Какое-то мгновение он неподвижно стоял. Для него казалось
непостижимым, что она, которую он любит так, как никогда никого не любил,
может не откликнуться на его призыв.
Она, наверное, дразнит его. Вот в чем дело. Поэтому он ринулся в
темноту ночи, не переставая выкрикивать ее имя.
Прошло, должно быть, несколько часов, когда на них обрушился дождь.
То ли действие наркотика ослабело, то ли холодная вода отрезвила их - но
оба словно в одно и то же мгновение пробудились от этого, больше похожего
на сон, наваждения. Она взглянула ему в лицо, освещенное вспышкой молнии,
закричала и яростно толкнула его.
Падая на траву, он резко выбросил вперед руку и поймал ее за лодыжку.
Она упала на него и на четвереньках попыталась отползти.
- Что с вами? - закричал он.
Алиса как будто пришла в себя. Она села на траву и уткнулась лицом в
колени. Тело ее начало сотрясаться от всхлипываний. Бартон встал, поднял
ее подбородок и посмотрел в глаза. Где-то поблизости снова сверкнула
молния, и Бартон увидел, что лицо женщины искажено мукой.
- Но вы же обещали защищать меня, сэр! - вскричала она.
- Судя по вашему поведению, - возразил Бартон, - вы вовсе не хотели,
чтобы я вас защищал. И я не обещал защищать вас от естественных
человеческих порывов.
- Порывов?! - заплакала она. - Порывов! Боже мой, я никогда в жизни
не вела себя так! Я всегда, слышите, всегда была добропорядочной! Я была
девственницей, когда вышла замуж! И всю жизнь я была верна своему мужу! А
теперь... С абсолютно незнакомым!.. Только подумать! Не знаю, что это в
меня вселилось.
- Значит, я потерпел полный провал, - спокойно сказал Бартон и
рассмеялся. И все же в нем зашевелилось чувство раскаяния и горечи. Если
бы все это произошло по ее собственному желанию, тогда бы у него не
возникло ни малейших угрызений совести. Но эта резинка содержала в себе
какой-то сильнодействующий наркотик, и именно он заставил их стать
любовниками, страсть которых не имела границ. Этот наркотик сделал из
Алисы очень пылкую и страстную женщину, словно это была не добропорядочная
английская леди, а опытная наложница в гареме турецкого султана.
- Вы не должны ни в чем раскаиваться и упрекать себя, - нежно сказал
он. - Считайте, что вы были одержимы. Во всем виноват дурман.
- Но ведь я допустила это! - воскликнула она. - Я... Я!!! Я хотела
этого! О, какая я низкая, порочная девка!
- Что-то не припоминаю, чтобы я предлагал вам какие-нибудь деньги!
Ему вовсе не хотелось быть таким бессердечным, просто он пытался ее
разозлить, чтобы она забыла свое унижение. И он преуспел в этом. Она
вскочила на ноги и вцепилась ногтями в его грудь и лицо.
Она называла его такими именами, какие высокородной и
благовоспитанной леди викторианской эпохи совсем не следовало бы знать.
Бартон схватил ее за запястья, чтобы не допустить серьезных
повреждений, и пока он держал ее, она поливала его всякой словесной
дрянью. Наконец, она выдохлась и снова начала плакать. Он отвел ее к
костру. От костра, конечно, остались только мокрые головешки. Бартон
отгреб верхний слой и подбросил свежую охапку сухого сена, лежавшего во
время дождя под деревьями. При свете янтарных угольков он увидел, что
девочка спит, свернувшись калачиком между Каззом и Монатом, укрывшись
сверху копной травы. Он вернулся к Алисе, которая сидела под другим
деревом.
- Держитесь от меня подальше, - сказала Алиса. - Я вас больше не хочу
видеть. Вы обесчестили меня! Вы испачкали меня в этой грязи! И это после
того, как дали слово защищать меня!!!
- Если вы хотите замерзнуть, то пожалуйста. - Бартон пожал плечами. -
Я подошел к вам просто предложить лечь вместе с остальными, чтобы хоть
как-то сохранить тепло. Но если вам не хочется спать с такими удобствами,
то пусть будет по-вашему. Но я еще раз повторяю, что все наше поведение
было обусловлено воздействием какого-то наркотика. Нет, нет, не
обусловлено. Наркотики не могут порождать желания или поступки. Они просто
позволяют им прорваться наружу из-под контроля нашего сознания. Обычные
наши внутренние запреты падают, и никто не может за это винить себя или
кого-либо другого.
И тем не менее, я был бы лжецом, если бы сказал, что это не доставило
мне наслаждения. Да и вы солгали бы, сказав, что не получили удовольствия.
Поэтому зачем терзать свою душу ржавыми ножами совести???
- Я не такое животное, как вы! Я - добрая христианка и
богобоязненная, добродетельная женщина.
- В этом нет сомнений, - согласился Бартон. - Однако позвольте
заметить еще вот что. Я сомневаюсь, что вы сделали бы это, если бы в
глубине вашей души не было этого сокровенного желания. Наркотик подавил
ограничения, которые вы сами на себя налагаете, но безусловно не вкладывал
в ваш разум саму идею. Эта мысль была у вас уже раньше. Любой поступок,
обусловленный принятием наркотика, исходит от вас, поскольку в глубине
своей души вы хотели его совершить.
- Я понимаю это! - закричала она. - Неужели вы думаете, что я глупая
служанка? У меня есть разум! Я отлично отдаю себе отчет в том, почему я
это сделала! Мне просто никогда и не снилось, что я могу быть такой...
такой... особой! Но, должно быть, я такая и есть на самом деле! А почему
бы и нет!
Бартон пытался утешить ее, доказывая, что у любого человека в его
естестве могут быть противные для его духа желания. Он указал на то, что
понятие первородного греха именно и проистекает из этого: поскольку она -
человек, следовательно, и у нее могут быть темные желания. И так далее.
Но чем больше он пытался успокоить ее, тем хуже она себя чувствовала.
В конце концов, дрожа от холода и устав от бесполезных аргументов, он
сдался. Растолкав Моната и Казза, Бартон залез между ними, обнял девочку и
постарался заснуть.
Тепло трех тел и одеяло из травяной охапки успокоили его. Когда он
засыпал, всхлипывания Алисы все еще доходили до его сознания, несмотря на
то что он укрыл голову травой.
9
Проснулся он, когда небо уже было покрыто серым светом ложной зари,
которую арабы называли "волчьим хвостом". Монат, Казз и девочка еще спали.
Некоторое время он чесал тело, зудящее от жесткой травы, а затем выполз
наружу. Костер прогорел. Капли росы свешивались с листьев деревьев и с
венчиков стеблей высокой травы. Он поежился от холода. В теле не
чувствовалось ни усталости, ни каких-либо других последствий действия
наркотика, которых он опасался. В траве под одним из деревьев он обнаружил
охапку сравнительно сухого бамбука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72