ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Такого случая еще не было в анналах деревенских поджогов. Право же, никакой суд не согласится со столь безрассудным утверждением, будто четырнадцатилетний мальчик подговорил взрослого детину поджечь скирду. Если стать на эту точку зрения, то окажется, что мальчик и впрямь «родитель взрослого мужчины», а судьи ведь не склонны вдаваться в метафизику и поэзию; скорее всего они обратятся к здравому смыслу.
Как только он кончил говорить, Остин со свойственной ему прямотою спросил, что он считает нужным сделать.
– Должен признаться, Адриен, – сказал баронет, услыхав, как тот осуждает Остина за его недомыслие, – я так просто не знаю, как поступить. Я слыхал, что этот парень Бейквел твердо решил не впутывать в дело моего сына. Не помню, что и когда так порадовало меня, как это известие. Это свидетельствует о том, что этот простолюдин являет пример врожденного благородства, какого недостает подчас многим джентльменам. Мы обязаны сделать для него все, что только окажется в наших силах.
И сказав, что считает нужным еще раз сходить в Белторп, чтобы узнать о причинах происшедшей в фермере разительной перемены, сэр Остин поднялся с кресла.
Он еще не успел уйти, когда Алджернон спросил Ричарда, соизволил ли фермер представить какие-либо доводы, и тогда мальчик рассказал о «сговоре со свидетелями» и о словах Коротыша: «К присяге я не пойду», при которых Адриен покатился со смеху. Даже баронет, и тот улыбнулся этому тонкому различию между тем, чтобы присягнуть и пойти к присяге.
– До чего же эти люди плохо понимают друг друга! – воскликнул он. – В их представлении различие в словах превращается бог весть во что. Я разъясню это Блейзу. Пусть он знает, что это непонимание у них в крови.
Ричард увидел, что отец его все еще взволнован. Адриену тоже было не по себе.
– Идти опять в Белторп – это значит все испортить, – сказал он. – Дело решится завтра и без этого; у Блейза нет никаких свидетелей. Этот старый пройдоха хочет только вытянуть из нас побольше денег.
– Нет, – возразил Ричард, – дело тут вовсе не в деньгах. Не иначе как он убежден, что мы подкупили его свидетелей, как он это называет.
– А что, если так оно и есть, мальчик мой? – выпалил Адриен. – Фермер потерял к нам доверие.
– Блейз сказал мне, что если мой отец даст слово, что никакого подкупа не было, он поверит. А отец это слово даст.
– В таком случае, – сказал Адриен, – надо уговорить его туда не ходить.
Остин испытующе посмотрел на Адриена и спросил, действительно ли он думает, что подозрения фермера обоснованны. Мудрого юношу нельзя было сбить с толку. Ему, оказывается, стало известно, что свидетели говорили довольно неуверенно и, подобно Коротышу, готовы были побожиться, но отказывались идти к присяге. О том, откуда ему это стало известно, он предпочел умолчать, однако еще раз повторил, что надо помешать баронету идти в Белторп.
В то время как сэр Остин уже шел туда по тропе, он вдруг услыхал, что кто-то бежит за ним вслед. Было темно, и, не узнав сына, он грубо оттолкнул коснувшуюся его плаща руку.
– Это я, сэр, – едва переводя дух, произнес Ричард. – Простите меня. Вам не надо идти туда.
– Но почему? – спросил баронет, обнимая сына.
– Только не сейчас, – продолжал мальчик. – Вечером я вам все расскажу. Мне надо повидать фермера самому. Это была моя вина, сэр. Я… я солгал ему, а солгавший должен сам пожинать плоды своей лжи. Простите меня за то, что я вас так опозорил, сэр. Я это сделал… я думал, что спасу этим Тома Бейквела. Позвольте, я пойду к фермеру один и скажу ему всю правду.
– Ступай, а я подожду тебя тут, – ответил отец.
Ожидая сына, баронет около получаса расхаживал взад и вперед в темноте; верхушки старых вязов клонились долу, в воздухе трепетали сухие листья; на шепот их откликалось теперь его сердце. Наполнявшая его высокая радость передавалась природе. Сквозь проносившееся над ним дыхание осени, сквозь скорбные стенания Матери-Природы на этой опустошенной земле он слышал звуки, утверждавшие благостность распорядка вселенной, и эта благостность открылась ему в человеческой доброте, в сердце обожаемого им сына, который только что был с ним; она утвердила его веру в конечную победу добра внутри нас, без которой природа теряет гармоничность свою и смысл и становится скалою, камнем, деревом – и больше ничем.
В этом мраке, в то время как сухие листья били его по лицу, родилось новое изречение.
«Существует один-единственный путь, которым душа постигает счастье: ей надо взойти на вершину мудрости, и она увидит оттуда, что все в этом мире имеет свое назначение и служит на благо человеку».
ГЛАВА XI,
повествующая о том, как последний акт Бейквелской комедии находит себе завершение в письме
Из всех главных действующих лиц Бейквелской комедии хуже всего пришлось мастеру Риптону Томсону: он совершенно пал духом в ожидании рокового утра, которое должно было решить судьбу Тома, и не находил себе места от страха. Перед тем как расстаться с ним, Адриен, воспользовавшись удобным случаем, рассказал ему о положении преступников в современной Европе и заверил его, что Международный Договор творит теперь то, что некогда творила Великая Империя, и что среди населяющих острова Атлантического океана варваров каторжнику приходится не легче, чем пленнику в стане скифов.
Очутившись в отцовском доме, под кровом правосудия, и лишенный поддержки своего безрассудного юного вожака, Риптон ужаснулся при мысли о том, какое злодеяние он совершил и какой он теперь преступник. Сейчас только он впервые все это понял.
«Это почти что убийство!» – криком вырвалось из его смятенной души, и он бродил по дому, в то время как по телу его пробегала колючая дрожь. Он стал думать о побеге в Америку; мысли о том, что там можно начать жизнь сначала, как будто ничего не произошло, носились в его разгоряченном мозгу. Он написал другу своему Ричарду, предлагая ему собрать сколько можно денег и, в случае, если Том нарушит свое слово или если все вдруг раскроется, уплыть с ним за океан. Он не решался посвятить в свою тайну родных, ибо вожак строго наказал ему не поддаваться порывам слабости, а так как по натуре Риптон был общителен и прямодушен, для него запрет этот был очень чувствителен, и мальчик впал в уныние. Его мать решила, что сын влюбился. Дочери адвоката поддразнивали его; они думали, что предметом его любви сделалась мисс Клара Фори. Письма, которые он то и дело посылал в Рейнем, его молчание касательно всего, что относилось к этому дому и его обитателям, нервозность его и та легкость, с какой он теперь краснел, домашние его сочли за явные признаки влюбленности. Мисс Летицию Томсон, самую хорошенькую и наименее чопорную из сестер, ее родитель прочил в жены наследнику Рейнема, и, прекрасно понимая, какое блестящее будущее ее ожидает, она в чаянии этого будущего, с тех пор как Риптон уехал туда, старалась получше приодеться и гримасничала перед зеркалом, и понижала голос с таким успехом, что, хоть ей и не было пятнадцати лет, она уже томничала перед своей служанкой и растопила сердце мальчика на посылках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171