Поскольку ни до чего додуматься я не смог, то просто выкинул из
головы таинственную историю с Крысиной Мордой и его телохранителями.
То же касалось и главной и всеобъемлющей тайны - кто я такой и как
сюда попал; раз сделать ничего нельзя, то не стоит и волноваться. Подумав
немного, я решил, что нахожусь примерно в таком же положении, как и все
люди на свете: мы не знаем, кто мы такие, откуда взялись и зачем тут
пребываем. Моя дилемма была просто поновее, но по сути ничем не отличалась
от общей.
Одна вещь (может быть, даже единственная), которую я усвоил в
семинарии, заключалась в том, чтобы хладнокровно смотреть в лицо
древнейшей тайне жизни и не огорчаться своей неспособностью эту тайну
разгадать. Честные священники и проповедники лишены утешения религии;
вместо этого им приходится жить, довольствуясь суровой наградой, даваемой
философией. Я никогда не был настоящим метафизиком, но все же научился не
волноваться из-за вещей, изменить которые не в силах.
Много времени я проводил в библиотеке или в шезлонге на палубе,
читая, и с каждым днем почерпывал что-то новое об этом мире и ощущал себя
в нем все более уверенно. Золотые счастливые дни бежали быстро, точно сны
моего далекого детства.
И каждый день была Маргрета.
Я чувствовал себя мальчуганом, впервые испытавшим приступ щенячьей
влюбленности.
То был очень странный роман. Мы не могли разговаривать о любви.
Возможно, это я не мог, а она просто молчала. Каждый день она была для
меня прислугой (как и для других гостей-пассажиров)... и "мамочкой" (и для
других тоже? Не думаю... не знаю точно). Отношения наши были теплые, но не
интимные. Но ежедневно, в течение нескольких минут, когда я "платил" ей за
услуги типа завязывания бабочки, она превращалась в удивительно нежную и
невообразимо страстную возлюбленную.
Но только на эти мгновения.
В другое время я был для нее "мистер Грэхем", она называла меня "сэр"
- дружелюбно, тепло, но не интимно. Она охотно болтала со мной, но только
стоя у открытой двери; частенько делилась корабельными сплетнями. Ее
манеры всегда были манерами отлично вышколенной горничной... Поправка:
безукоризненными манерами члена команды, отвечающего за обслуживание
пассажиров. Каждый день я узнавал о ней что-то новое. И не мог отыскать в
ней ни единого изъяна.
Для меня день начинался с того момента, когда я встречал ее, - это
бывало обычно, когда я шел завтракать и сталкивался с Маргретой либо в
коридоре, либо видел ее в открытую дверь каюты, которую она прибирала...
Всего лишь: "Доброе утро, Маргрета" и "Доброе утро, мистер Грэхем" - но
солнце для меня вставало лишь после этого.
За день я виделся с ней несколько раз, но вершиной наших встреч
становился ритуал завязывания галстука-бабочки.
Потом я обычно видел ее мельком после обеда. Сразу же после него я на
несколько минут возвращался в каюту, чтобы освежиться перед вечерними
развлечениями - танцами в гостиной, концертом, игрой или очередным походом
в библиотеку. В это время Маргрета нередко находилась где-то в носовой
части коридора правого ряда кают палубы "С": стелила постели, споласкивала
ванны и так далее - словом, подготавливала каюты своих "гостей" к ночному
сну. И опять я говорил ей: "Привет" - а потом ждал в своей каюте, куда она
приходила, чтобы постелить мне постель и спросить: "Вам что-нибудь
понадобится еще вечером, сэр?" А я неизменно улыбался и отвечал:
"Решительно ничего, Маргрета. Большое спасибо". В ответ она желала мне
спокойной ночи и добрых сновидений. Этим и заканчивался мой день - чем я
занимался до той минуты, когда засыпал, значения уже не имело.
Конечно, мне так и хотелось - каждый день! - сказать ей: "Ты же
знаешь, что мне нужно". Но я не мог. In primus: [во-первых (лат.)] я был
женат. Правда, моя жена затерялась где-то в другом мире (или это я
затерялся?), но нет освобождения от священных уз брака по сию сторону
могилы. Item: [так же (лат.)] любовная связь Маргреты (если таковая имела
место) была с Грэхемом, роль которого я лишь исполнял. Я был не в
состоянии отказаться от вечернего поцелуя (не ангел же я, в конце концов),
но, если я хотел остаться чистым перед моей любовью, я не имел права пойти
дальше. Item: благородный человек не может предложить объекту своей любви
нечто меньшее, чем брак, а я этого не мог сделать ни с правовой точки
зрения, ни тем более с моральной.
Так что сладость золотых денечков отдавала горечью. Каждый из них
приближал меня к неизбежной минуте, когда я расстанусь с Маргретой и почти
наверняка не увижу ее более никогда.
Я даже не имел права намекнуть ей, как велика эта потеря для меня.
И в то же время моя любовь отнюдь не была столь альтруистической,
чтоб я надеялся, будто расставание со мной не принесет Маргрете особого
горя. В низости своей, будучи эгоистичен, как мальчишка, я тешил себя
надеждой, что она будет страдать в разлуке не меньше, чем я сам. Такова уж
эта "щенячья" влюбленность! В качестве извинения могу привести лишь тот
факт, что мне лично была известна лишь "любовь" женщины, которая любила
Иисуса столь сильно, что на привязанность к существу из плоти и крови у
нее чувств уже не оставалось.
Прошло уже десять дней с тех пор, как мы покинули Папеэте, и Мексика
должна была уже вот-вот показаться из-за горизонта, когда наша зыбкая
идиллия вдруг рухнула. Вот уже несколько дней Маргрета стала как-то
отдаляться от меня. Обвинить ее ни в чем я не мог, так как не располагал
никакими конкретными фактами, и уж конечно не было ничего такого, что дало
бы мне право жаловаться на нее. Кризис наступил вечером, в тот момент,
когда она, как обычно, завязывала мне бабочку.
Как всегда, я улыбнулся, сказал "спасибо" и поцеловал ее.
Затем отстранился, все еще продолжая держать ее в объятиях, и
спросил:
- Что случилось? Я же знаю, что ты можешь целоваться куда лучше. У
меня дурно пахнет изо рта?
На что она холодно ответила:
- Мистер Грэхем, я думаю, нам лучше с этим покончить навсегда.
- Итак, я уже "мистер Грэхем". Маргрета, в чем я перед тобой
провинился?
- Ни в чем.
- Но тогда... Моя дорогая, ты плачешь?!
- Извините. Я не смогла удержаться.
Я вынул носовой платок, вытер ей глаза и мягко сказал:
- Я и предполагать не мог, что когда-нибудь обижу тебя. Ты должна мне
сказать, в чем дело, чтобы я постарался исправить причиненное тебе зло.
- Раз вы не понимаете этого сами, сэр, я не вижу возможности вам
что-то объяснить.
- Все же попытайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115