– Пойди взгляни на него… на малютку, – а потом в великой надежде, что видеть его будет счастьем для ее мужа и что она с ним это счастье разделит, и вместе с тем обуреваемая волнением, оттого что еще не знает, какие в нем пробудятся чувства, она покраснела, и брови ее сдвинулись; она пыталась освободиться от какой-то странной неловкости, вызванной годом разлуки, неопределенности и непонимания.
– Поди взгляни на него, милый! Он тут, – слова ее звучали теперь отчетливее, хоть и говорила она все так же тихо.
Ричард отпустил ее, и она взяла его за руку, и он покорно пошел за ней к другой стороне кровати. Сердце его забилось при виде стоявшей рядом маленькой, завешенной розовым пологом кроватки, на которой белоснежные кружева сбились, как облака на летнем небе.
У него было такое чувство, что стоит ему только взглянуть на лицо ребенка, и он утратит мужество.
– Погоди! – закричал он вдруг.
Люси повернулась, сначала к нему, потом – к малютке, боясь, что он его напугал.
– Люси, вернись.
– Что с тобой, милый? – спросила она, встревоженная его голосом и тем, что он невольно сдавил ей руку.
О боже! Какое это было тяжкое испытание! Завтра ему предстоит столкнуться лицом к лицу со смертью, может быть, умереть и расстаться с любимой – с женой своей, со своим ребенком; а прежде чем он ступит хотя бы шаг, прежде чем он посмеет взглянуть на малютку и склонить свою повинную голову на грудь своей юной жене – причем, быть может, уже в последний раз, – он должен пронзить ей сердце, разбить вдребезги тот образ, который она себе создала.
– Люси! – она увидела, как бледное лицо его исказилось от нестерпимой муки, и сама побелела, как он, и потянулась к нему, и вся превратилась в слух.
Он взял ее за обе руки – так, чтобы она его видела и чтобы она не могла уже отвернуться от страшной зияющей раны, которую он перед ней разверзал.
– Люси, ты знаешь, почему я приехал к тебе сегодня?
В ответ она только пошевелила губами, про себя повторяя его слова.
– Люси, ты догадалась, почему я раньше не приезжал?
Она покачала головой; глаза ее были широко открыты.
– Люси. Я не приезжал, потому что был недостоин моей жены! Теперь ты поняла?
– Милый, – жалостно пролепетала она, прижавшись к нему теснее, глядя на него вверх, – скажи, чем я тебя прогневила?
– Любимая моя! – вскричал он, и слезы хлынули у него из глаз. – Любимая моя! – больше он ничего не мог вымолвить, покрывая руки ее страстными поцелуями.
Она ждала, немного приободрясь, но по-прежнему трепеща от страха.
– Люси! Я жил в отдалении от тебя… я не мог приехать к тебе, потому что… я не смел приехать к тебе, жена моя, моя ненаглядная! Я не мог приехать, потому что был трусом: потому что… выслушай меня… вот в чем была причина: я нарушил данную тебе клятву.
Она снова зашевелила губами. Она уловила какое-то смутное бесплотное содержание его слов.
– Но ведь ты же любишь меня? Ричард! Муж мой! Ты меня любишь?
– Да. Я никогда не любил, никогда не смогу полюбить никакой другой женщины, кроме тебя.
– Милый мой! Поцелуй меня.
– Ты поняла, что я тебе рассказал?
– Поцелуй меня, – повторила она. Он так и не поцеловал ее.
– Я приехал сегодня просить у тебя прощения.
– Поцелуй меня, – были единственные слова, которые он услыхал от нее в ответ.
– И ты можешь простить такого подлеца, как я? – Но ты же ведь меня любишь, Ричард?
– Да, в этом я могу поклясться перед господом. Я люблю тебя, и я изменил тебе, и я недостоин тебя… недостоин коснуться твоей руки, стать перед тобой на колени, недостоин дышать тем воздухом, которым ты дышишь.
Глаза ее лучезарно светились.
– Ты любишь меня! Ты любишь меня, милый!
И словно вырвавшись из ужасающей кромешной тьмы к дневному свету, она сказала:
– Муж мой! Любимый мой! Ты ведь никогда меня не покинешь? Теперь мы уже больше с тобой никогда не расстанемся?
Он тяжело вздохнул. Чтобы хоть сколько-нибудь оживить ее лицо, которое снова, оттого что он молчал, начал сковывать страх, он припал губами к ее губам. Этот поцелуй, в который она вложила все, что скопилось у нее на душе, успокоил ее, и лицо ее озарилось счастливой улыбкой, и вместе с этой улыбкой к нему вернулось летнее утро, когда он увидел ее на лугу, среди цветущей медуницы. Он притянул ее к себе, и перед внутренним взором его предстало нечто еще более высокое: Богоматерь с младенцем; чудо обретало через нее теперь плоть и кровь.
Разве он не очистил свою совесть? Хотя бы оттого, что впереди его ждут страдания, он может позволить себе так думать. Теперь он послушно пошел за ней, а она вела его за руку.
– Не тревожь его… не трогай его, милый! – прошептала Люси, и тонкими пальцами своими осторожно отдернула прикрывавшее его плечико покрывало. Ручка ребенка была откинута на подушку; крохотный кулачок разжат. Губки его были надуты; на пухлых щечках улеглись темные ресницы. Ричард еще ниже наклонился над ним; ему не терпелось увидеть, как он шевельнется: это будет означать, что он, Ричард, жив.
– Он спит, совсем как ты, Ричард, он кладет руку под голову, – прошептала Люси.
Ричард никак не мог на него надивиться, он весь трепетал от прилива нежности к этому существу. Прерывисто и тихо дышал он, наклоняясь все ниже и ниже, пока наконец локоны Люси, которая, прижавшись к его плечу, наклонялась вместе с ним, не коснулись малинового одеяла. На пухлых щечках ребенка появились ямочки; вслед за тем он принялся усиленно шевелить губами.
– Он видит во сне свою маму, – прошептала Люси, краснея; эти простые слова помогли ему лучше все разглядеть, чем собственные глаза. Потом Люси начала баюкать ребенка и напевать на особом детском языке, и пальчики у него на руке пришли в движение, и он, как видно, хотел повернуться на другой бок, а потом передумал и не стал, и только тихонько вздохнул.
– Какой он большой, ты только посмотри, – прошептала Люси. – Дай ему проснуться, ты увидишь, как он на тебя похож, Ричард.
Слова ее дошли до него не сразу. Ему казалось, что в этом подобии есть что-то неземное: чем больше он привыкал к мысли об этом новом существе из плоти и крови, тем более неземным ему все казалось. Его сын! Его ребенок! Доведется ли ему когда-нибудь увидать его проснувшимся? Мысль об этом помогла ему расслышать ее слова и самому очнуться от того сна, в котором он пребывал.
– Люси, а он скоро проснется?
– Нет, что ты, милый: он будет спать еще много часов. Мне хотелось, чтобы он дождался тебя, но он был такой сонный.
Ричард отошел от кроватки. Он подумал, что стоит ему только увидеть его глаза и только раз прижать его к груди, и у него не хватит сил с ним расстаться. Потом он еще раз взглянул на него, и в нем с новой силой началась эта внутренняя борьба. Две силы враждовали в его груди, а может быть, это было все то же магическое противоборство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171