу прервать этот разговор. Молли обратилась в бегство; громыхающие шаги сделались быстрее, и, в то время как юбки ее развевались по ветру, послышался пастушеский оклик:
– Ты где, Мол! Это я, Бентем!
Однако резвая Сильвия осталась глуха к его призывам, и Адриен вернулся назад, посмеиваясь над этими обитателями Аркадии. Адриен был ленив. Он ограничился тем, что намекал и поддразнивал.
– Это неизбежное! – говорил он и спрашивал себя, чего ради он будет препятствовать тому, что все равно неминуемо должно случиться. У него не было веры в Систему. У грузного Бенсона вера была. Бенсон с его неповоротливостью, с его заплывшими, в тяжелых веках, как у допотопных чудовищ, глазами и морщинистой обвисшей кожей; Бенсон – этот Динозавр, этот женоненавистник, – Бенсон был все время настороже. Существовало своего рода соперничество между мудрым юношей и грузным Бенсоном. Последний выказал такую верность своему господину, что баронет решился доверить ему какую-то часть управления Рейнемским поместьем, а Адриену это пришлось не по вкусу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171