Вы уже не рейхсмаршал гитлеровской
Германии и не беглец, арестованный лейтенантом Джеромом Шапиро. Каково?
Эппенштейн и Шапиро? Ха!!! И вы уже не Герман Геринг, который покончил с
собой, проглотив цианистый калий во время трибунала, судившего его за все
преступления, совершенные им против человечества!
Геринг набил трубку табаком и тихо произнес:
- Вы определенно очень много знаете обо мне. Я думаю, что я должен
быть этим польщен. По крайней мере, меня не забыли в грядущем.
- Вообще говоря, да, - кивнул Фригейт. - Вы действительно создали
себе репутацию зловещего шута, банкрота и подхалима.
Бартон был поражен. Он не ожидал, что этот парень будет так держаться
перед тем, кто властвует над его жизнью и смертью и кто так гнусно
обращается с ним, держа его в рабстве. Но может быть, Фригейт надеялся,
что его убьют? Или, вероятно, он играет на любопытстве немца?
- Растолкуйте-ка поподробнее ваше заявление, - попросил, улыбаясь,
Геринг. - Вернее, ту его часть, которая касается моей репутации. Каждый
выдающийся человек ждет того, что он будет обруган безмозглыми массами
после своей смерти. Объясните, почему я не тот же человек?
Фригейт пожал плечами и произнес:
- Вы продукт-гибрид записывающего устройства и преобразователя
"энергия-материя". Вы были воспроизведены с памятью мертвеца Германа
Геринга. Ваши клетки - копии клеток его тела. У вас есть все, что было у
него. Поэтому-то вы и полагаете, что вы Геринг. Но вы-то им не являетесь!
Вы копия, дубликат - и в этом все дело! Настоящий Геринг - это молекулы
вещества, поглощенные почвой и воздухом, оттуда - растениями, затем -
животными, потом - плотью людей и снова вернувшиеся в почву в виде
экскрементов - и так вечно.
Вы, стоящий предо мною человек, не более подлинник, чем запись на
диске или ленте по сравнению с первоначальным голосом, чем при
воспроизведении записи по сравнению с колебаниями, исторгнутыми ртом
человека.
Бартон понимал, о чем идет речь, так как он видел как-то фонограф
Эдисона. Это было в Париже в 1838 году. Сейчас он почувствовал себя
глубоко оскорбленным, по сути изнасилованным, этими откровениями Фригейта.
Широко раскрытые от изумления глаза Геринга и раскрасневшееся лицо
говорили о том, что эти слова глубоко обидели и его.
Заикаясь, немец выдавил:
- И зачем же этим существам доставлять себе такие хлопоты? Неужели
только ради того, чтобы полюбоваться этими копиями?
Фригейт пожал плечами:
- Откуда мне знать.
Геринг, тяжело дыша, поднялся и, тыча черенком трубки в сторону
американца, заорал по-немецки:
- Ты лжешь! Ты лжешь, грязная собака!
Фригейт сжался, словно ожидая, что его снова ударят по почкам, но все
же нашел в себе силы, чтобы сказать:
- Я должен быть прав. Конечно, вы не обязаны верить этому - ведь
доказательств у меня нет. И я прекрасно понимаю ваши чувства. Я знаю, что
я - Питер Джайрус Фригейт, родившийся в 1918 году и умерший в 2008 году.
Но логика подсказывает, и я вынужден этому верить, что по сути я всего
лишь существо, располагающее воспоминаниями того Фригейта, который никогда
не будет больше существовать. Он не может восстать из мертвых!!! В
некотором смысле можно считать, что я сын того Фригейта. Не плоть от
плоти, кровь от крови, а разум от разума! Ведь я - не человек, рожденный
женщиной. Я - внебрачный ребенок науки и машины. Если только не...
- Что если только? - грозно спросил Геринг.
- Если только здесь не присутствует некоторое реально существующее
"Нечто", прилагаемое к человеческому телу. Некоторое "Нечто", составляющее
суть человеческого существа. Я имею в виду, что оно вмещает в себя все то,
что делает личность такой, какая она есть, и когда тело разрушается, это
"Нечто" продолжает существовать. Так что если тело еще раз будет
воспроизведено, это "Нечто", хранящее в себе суть личности, может быть
снова приложено к телу. И тогда будет перезаписано все, что содержится в
индивидуальности. И таким образом первоначальная особа будет живой снова.
Она уже не будет просто дубликатом.
Бартон улыбнулся:
- Ради Бога, Фригейт! Неужели вы имеете в виду "душу"?
Фригейт кивнул головой и произнес:
- Или нечто аналогичное "душе". "Нечто", которое первобытные люди
неосознанно ощущали и называли душой.
Геринг начал во все горло хохотать. Бартон тоже рассмеялся бы, но он
не хотел оказывать немцу какую-либо поддержку - ни моральную, ни
интеллектуальную.
Насмеявшись вдоволь, Геринг сказал:
- Даже здесь, в мире, который несомненно является продуктом науки,
сторонники сверхъестественного не прекращают своей болтовни. Но хватит об
этом! Перейдем к более практическим и насущным вопросам. Вы не передумали?
Вы готовы перейти ко мне на службу?
Бартон ответил, сверкнув глазами:
- Я никогда не буду подчиняться человеку, который насилует женщин.
Более того, у меня есть одна неприятная, с вашей точки зрения, слабость: я
уважаю евреев.
Геринг напыжился и хрипло закричал:
- Хорошо же! Я о многом размышлял. Я надеялся... что ж... у меня
много хлопот с этим римлянином. Если дать ему волю, то вы увидели бы, как
милосерден я по отношению к вам - к рабам. Вы не знаете этого римского
волка. Только мое вмешательство спасает одного из вас от мучительной
смерти каждый вечер ради его развлечения.
В полдень оба вернулись к своей работе среди холмов. В этот день им
не представилось возможности переговорить ни с Таргоффом, ни с кем-нибудь
из рабов, поскольку они работали отдельно от других невольников. Они даже
не осмеливались окликнуть кого-нибудь из знакомых им рабов, так как за
этим могло последовать жестокое избиение.
Вечером, вернувшись в загон, Бартон рассказал другим обо всем, что
произошло.
- Скорее всего, Таргофф не поверит моему рассказу. Он будет думать,
что мы провокаторы. В любом случае, даже если он не уверен в этом, он не
будет нам доверять, дабы не рисковать. Поэтому сейчас между нами возникнут
затруднения. Очень плохо, что все так получилось. Побег, намеченный на
сегодняшний вечер, надо отменить.
Пока особых неприятностей не было. Израильтяне отходили от Бартона и
Фригейта, как только те пытались заговорить с ними. Наступил вечер.
Показались звезды, и загон рабов залил свет, почти такой же яркий, как
свет полной луны на утраченной Земле.
Узники оставались внутри бараков и тихо переговаривались между собой.
Несмотря на страшную усталость, никто не мог уснуть. Стражники, должно
быть, тоже ощущали эту напряженность, хотя и не могли ни видеть, ни
слышать людей внизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Германии и не беглец, арестованный лейтенантом Джеромом Шапиро. Каково?
Эппенштейн и Шапиро? Ха!!! И вы уже не Герман Геринг, который покончил с
собой, проглотив цианистый калий во время трибунала, судившего его за все
преступления, совершенные им против человечества!
Геринг набил трубку табаком и тихо произнес:
- Вы определенно очень много знаете обо мне. Я думаю, что я должен
быть этим польщен. По крайней мере, меня не забыли в грядущем.
- Вообще говоря, да, - кивнул Фригейт. - Вы действительно создали
себе репутацию зловещего шута, банкрота и подхалима.
Бартон был поражен. Он не ожидал, что этот парень будет так держаться
перед тем, кто властвует над его жизнью и смертью и кто так гнусно
обращается с ним, держа его в рабстве. Но может быть, Фригейт надеялся,
что его убьют? Или, вероятно, он играет на любопытстве немца?
- Растолкуйте-ка поподробнее ваше заявление, - попросил, улыбаясь,
Геринг. - Вернее, ту его часть, которая касается моей репутации. Каждый
выдающийся человек ждет того, что он будет обруган безмозглыми массами
после своей смерти. Объясните, почему я не тот же человек?
Фригейт пожал плечами и произнес:
- Вы продукт-гибрид записывающего устройства и преобразователя
"энергия-материя". Вы были воспроизведены с памятью мертвеца Германа
Геринга. Ваши клетки - копии клеток его тела. У вас есть все, что было у
него. Поэтому-то вы и полагаете, что вы Геринг. Но вы-то им не являетесь!
Вы копия, дубликат - и в этом все дело! Настоящий Геринг - это молекулы
вещества, поглощенные почвой и воздухом, оттуда - растениями, затем -
животными, потом - плотью людей и снова вернувшиеся в почву в виде
экскрементов - и так вечно.
Вы, стоящий предо мною человек, не более подлинник, чем запись на
диске или ленте по сравнению с первоначальным голосом, чем при
воспроизведении записи по сравнению с колебаниями, исторгнутыми ртом
человека.
Бартон понимал, о чем идет речь, так как он видел как-то фонограф
Эдисона. Это было в Париже в 1838 году. Сейчас он почувствовал себя
глубоко оскорбленным, по сути изнасилованным, этими откровениями Фригейта.
Широко раскрытые от изумления глаза Геринга и раскрасневшееся лицо
говорили о том, что эти слова глубоко обидели и его.
Заикаясь, немец выдавил:
- И зачем же этим существам доставлять себе такие хлопоты? Неужели
только ради того, чтобы полюбоваться этими копиями?
Фригейт пожал плечами:
- Откуда мне знать.
Геринг, тяжело дыша, поднялся и, тыча черенком трубки в сторону
американца, заорал по-немецки:
- Ты лжешь! Ты лжешь, грязная собака!
Фригейт сжался, словно ожидая, что его снова ударят по почкам, но все
же нашел в себе силы, чтобы сказать:
- Я должен быть прав. Конечно, вы не обязаны верить этому - ведь
доказательств у меня нет. И я прекрасно понимаю ваши чувства. Я знаю, что
я - Питер Джайрус Фригейт, родившийся в 1918 году и умерший в 2008 году.
Но логика подсказывает, и я вынужден этому верить, что по сути я всего
лишь существо, располагающее воспоминаниями того Фригейта, который никогда
не будет больше существовать. Он не может восстать из мертвых!!! В
некотором смысле можно считать, что я сын того Фригейта. Не плоть от
плоти, кровь от крови, а разум от разума! Ведь я - не человек, рожденный
женщиной. Я - внебрачный ребенок науки и машины. Если только не...
- Что если только? - грозно спросил Геринг.
- Если только здесь не присутствует некоторое реально существующее
"Нечто", прилагаемое к человеческому телу. Некоторое "Нечто", составляющее
суть человеческого существа. Я имею в виду, что оно вмещает в себя все то,
что делает личность такой, какая она есть, и когда тело разрушается, это
"Нечто" продолжает существовать. Так что если тело еще раз будет
воспроизведено, это "Нечто", хранящее в себе суть личности, может быть
снова приложено к телу. И тогда будет перезаписано все, что содержится в
индивидуальности. И таким образом первоначальная особа будет живой снова.
Она уже не будет просто дубликатом.
Бартон улыбнулся:
- Ради Бога, Фригейт! Неужели вы имеете в виду "душу"?
Фригейт кивнул головой и произнес:
- Или нечто аналогичное "душе". "Нечто", которое первобытные люди
неосознанно ощущали и называли душой.
Геринг начал во все горло хохотать. Бартон тоже рассмеялся бы, но он
не хотел оказывать немцу какую-либо поддержку - ни моральную, ни
интеллектуальную.
Насмеявшись вдоволь, Геринг сказал:
- Даже здесь, в мире, который несомненно является продуктом науки,
сторонники сверхъестественного не прекращают своей болтовни. Но хватит об
этом! Перейдем к более практическим и насущным вопросам. Вы не передумали?
Вы готовы перейти ко мне на службу?
Бартон ответил, сверкнув глазами:
- Я никогда не буду подчиняться человеку, который насилует женщин.
Более того, у меня есть одна неприятная, с вашей точки зрения, слабость: я
уважаю евреев.
Геринг напыжился и хрипло закричал:
- Хорошо же! Я о многом размышлял. Я надеялся... что ж... у меня
много хлопот с этим римлянином. Если дать ему волю, то вы увидели бы, как
милосерден я по отношению к вам - к рабам. Вы не знаете этого римского
волка. Только мое вмешательство спасает одного из вас от мучительной
смерти каждый вечер ради его развлечения.
В полдень оба вернулись к своей работе среди холмов. В этот день им
не представилось возможности переговорить ни с Таргоффом, ни с кем-нибудь
из рабов, поскольку они работали отдельно от других невольников. Они даже
не осмеливались окликнуть кого-нибудь из знакомых им рабов, так как за
этим могло последовать жестокое избиение.
Вечером, вернувшись в загон, Бартон рассказал другим обо всем, что
произошло.
- Скорее всего, Таргофф не поверит моему рассказу. Он будет думать,
что мы провокаторы. В любом случае, даже если он не уверен в этом, он не
будет нам доверять, дабы не рисковать. Поэтому сейчас между нами возникнут
затруднения. Очень плохо, что все так получилось. Побег, намеченный на
сегодняшний вечер, надо отменить.
Пока особых неприятностей не было. Израильтяне отходили от Бартона и
Фригейта, как только те пытались заговорить с ними. Наступил вечер.
Показались звезды, и загон рабов залил свет, почти такой же яркий, как
свет полной луны на утраченной Земле.
Узники оставались внутри бараков и тихо переговаривались между собой.
Несмотря на страшную усталость, никто не мог уснуть. Стражники, должно
быть, тоже ощущали эту напряженность, хотя и не могли ни видеть, ни
слышать людей внизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72